Читаем без скачивания За гранью - Алексей Шепелёв

Прова Бог силенкой не обидел, да и половые у него были ребята крепкие, может быть, и вытолкали бы Федора без лишнего шума, да на беду ноги у Дрозда изрядно заплелись, так что он повалился, опрокинув стол, за которым сидели Стёпка Скрипсков, Фока Михайлов, да крещеный татарин Алексий, охотно откликающийся на бусурманское своё имя Ахметка — тоже выпить не дурак. Фока, натурально, поднял Федора с пола, да и дал тому в грызло, так что колымажник отлетел на другой столик, за которым к русской кухне приобщались остановившиеся в трактире иноземные гости: двое мужчин среднего возраста и отрок лет двенадцати.

Вообще-то, иноземцам в трактире Жеребца было взяться вроде бы неоткуда: с тех пор, как во время Смуты пожгли Немецкую слободу, что за Яузой, московская немчура селилась у Покровских ворот, близь покровительствовавших им бояр Матвеевых. Соответственно, и приезжие иноземцы выбирали для постоя трактиры поближе к житью соотечественников: после Смуты европейцев на Руси не шибко жаловали.

Но, как бы то ни было, эти приезжие избрали местом проживания Рабад — видать, были не робкого десятка. Что младший из мужчин — смуглый черноволосый крепыш тут же лишний раз и доказал: пробормотав что-то непонятное (что с немчуры возьмешь), привстал и пинком отправил Федора обратно в объятия Фоки. Пинок придал санных дел мастеру такое ускорение, что изрядно нагрузившийся Фока не смог удержаться на ногах и повалился на пол, заодно вторично опрокинув Алексия-Ахметку.

— Charles, qu'est-ce que tu fais, tiens-toi dans les mains! [18] — воскликнул старший из иностранцев — на вид уже достигший сорокалетия, с бледным лицом и изрядно тронутыми сединою черными волосами. Судя по небольшому шраму от пули на левом виске, ему приходилось бывать в переделках, и эти его слова были вызваны отнюдь не трусостью.

— Mille tonnerres, comte, dois-je voir comment celui-ci villain grimpe pour la table chez nous? [19]- возмущенно ответил смуглый.

— Шо, немчура, совсем оборзели? — сжимая кулаки, шагнул вперед Степка. — Понаехали, так ещё и наших бить? Шалишь, ноне царь-батюшка запретил вам дома на Москве покупать да кирхи свои поганые в городе ставить. Погодь, ужо скоро пустим вам кровя.

Смуглый иностранец вряд ли понимал по-русски и смысл Степкиных слов не дошел до его сознания. Однако намерения работника в мясной лавки были вполне понятны и без слов, поэтому Шарль легко соскочил со скамьи навстречу новому врагу. Удар москвича правой рукой иноземец остановил предплечьем своей левой, а затем его правый кулак въехал в Степкин живот, заставив того согнуться от боли. Шарль тут же ударил еще раз правой, теперь снизу в лицо. Скрипсков распрямился, из разбитого носа на рубаху капала кровь. Третий удар: от плеча, с разворота отправил парня в проход между столами.

В полной тишине, недобро улыбаясь, с табуретов и лавок поднялось полтора десятка человек. Кто-то сжимал в руке за ножку тяжелый табурет, а кто-то нервно тискал в руке нож.

— Planche, Ethien! — воскликнул Шарль. На его зов откуда-то выскочили двое в простой одежде, по всей видимости, слуги. — Protegez Raoul. [20]

— Charles, seulement passerons-nous de l'arme, [21] — черноволосый уже стоял рядом со своим сотрапезником.

— Comte, je n'ai pas l'intention de salir mon epee sur cette canaille. Je pense, quelques coups de poing solides seront assez. [22]

Понимая, что сейчас драка захлестнет весь трактир, Жеребец не стал в неё вмешиваться — себе дороже. И без него желающих помахать руками было более чем достаточно.

Черноволосый вместе со слугами, отбиваясь от наседающих пьянчуг, оберегая отрока, пробивались к лестнице наверх, в комнаты. Шарль же бросился в гущу боя, отвлекая на себя основные силы. В какой-то момент двоим парням-хлебникам удалось схватить его за руки, но ничего хорошего из этого не вышло: сначала он, повиснув на них, хорошенько пнул каблуками в лицо двух других драчунов, вознамерившихся бить вроде как скрученного врага, а затем резко дернул свои руки вверх и тут же вниз и так ударил державших его по тайному уду, что им сразу стало не до драки. Но в следующий момент обстоятельства переменились: перед Шарлем оказался Прохор, кузнец из соседнего села Семчинское, что возле Зачатьевского монастыря, сумрачный мужик немерянной силы. Иноземец ударил первым, но Прохор только мотнул головой и в свою очередь врезал супротивнику в грудь. Пролетев несколько метров, Шарль грохнулся на столик, за которым, не обращая внимания на творящиеся вокруг бесчинства мирно беседовало двое мужчин.

— Puis-je vous aider, monsieur? [23]- осведомился один из них у Шарля на чистейшем французском языке.

— Si cela ne vous embarrassera pas, [24], — пробормотал приходящий в себя после жестокого удара француз.

— Pas du tout, monsieur, [25] — успокоил его незнакомец и, переходя на английский, обратился к своему собеседнику: — Harry, would you like to wait until I solve the problem. [26]

— O, no, Ulrih. I shell help you. [27]

Неожиданные союзники поднялись из-за стола. Гарри оказался крепким мужчиной одних лет с графом, а вот тот, кто первым предложил свою помощь — настоящим великаном. Даже Прохор перед ним выглядел жидковато.

— А ну, тихо, — рявкнул гигант на весь трактир громовым голосом — и драка сразу прекратилась. — Погуляли — и будет, пора честь знать. А ежели кто тумаков не добрал — то могу в Разбойный приказ отправить, там кат добавит так, что мало не покажется.

Уверенная речь, огромная физическая сила и богатый кафтан говорящего (поди, какой ближний слуга большого боярина, а то и самого царя-батюшки али Святейшего Патриарха, недаром и перстень вон золотой на левой руке) сделали своё дело. Ворча и озираясь, народишко стал медленно пятиться — кто к своим столам, а кто и к двери. Впрочем, у дверей по знаку Жеребца их встречали половые. Хочешь идти домой — иди, только сначала расплатись честь по чести за выпитое, съеденное и сломанное.

— Господа, благодарю вас за помощь. Позвольте представиться: Шарль де Батц, д'Артаньян, де Кастельмор, лейтенант мушкетеров Его Величества Короля Франции роты Его Высокопреосвященства господина кардинала. Мой спутник — граф де Рошфор, а это — мой воспитанник Рауль Кларик, виконт де Бражелон.

— Я Ульрих фон Лорингер, а это — мистер Гарри Бульмерр.

— Очень приятно. Полагаю, наше знакомство надо отметить. Господа, может быть, вы составите нам компанию?

— Отчего же нет, просим вас за наш стол, ваш в этой суматохе немножко пострадал.

Сказано было ещё очень мягко. Лейтенант недовольно поглядел на перевернутый столик. Вся еда и выпивка, разумеется, оказалась на полу.

— Я думаю, лучше поднимемся наверх, в наши комнаты…

Провожаемые хмурыми взглядами иноземцы прошествовали на второй этаж.

— Пров, а кто воин сей? — полюбопытствовал кто-то из оставшихся гостей, когда за ушедшими закрылись двери.

— Ульян Иваныч Лорингер, из литовских людей был, а теперь — полуполковник Пушкарского приказу, — откликнулся трактирщик. — Говорят, нынче в силе, на суде супротив самого Михайлы Борисовича Шеина свидетельствовал.

— Супротив Шеина-то баить в суде силы не надобно, — вздохнул еще кто-то. — Там уж всё заранее решено было…

— Э, Ивашка, пустое глаголешь, — Пров вместе с половыми уже обносил всех чарками, — облаять-то Шеина многие горазды были, а вот дело сказать — это мало кто мог. Шеин-то вишь, что-то не так с пушками распорядился под Смоленском. Ульян-то ему объяснить пытался, он в пушках большой дока, да разве ж Михайло Борисыч кого слушал? Такой уж гордый боярин был… Он Ульяна хотел сгоряча плетью двинуть, а тот его сам как двинул — воевода и сел посреди лужи. Бирючей шеинских раскидал и в Москву поспешил — бить челом царю-батюшке. Ну а уж тут бояре-то давно зуб на Шеина точили, доложили Михаилу-то Федоровичу в лучшем виде. Ну, царь-батюшка его уж после полуполковником и пожаловал.

— Да уж, — заключил Степка Скрипсков, рукавом рубахи утирая с рыла кровь, — с таким-то лучше не связываться. И силища невпроворот, и, видать, смелый воин, и в милости. Либо нутро всё отобьёт, либо в Танбов али в Козлов отправит, за крымчаками бдить. Слава Богу, сёдни обошлось…

Д'Артаньян и Рошфор неплохо говорили по-английски, Бульмерр немного знал французский, Ульрих же свободно разговаривал на обоих языках.

— В моём замке было много книг на разных языках, а я любил читать. Вот и пришлось изучать разнообразную речь. Особенно трудно мне давалась латынь, но надо же было чем-то занимать свою скучную жизнь.

— Вы совершенно правы, Ульрих. Я тоже всегда говорил, что наша жизнь — неимоверная скука, — согласился лейтенант. — А ваш земляк Уилл, — обратился он к Гарри, — убеждал меня, что через несколько сотен лет о нашем времени будут говорить, как о полном страстей и приключений, а про меня, представьте себе, господа, про меня, напишут пьесу.