Читаем без скачивания День без Смерти (сборник) - Леонид Кудрявцев

— Я предлагаю следующий план действий, — говорит он. — Прежде всего мы должны понизить орбиту и обследовать планету сверху. Потом один и нас пойдет вниз и соберет образцы. После его воз вращения на корабль мы подумаем, что делать дальше.

— В принципе согласен, — говорю я своему капитану Никитину. — Только непонятно, зачем укорачивать орбиту. Она и так достаточно низкая. Кроме того, за те несколько часов, пока мы спорили, куда мы попали, как мы сюда попали и кто виноват в том что мы попали именно сюда, бортовые приборы собрали достаточное количество информации. Мы просто просмотрим запись.

— Вот как? — говорит он. — Значит, бортовые приборы все это время вели наблюдения?

— Да, — говорю я. — Так уж они устроены.

— Жаль, что человек устроен иначе, — говорит мне мой капитан Никитин, и мы вместе начинаем расшифровывать ленту, которая по моему приказу послушно ползет из выходного устройства походной лаборатории.

Первой идет информация о звезде. Так, мол, и так, солнце здешнее хоть и здоровое, но слабенькое, принадлежит к спектральному классу К (будто это и невооруженным глазом не видно), одиночное оно (тоже мне новость), излучает что-то очень уж много в радиодиапазоне (еще бы — все локаторы нам забило) и так далее, остальные анкетные данные. Что взрываться пока оно вроде не собирается, нейтринные потоки в норме, радиационная обстановка благоприятная и протонных вспышек не предвидится.

Потом следует описание системы. Что состоит упомянутая система из пятнадцати больших планет, из них шесть настоящих, а остальные уранообразные протопланеты, что у всех планет, вместе взятых, насчитывается 84 спутника с поперечником более километра, что астероидных поясов, как в Солнечной системе, здесь не имеется, а есть всего 246 малых планет, обращающихся по самым разнообразным орбитам, что такого явления, как кометы, здесь не наблюдается, зато есть около десятка регулярных метеорных потоков.

Затем, на следующих восьми метрах ленты, дается краткая характеристика планеты, вблизи которой мы находимся. Планета эта, оказывается, настоящая, землевидная, немного побольше размерами, покрытая сушей и водяной оболочкой. Атмосфера здесь толстая, эквивалентная высота тридцать километров, кислорода много, азота тоже и некоторое количество углекислого газа. Точь-в-точь земная атмосфера. Свободные молекулы кислорода создаются антиокислительной деятельностью растений, покрывающих большую часть суши. Растения здесь встречаются разных неизвестных ранее видов (удивительно, не правда ли?) и достигают иногда ста метров высоты. Фауна довольно скудна, самые высокоразвитые животные находятся приблизительно на уровне наших земноводных, но зато здесь обитает разумная прямостоящая раса двуногих гуманоидов, у которых есть даже собственный звездолетный парк и порт недалеко от экватора.

Дойдя до этого места, мы с Никитиным чуть не подпрыгнули.

— Ничего себе, населенная планета! — говорю я.

— А я уже хотел садиться на маршевом двигателе, — говорит он. — Придется все-таки посылать бот.

И мы снова склоняемся над лентой.

— Постой, капитан, — говорю я вдруг. — А откуда же здесь люди, если самые развитые животные находятся на уровне земноводных?

Никитин некоторое время размышляет.

— По-видимому, это колония, — говорит он наконец.

— Черт побери! — говорю я. — Даже здесь колония! Когда же рухнет наконец эта постылая колониальная система?

— Погодите, — говорит мне мой капитан Никитин. — Давайте смотреть дальше.

Мы снова склоняемся над лентой, ползущей из аппарата, и узнаем, что это действительно колония, потому что численность населения всего 21 человек. Потом мы узнаем кое-что об их цивилизации, включая устройство звездолетов и жилищ, а также длины волн, на которых работают их радиомаяки. Потом мы видим, что экспресс-лаборатории удалось перехватить передачу одного из таких маяков и даже расшифровать язык, на котором она велась (“Могучая у вас лаборатория”, — замечает в этом мест капитан Никитин), а через несколько сантиметров ленты мы понимаем, что этот язык — русский.

Некоторое время мы молчим, не в силах что-нибудь сказать, настолько это не укладывается в сознании.

— Здесь — наша колония? — говорит наконец капитан Никитин.

— Невероятно!

— Ваша аппаратура что-то напутала, — говорит мне капитан Никитин. — Пусть мы даже провалились в придуманный вами пространственный туннель. Но чтобы здесь оказалась наша колония! Ваши приборы просто-напросто перегрелись.

Тут мне в голову приходит отличная идея. Ведь если это земная колония, а иначе быть не может, потому что так говорят приборы и врать они не умеют, — то она должна быть зарегистрирована. Я лезу в справочник.

Разумеется, там ничего нет.

Капитану Никитину, по-видимому, тоже приходит в голову блестящая мысль.

— Вдруг это был туннель не в пространстве, а во времени? — говорит он. — Вдруг нас забросило на миллион лет в будущее? Как вы сами понимаете, такое предположение никуда не годится.

— А язык? — говорю я. — Язык-то должен был измениться!

Некоторое время он молчит, а потом говорит:

— Вы, кажется, правы, штурман Буров. Но споры нам ничего не дадут. Необходимо высаживаться.

Разумеется, он тоже прав. Я начинаю расстегивать привязную систему.

— Спокойно, штурман, — говорит он. — Бот поведу я.

От неожиданности я теряю всякую способность возражать.

— Но как же…

Он улыбается зловредной капитанской улыбкой.

— Вы опять забыли устав, штурман Буров. В уставе сказано, что над незнакомой планетой нельзя оставлять корабль без присмотра. Кто-то должен остаться, и право выбора принадлежит капитану.

И опять, разумеется, он прав. К счастью, я вовремя вспоминаю его недостойное поведение при метеоритной атаке, отстегиваюсь от привязных ремней и бегу к шлюзу, совершая тем самым тяжкий дисциплинарный проступок и слыша за своей спиной возмущенные вопли капитана Никитина. Но ему остаются только телесистемы, чтобы наблюдать, как я запираюсь в шлюзовой камере, как погружаюсь и как бот падает в небо планеты.

7. Встреча в подпространстве

Тьма впереди быстро сгущалась, принимая облик упругой непроницаемой стены. Когда носовая часть размазанного по пространству звездолета, дотронувшись до преграды, отпрянула, как щупальце биоробота от потока плазмы, полномочный представитель Бюро Наказаний Луус сообразил, что произошло. Через подпространство шел сейчас еще чей-то корабль. И он двигался навстречу.

Термин “полет в подпространстве” употребляется для наглядного обозначения волновых методов перемещения, когда корабль расплывается гравитационными волнами, собирающимися вновь в заранее намеченной точке. Если часть Вселенной, окружающую финиш, занимает другой расплывшийся звездолет, дело плохо, так как волновые “пакеты”, во избежание Суперпозиции, не должны проходить друг сквозь друга. К счастью, Галактический Устав дает простой выход из затруднительной ситуации.

Когда нудная процедура Обмена была окончена, Луус, в порядке проверки степени усвоения собственных мыслей чужим мозгом, попытался припомнить задание, по которому был послан. Кажется, сложный Цикл преступлений, связанный с ветвлением, парадоксами, многократным раздвоением Личности. Превосходно Преступники не уйдут от Наказания.

Луус по опыту знал, что чужой мозг очень быстро усвоит всю информацию, вложенную в него при Обмене. Еще он знал, что во время Обмена памятные кристаллы звездолетов также меняются содержимым и что сразу же по прибытии он сможет ознакомиться с заданием во всех подробностях.

Луус лишь не знал, что тот, с кем он сейчас обменялся, и был Роооз, объект Наказания.

8. На поверхности

И вот через полчаса я уже стою в лесу в нормальном ньютоновом поле, и что, по-вашему — соображаю, как быстрей добраться до порта? Ничего подобного — стою, как последний на Земле тунеядец, торопиться которому некуда, и глазею сквозь иллюминатор скафандра на собственный посадочный бот, элегантно свисающий с местного дерева, издали напоминающего развесистую клюкву и одновременно баобаб с картины какого-нибудь современного живописца. Но вблизи оно уже ни на что не похоже потому что крона у него сплошная. И весь лес такой. Стволы как стволы — красивые, красные до блеска а зеленые кроны хоть и прозрачные, но сплошные. Никаких листьев или веточек. Сплошные и прозрачные, как пластмасса. Словом — “растения неизвестных ранее видов”.

Потом я вновь прикидываю на глаз расстояние до последней ступеньки тридцатиметровой веревочной лестницы и еще раз удивляюсь, что ничего себе не сломал, потому что метров сто? По кронам ведь тоже не пройдешь — они хоть и сплошные, но вязкие, как высыхающий клей. Пришлось бы парашют надевать.