Читаем без скачивания В конце они оба умрут - Адам Сильвера
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Лидия злится, что Матео где-то там ходит сам по себе. Сейчас не начало двухтысячных, когда люди просто умирали без предупреждения. Отдел Смерти появился для того, чтобы подготовить Обреченных и их близких, а не чтобы Обреченные поворачивались к близким спиной. Лидия хотела, чтобы Матео впустил ее в свою жизнь, полностью, без остатка, до последней своей минуты.
Она просматривает фото Матео, начиная с самых свежих: вот они с Пенни дремлют на том самом диване, на котором Лидия сейчас сидит; вот Матео несет Пенни на руках через террариум в зоопарке, где они оба испугались, что змеи вот-вот покинут свои стеклянные дома; вот Матео в кухне у Лидии со своим отцом, который учит их готовить рис по-пуэрторикански; вот Матео вешает бумажные гирлянды к первому дню рождения Пенни; вот Матео, Лидия и Пенни улыбаются, сидя на заднем сиденье бабулиного авто; вот Матео на выпускном в академической шапочке и мантии обнимает Лидию, которая подарила ему букет цветов и шарики. Лидия закрывает окошко с фотографиями. Прогулка в прошлое приносит слишком много боли, особенно когда она знает, что ее друг все еще жив, но где-то далеко. Она пристально смотрит на его аватар. Это фото она сделала у Матео в комнате, когда он смотрел в окно и ждал курьера с коробкой Xbox Infinity.
Завтра в это же время Лидия напишет пост о том, что умер ее лучший друг. Ей начнут писать люди и выражать соболезнования, как тогда, когда погиб Кристиан. И после того, когда все вспомнят, кто такой этот Матео (тот самый мальчик, с которым они учились, с которым сидели рядом в столовой), они бросятся на его страницу и начнут оставлять комментарии, создавая настоящее цифровое кладбище. Пожелают, чтобы земля была ему пухом. Скажут, что он был еще слишком молод. И как жаль, что они не нашли времени поговорить с ним, пока он был еще жив.
Лидия никогда не узнает, как Матео проводит свой Последний день, но надеется, что ее лучший друг нашел то, что искал.
Руфус
09:41
Мы натыкаемся на семь заброшенных таксофонов в какой-то канаве под шоссе, ведущим на север к мосту Куинсборо.
– Пойдем посмотрим.
Матео уже готов воспротивиться, но я поднимаю вверх указательный палец и быстро пресекаю его порыв.
Потом бросаю велик на землю, и мы лезем в дыру в заборе из сетки-рабицы. Здесь и ржавые трубы, и битком набитые мусорные мешки, воняющие тухлятиной и дерьмом, и следы почерневшей жвачки, обвивающей таксофоны. А еще здесь граффити: бутылка пепси насмерть избивает бутылку кока-колы. Я фотографирую его, выкладываю в инстаграм и отмечаю Малкольма, чтобы он знал, что в свой Последний день я думал о нем.
– Тут как будто кладбище, – говорит Матео и поднимает с земли пару кроссовок.
– Если там внутри пальцы ног, валим, – говорю я.
Матео исследует содержимое кроссовок.
– Пальцев или других частей тела не наблюдаю. – Он роняет обувь на землю. – В прошлом году я встретил на улице одного парня без обуви. У него из носа шла кровь.
– Бездомного?
– Нет. Причем наш ровесник. Его избили, а потом у него отняли кроссовки. Я отдал ему свои.
– Ну разумеется, – говорю я. – Таких, как ты, на свете больше нет.
– Да не, я не напрашивался на комплимент. Прости. Любопытно просто, как у него сейчас дела. Хотя сомневаюсь, что узнал бы его. У него все лицо было в крови. – Матео мотает головой, как будто хочет прогнать воспоминание.
Я наклоняюсь и рассматриваю один из лежащих на боку таксофонов. Синим маркером на том месте, где раньше была телефонная трубка, написано: «Я СКУЧАЮ ПО ТЕБЕ, ЛИНА. ПЕРЕЗВОНИ».
Лине вообще-то сложновато перезвонить тебе, Человек, если самого телефона нет.
– Какая безумная находка, – говорю я и весь сияю, переходя к следующему таксофону. – Я чувствую себя Индианой Джонсом.
Матео молча улыбается, глядя на меня.
– Что?
– Я эти фильмы запоем смотрел, когда был ребенком, – говорит он. – Но только сейчас об этом вспомнил. – И он рассказывает мне, как его папа прятал сокровище в квартире. А сокровище всегда было одним и тем же: банкой с двадцатипятицентовиками, которые они использовали в прачечных. Матео надевал ковбойскую шляпу из костюма шерифа Вуди, а вместо лассо использовал шнурок. Каждый раз, когда он подбирался ближе к банке, его папа надевал мексиканскую маску, которую ему подарил сосед, и швырял Матео на диван для грандиозной битвы.
– Как круто! По рассказам твой папа клевый.
– Мне повезло, – говорит Матео. – Однако я затмил твой лучик радости. Извини.
– Не, все нормально. Это ведь не какое-то событие вселенского масштаба. Я ж не собирался разразиться пламенной речью о том, что исчезновение таксофонов с улиц – начало всемирного разлада или еще какой-нибудь чепухи. Просто смотрится охрененно. – Я делаю несколько фото на телефон. – Но все же удивительно, да? Платные таксофоны скоро перестанут существовать. А я не знаю ни единого номера наизусть.
– Я помню только номера папы и Лидии, – говорит Матео.
– Хорошо хоть я не за решеткой, было бы совсем отвратно. А так знаю я чей-то номер или не знаю – уже не важно. Нам никогда не оказаться в двадцати пяти центах от звонка кому-нибудь. – Я поднимаю телефон. – Я даже пользуюсь не настоящим фотоаппаратом. Пленочные камеры тоже скоро исчезнут с лица земли, вот увидишь.
– А за ними почтовые отделения и написанные от руки письма, – говорит Матео.
– Кинопрокаты и DVD-плееры, – добавляю я.
– Городские телефоны и автоответчики, – продолжает он.
– Газеты, – подхватываю я. – Настенные и наручные часы. Уверен, кто-нибудь сейчас разрабатывает девайс, с помощью которого мы могли бы автоматически знать время.
– Бумажные книги и библиотеки. Они исчезнут еще не скоро, но в конечном счете это все равно произойдет, так ведь? – Матео замолкает, наверное, думает о тех книжках про Скорпиуса Готорна, которые упомянул в своем профиле в приложении. – И нельзя забывать о животных, находящихся под угрозой исчезновения.
О них-то я как раз и забыл.
– Ты прав. Совершенно прав. Все проходит,
