Читаем без скачивания Ричард Длинные Руки — король-консорт - Гай Орловский

— Нет, — сказал я со вздохом и пустил Зайчика вскачь, — это мои земли! И если не проеду по ним хотя бы раз, как проверить, когда брешут красиво и умело, а где по каким-то причинам почему-то говорят правду?

Вообще-то, в этих краях уже бывал, мне предстоит всего лишь около сотни миль промчаться до границы с Турнедо, а там по другую сторону уже Шателлен, но раньше именно проскакивал эти земли, ни разу не задумываясь, по какой земле стучат копыта моего арбогастра, и что с нею делать, а уж о том, как развивать ее быстро и правильно, вообще не приходило ни в голову, ни куда-то еще.

Незаметно пересекли условную границу с Турнедо, что уже не королевство, а название земель в этом регионе, здесь часто приходилось резко снижать скорость перед разломами в земле, хотя это арбогастр делает сам, меня не спрашивая, лес старались огибать по широкой дуге, но в этот раз деревья вытянулись на пути такой длинной полосой, что арбогастр принял решение пересечь его напрямик, то есть ощутил, что это займет не много времени.

И уже вдали показался просвет между толстыми стволами, когда из-за могучего дуба вышла молодая женщина в очень легком платье и медленно пошла ко мне, призывно протягивая руки. Низкий вырез платья почти не скрывает ее крупную грациозно покачивающуюся грудь, ноги длинные, хотя в бедрах широки, представляю, какая там у нее задница…

Я остановил арбогастра, вытащил меч, а Бобик слегка зарычал, поглядывая то на меня, то на женщину.

— Сам справлюсь, — сказал я успокаивающе. Напорное, еще хватает идиотов, что даже не задумываются, откуда вдруг в лесу одинокая женщина с таким холеным лицом и роскошным телом.

Он помахал хвостом, соглашаясь и одновременно напоминая, что я и сам был таким, пока пару раз не обжегся. И почему, договорил я, идет так грациозно нежнейшими босыми ступнями по сухой земле, где полно всяких колючек, и ни разу даже не поморщится, словно крестьянка с их крепкой, как копыта, кожей.

Другой рукой я на всякий случай выудил крестик, подаренный отцом Бенидерием, и зажал в кулаке. Надо опробовать в разных ситуациях, вдруг он не только против мертвых вампирш.

Женщина остановилась между деревьями, на ее прекрасном бездумном личике по-прежнему играет ясная и безмятежная улыбка, что так нравится нам, доминантным самцам, а с женщинами мы пока что все доминантные. Грудь ее за это время стала еще крупнее и приподнялась, почти вылезая наружу крупными красными кончиками.

— И что? — спросил я с интересом. — Давай дальше! Я натуралист, а ты все еще редкая натура, хоть и примелькалась.

Она опустила было руки, так как я должен быть покинуть седло и ринуться к ней, но я все еще на коне, и она снова протянула ко мне руки тем же умоляющим жестом.

— Я старый воробей, детка, — ответил я с полным чувством превосходства. — Видишь, этот трюк не работает. Устарел. Давай следующий… Хотя нет, погоди! У меня к тебе интересное предложение… Нет, не то, что ты подумала, если ты можешь думать, в том предложении ничего интересного, а у меня в самом деле интереснейшее! Что, если тебя так приручить можно? Кормить будем до отвала. И жизнь твоя будет интересной, хоть и скучной…

Идея была, конечно, сумасшедшая, вряд ли даже осуществимая. Раз она улавливает желания жертвы, то умеет превращаться в оленей, кабанов и прочих зверей, что обитают в этом лесу. Раз она умеет и человеку показывать то, чего это двуногое хочет, говорит о ее гибкости и быстрой перенастройке, все-таки основная ее добыча, конечно, не люди… С другой стороны, понятно же, что двуногое хочет того же, чего и любое четвероногое…

Вот было бы здорово держать ее в соседней комнате, пусть на цепи и прикованной к стене, а когда входят мои лорды, видеть, во что она превращается. Ну ладно, это просто забава, а вот когда буду принимать иностранных послов или встречаться с королями, то это уже может принести и ощутимую пользу.

Для одних будет превращаться в роскошных женщин, а для кого-то, к примеру, в козу… что грех не использовать к вящей славе Господа и моих интересов.

Не знаю сам, чего я ожидал, однако ее лицо вдруг исказилось лютой гримасой, она пригнулась и ринулась в мою сторону, быстро-быстро набирая скорость. На последнем шаге с силой оттолкнулась от земли и взлетела в прыжке, нацелив руки с быстро удлиняющимися когтистыми пальцами в мое горло.

Мне показалась в последний момент хищной птицей, изготовившейся ухватить мышонка, лицо тоже удлинилось, как у зверя, блеснули клыки…

— Ах так, — вырвалось у меня жалкое.

Не знаю, что я хотел вякнуть, но арбогастр лишь тряхнул ушами, но с места не сдвинулся. В десятке дюймов от меня ее встретило нечто, вроде стены из прозрачнейшего стекла. Удлиненное лицо сплющилось от удара, как мокрая глина, когти беззвучно заскользили по незримой преграде.

Я воспрянул духом, грудь сама собой подалась вперед, а плечи гордо раздвинулись.

— Ну, — проговорил я, — если для человека с любовью к труду преград не существует… то ты точно работать не любишь.

Она упала на землю, подхватилась, уже не женщина, или не совсем женщина, прыгнула снова и ударилась с еще большей яростью. Стена не подалась, хотя и не вредит этому существу, у меня на ее месте уже бы вся морда окровянилась, а этой хоть бы что, будто у нее и нет крови…

— Если нет, — пробормотал я, — то тебя могут употреблять даже вегетарианцы. Но я не вегетарианец, хотя и вегетарианец тоже…

Она отбежала в сторону, но, чувствую, только для того, чтобы взять разгон. Арбогастр красиво изогнул шею и посмотрел на меня с укором.

— Ты прав, — сказал я, — нужно с этим заканчивать.

Я сунул крестик в карман, а в руку взял меч и выставил его острием вперед.

Она ринулась снова так же глупо и бездумно. Бобик глухо зарычал, лапы напряглись для прыжка, но покосился на меня и остался на месте.

Острый клинок вошел ей в живот, она как будто не ощутила и продолжала тянуться ко мне, и окровавленное жало вышло из ее спины. Только сейчас она ощутила нечто неладное, дернулась, по телу пошли судороги, а в бездумных глазах появилось тупое недоумение.

Я разжал пальцы, она рухнула, соскальзывая с лезвия меча, медленно поднялась на колени, в глазах растет уже дикое непонимание, затем так же неторопливо завалилась на бок.

Руки и ноги заскребли землю, Бобик фыркнул и потер нос лапой. Я тоже ощутил неприятный запах, но у меня обоняние не такое чуткое, зато сразу увидел, как тело начало меняться, превращаясь в существо, которое я подсознательно и ожидал.

— Хамелеон, — сказал я с отвращением, — Господи, неужели мое нутро о такой грезило, когда я сам мыслил о высоком?.. Нет, ну не могу же я быть таким уж лицемером! Перед другими приходится, но перед собой?