Читаем без скачивания Карл Великий (Небесный град Карла Великого) - Анна Ветлугина

Я захотел подняться. Почему-то это не получилось. Прежняя расплывчатая мгла окрасилась красными пятнами — в саксонском поселении что-то горело. Потом мне захотелось спать, но кто-то начал отчаянно трясти меня за плечо. Надо мной замаячило лицо Виллибада. Тот яростно выпучивал глаза, смешно по-рыбьи разевал рот, но звуков не было. Тут что-то оглушительно загудело у меня в ушах. Голову обожгла волна боли, и я услышал далёкие, совершенно бешеные крики:

— Афонсо! Вставай немедленно, не то окажешься в чистилище!

Я встал и, не разбирая дороги, побрёл к воротам, у которых образовалась свалка. Несколько саксов, стоя в проёме, остервенело махали топорами, но франки всё же теснили их. Звон оружия доносился до меня еле слышно, от этого казалось, будто я сплю и вижу красочный сон. Оглянулся поискать короля или хотя бы кого-нибудь из знакомых. Неподалёку стояла телега с таранами, около неё — несколько человек. Они разговаривали, но до меня не долетало ни слова.

Я снял шлем, осмотрел его. На левой стороне виднелась крохотная вмятинка, скорее всего, от стрелы. Без шлема я бы точно не уцелел при таком попадании.

Когда я снова повернулся к воротам — бой закончился. Франкские воины входили внутрь. Подозвав Тропинку, я с трудом вскарабкался на неё и поехал следом.

Улицы в саксонском поселении были вымощены досками, дома — тоже большей частью деревянные, кое-где украшенные резьбой. Один из домов горел, испуская клубы дыма. Его пытались потушить франкские воины.

Местные жители попрятались. Но вот впереди показалась площадь. Подъехав, я увидел, что она запружена народом, а посередине на коне неподвижно возвышается Карл. Гудение в ушах немного поутихло, и до меня донёсся голос Борнгарда:

   — ...а также двенадцать заложников из знатных родов для гарантии мира...

Кто-то из местных переводил его слова на саксонское наречие. Бородатые длинноволосые мужчины угрюмо внимали. Серые бока королевского жеребца отливали металлом, сверкали в отблесках огня доспехи короля. Роскошный сине-зелёный плащ струился по его плечам, а голову венчали золотой франкский обруч, украшенный самоцветами, и железная корона лангобардов.

   — Это должно произойти прямо сейчас, — продолжал Борнгард и вдруг гаркнул: — Ну? Король ждёт!

Толмач перевёл. Несколько наших всадников подъехали к толпе, обнажив мечи. Саксы продолжали стоять неподвижно. Напряжение росло. Из толпы, склонив голову, медленно вышел рослый человек с серебряной цепью на шее и приблизился к королю. Тот молчал, оставаясь недвижимым, и глядел словно куда-то сквозь сакса.

   — На колени! — взревел Борнгард. Сакс остановился напротив Карла, видимо, не понимая слов. Переводчик подошёл к нему и шепнул что-то на ухо. Но тот даже не пошевелился.

Несколько франкских воинов спешились и двинулись к нему. Тогда из толпы начали выходить другие саксы в богатых одеждах. Они взяли великана за руки, вместе с ним преклонили колени, после чего всех вышедших (а их всё же набралось двенадцать) увели франки.

Борнгард возгласил:

   — Сейчас будет зачитан королевский капитулярий!

Выехал со свитком глашатай, обладающий на редкость пронзительным голосом, и начал зачитывать, постоянно делая паузы для переводчика:

— «Решено всеми, чтобы церкви Христовы, которые строятся теперь в Саксонии во имя истинного Бога, пользовались большим, а отнюдь не меньшим почётом, нежели прежде идольские капища. Кто ворвётся в церковь силою или возьмёт оттуда что-либо силою или тайком, или сожжёт самую церковь, — да будет казнён смертью.

Кто по неуважению к христианской вере нарушит пост святой четыредесятницы, поев мяса, — будет казнён смертью; но священник должен принять в соображение, не был ли преступник вынужден какою-либо необходимостью есть мясо. Кто сожжёт по языческому обряду тело умершего и обратит в пепел его кости, — будет казнён смертью.

Кто из племени саксонского будет впредь уклоняться от крещения, не явится для совершения над ним этого таинства, желая оставаться в языческой вере, — будет казнён смертью.

Кто принесёт человека в жертву диаволу по обычаю язычников, — будет казнён смертью.

Кто вступит в заговор с язычником против христиан или будет упорствовать во вражде к христианам, — казнится смертью; всякий, кто тайно будет содействовать предприятиям, враждебным государю и роду христианскому, — будет казнён смертью.

Подлежит смертной казни всякий, кто нарушит верность государю королю.

Кто же, совершив вышеуказанные преступления, добровольно явится к священнику, и, исповедавшись, подвергнется эпитимии, а священник засвидетельствует это, да избавится от смертной казни».

...Мы покидали Зигбург под пронзительными угрюмыми взглядами саксов. В городе для поддержания порядка оставался сильный гарнизон.

Наш путь лежал в Эресбург, откуда саксов уже выбила дружина Герольда. Мой слух почти восстановился после удара по шлему. Чувствовал я себя, правда, весьма нездоровым. В голове стоял туман и всё время подташнивало.

Карл, ехавший неподалёку от меня, разговаривал со своими военачальниками крайне оживлённо, но взгляд его был мрачен — никаких искорок.

   — Они понимают только силу, ты прав, дорогой Роланд! Если овцы идут в пропасть — пастух должен взять хворостину, а не верить их блеянию. Но мы всё равно обратим их и приведём к спасению.

   — Ваше Величество, — осторожно произнёс Борнгард, — боюсь, вера их предков слишком сильна. Их проще уничтожить, чем обратить, и...

   — Господь не допустит этого, — прервал его Карл, — они станут добрыми христианами. Аминь.

Никто не решился продолжить столь резко оконченный разговор. Тягостное молчание нарушил сам король, обратившись ко мне:

   — Афонсо, ты ещё не успел описать взятие Зигбурга?

   — Простите, Ваше Величество, не было времени. Оно ведь произошло только вчера.

   — Прощаю. Но к Эресбургу всё должно быть готово. Свои записи отдашь Эйнхарду, он приведёт их в должный вид.

   — Но... — мне стало очень обидно.

   — Что ещё? Спрашивай.

   — Ваше Величество... почему тогда Эйнхарда не было вчера с нами... если он всё равно будет писать?

   — Потому, что корова должна давать молоко, а яблоня — яблоки. Этот коротышка свалится с лошади в первую же минуту боя и ничего не опишет. Зато Господь дал ему изысканный слог и умение правильно расставлять акценты. Понятно?

   — Понятно, Ваше Величество... — Я погрузился было в раздумья по поводу злой судьбы, обделившей меня литературным даром, но Карл, оказывается, ещё не закончил беседы:

   — Куда подевался твой дядя Хильдеберт? — спросил он без всякого перехода, заставив меня вздрогнуть.

   — Не знаю, Ваше Величество, — ответил я, собравшись с духом, — нам давно не приходилось встречаться. Я же всё время нахожусь при вас.

Он усмехнулся:

   — Ты что же, врёшь в лицо своему королю? А кто прогостил у Дезидерия весь Великий пост и Пасху?

Случайно взглянув на свои руки, держащие повод, я увидел, что они непристойно дрожат. Чтобы скрыть это, я поспешно прижал их к животу, а король продолжал:

   — Хильдеберт иногда посылал людей, дабы узнать, как у тебя дела.

На этих словах сердце моё замерло, пропустив удар.

   — Поэтому нам показалось, что ты можешь знать: что с ним произошло. Он не явился на майские поля и приговорён к штрафу в восемьдесят коров.

Майскими полями во Франкском королевстве теперь назывался всеобщий обязательный сбор дружины. Раньше дядю не призывали к воинскому служению. Он ведь был уже немолод. Что же произошло? Король изыскивает новые резервы или имеет какие-то личные претензии к нашей семье?

   — Мне ничего не известно о нём, — сказал я и прибавил нерешительно: — Может быть, моя мать видела его?

Король нахмурился:

   — Спрашивали уже. Не знает. Послушай-ка, Роланд! — какая-то новая мысль пришла ему в голову. — А что нам в этом Эресбурге? Его уже захватил Герольд. Продвинемся на восток, там нас уж точно не ждут. Тем эффектнее станет наше появление.

   — Великолепно! — воскликнул Роланд. — Мы станем легендарными героями. Поехали!

Осторожный Борнгард возразил:

   — Мы совсем не знаем тех земель. Не лучше ли вначале послать разведку?

   — Посылали уже. — Король шевельнул усами, задумавшись. — Хватит. Нужно идти вперёд, пока мы здесь. У нас нет времени. Идём на восток, к реке Везер.

«Неужели будут надувать бурдюки, как в Аквитании?» — подумал я, с тоской глядя на тёмные холодные воды. Собственно, Везер не выглядел шире Гаронны, но меня ещё продолжала мучить головная боль с тошнотой, так что лезть в воду, да ещё и в вооружении, казалось подобным смерти. К счастью, так думал не только я. В ближнем лесу нарубили деревьев и навязали плотов.