Читаем без скачивания Золотая планета - Сергей Кусков

— Чувствуешь? Чувствуешь! И как тебе это унижение? Как тебе беспомощность? Бесправие? Нравится? Готов ли ты все бросить и идти через все это?

Я потерял-таки равновесие. Но она не дала упасть, перехватив меня сзади и сдавив локтем горло.

— Отказывайся сейчас, Хуан. Сейчас или никогда. Потому, как если ты решишь отказаться потом, ты превратишься в дезертира. А мы беспощадны к дезертирам.

Ее локоть начал медленно сдавливать мне шею. Я вцепился в ее руку, но сам держался навесу — она держала меня в неудобной позе, в специальном захвате — и сделать из этого положения ничего не мог.

— Думай, Хуан. Думай. Стоит ли игра таких свеч?

Я пытался хрипеть, но воздух в легкие поступить не мог. В голове поплыло. А она все давила и давила, словно получая от этого удовольствие.

— Пророк хренов!

— Достаточно! Он все понял! — вновь прозвучал голос ее высочества. Резкий, звонкий, злой. Повелевающий.

Хватка сразу ослабла, воздух ворвался в легкие, а сам я чуть не брякнулся на пол — она меня все-таки выпустила.

— Понял?

Напрасно я подумал, что на этом все, она остановится. «Убедительная просьба» самой ее высочества для этой женщины не значили ничего. Эта… штандартенфюрер, — к месту вспомнилось мне ее звание и организация древности, занимавшаяся истязанием людей, — вновь схватила меня и придала ускорения в направлении своего стола, в который я с силой врезался, расквасив губу. Язык ощутил соленый привкус.

— Ничего он не понял. И отчасти благодаря тебе. — Насмешка. Над ее высочеством, которая подобное отношение молча проглотила.

Сеньора вновь подняла меня, развернула и бросила на стол на спину. После чего опять сдавила горло руками, навалившись всем телом.

Я вцепился в ее руки, чтобы разжать, но у меня не получалось. Она смотрела мне прямо в глаза и давила. Давила морально. Так, что воля к борьбе, воля к сопротивлению, дисциплинированно сидели в сторонке, слушаясь и этого взгляда, и этого тона.

Я снова начал хрипеть, и в момент, когда почти дошел до точки, когда был готов несмотря ни на что наброситься на нее, хватка ослабла. Я, держась за горло, сполз на пол рядом со столом, жадно вдыхая и выдыхая полной грудью.

— Держи. — «Штандартенфюрер» протянула вынутый из кармана из пачки ароматизированный одноразовый платок. — Вытрись.

Я последовал совету и приложил его к разбитой губе.

— Вот теперь он понял. Надеюсь. Понял, юноша? — Это уже мне.

— Так точно, сеньора. — Прошепелявил я.

— И каков будет твой ответ?

— А какой был вопрос? — Теперь усмехнулся я. Чем вызвал на ее лице довольную улыбку.

— Готов ли ты взвалить на себя все это, зная, что будет ОЧЕНЬ несладко. — Смешок. — Это правда. Все, что я с тобой делала, будет вправе делать с тобой любая из нас. И не только нас.

— Готов.

Она улыбнулась.

— Торопишься. Не спеши, подумай. Далее. Понимаешь ли ты, что отказаться и порвать с корпусом ты не сможешь? Только вперед ногами? Да погоди, не отвечай! — подняла она руку.

Села на стол, закинула ногу на ногу. Лицо ее приобрело задумчивое выражение древнего мыслителя.

— В летной теории есть такое понятие, «точка невозврата». Древние флайеры летали на малоэффективном органическом топливе, которого для полета требовалось очень много. И момент, когда его оставалось половина, назывался этой точкой. Из нее флайер мог либо вернуться на базу, либо лететь дальше и выполнить задание, но без возможности вернуться.

Пауза.

— Это точка невозврата, малыш. Твоя точка. И если ты решишь дезертировать, если поймешь, что все это не твое, то это будет твоя и только твоя вина. Что не встал сейчас и не ушел своими ногами. Не Мишель, не моя, не королевы. Ничья другая. Только твоя.

И глядя на мое задумчивое лицо, продолжила:

— И еще вопрос. От меня лично. Ради чего тебе это все? Ради чего ты подписываешься умереть за чужого незнакомого человека? Что ты увидел в ней такого, что готов все бросить и служить?

Это не праздный вопрос. Я знаю ее дольше и лучше тебя. И у меня не раз появлялось подобное желание — бросить все и удрать.

А теперь думай. Мы подождем. Только не ври, прошу — в первую очередь себе. Перекур! Пятнадцать минут!

Она скрестила руки, обращаясь уже не ко мне. Тетки начали облегченно вздыхать и небольшими группами, скупо о чем-то переговариваясь, выходить наружу. Я остался один. Всего на четверть часа, но это очень, очень сложные четверть часа!

Лифт остановился на отметке, показывающей цифру «6». Видимо, это и был этаж, с которого мы отправлялись, поскольку перед нами простирался зеленый коридор. Хранители начали покидать кабину, однако, после того, как все четверо вышли, и я собрался идти следом, меня мягко придержали за плечо.

— А ты останься, — сказала сеньора Гарсия, но больше подошло бы «приказала». После чего обернулась, бросила загадочный для меня взгляд на королеву и вышла следом за остальными.

Огромная кабина лифта сразу опустела. Ее величество неспешно подошла к табло и набрала комбинацию из трех цифр. Трех, что насторожило — даже в подземелье цифра этажей была двузначной. Створки начали плавно закрываться: вначале внешняя, затем обе внутренние. Лифт тронулся. Ехали мы вверх.

— Страшно? — обернулась королева.

Я отрицательно замотал головой.

— Вижу же, страшно, — довольно усмехнулась она. — Не бойся, я ничего тебе не сделаю.

— Кто из нас кого по логике в этой ситуации должен бояться? — не мог не заметить я

Она рассмеялась, затем нахмурилась.

— Хуан, я могу постоять за себя, поверь. Я прошла корпус, два долгих и тяжелых года до присяги, включая Полигон. И если ты думаешь, что можешь причинить мне вред, то ты зря так думаешь.

— Нет, конечно, не думаю!.. Даже в мыслях!.. — Мне стало не по себе: угрожать монарху, даже намеками… — Просто не кажется вам, что по протоколу ваша охрана…

— …Не должна оставлять меня? — Королева усмехнулась. — Мальчик, я — монарх, правительница этой страны. И я сама решаю, что будет идти по протоколу, а что нет. А в данный момент я приняла решение показать тебе кое-что наедине, без охраны, и даже без вездесущей Елены. Кстати, как она тебе? — Брови ее величества вопросительно выгнулись.

Я чуть не закашлялся от такого вопроса. Но он был задан, и надо отвечать.

— Грозная, — выдавил я, прислушиваясь к ощущениям. — И страшная. В смысле, как возможный противник. Не дай бог переходить ей дорогу! А еще ее все боятся.

— А ты? Ты боишься?

Я неохотно кивнул.

— Не стоит. Ужас и страх — ее имидж, она должна таковой выглядеть. Но в душе она хорошая. Просто исполнительная. Работа у нее такая… — Королева грустно вздохнула.