Читаем без скачивания Митрополит Антоний Сурожский. Биография в свидетельствах современников - Евгений Святославович Тугаринов

я собираюсь тут ориентироваться и общаться? Я сказал: «Я в школе учил английский». Вот-вот, люди в монастыре улыбнулись так же, как вы сейчас. Я уже слышал о том, что такое культурный шок, когда у человека от обилия информации просто заклинивает языковая функция и человек вообще перестает понимать, что происходит. У меня это тоже случилось в какой-то момент, но не суть. Я приехал, и, о ужас, я наткнулся на закрытые двери собора. Накануне, незадолго до этого, какой-то верзила, ворвавшись в собор, схватил кружку для пожертвований, угрожал, и после этого было принято решение закрывать двери собора. Как я потом уточнил, нужно было позвонить по телефону, наговорить на автоответчик свое намерение о встрече, сообщить возможное время и номер телефона для связи. Но представьте себе, что я не мог воспользоваться этим каналом, потому что у меня не было того номера в Англии, на который мне можно было ответить, и я просто сделал следующее. По вере вашей будет вам! Я позвонил по телефону, представился, кто я и что я, сказал, что сейчас приду, назвав какой-то час. В сообщенный мною автоответчику час я вновь пришел в собор – дверь открылась. Я сейчас уже не помню имен, но вот эта женщина, которая была его секретарем, она открыла мне дверь, спросила, кто я. Я ответил, что я из России, что я звонил по телефону. Она ответила: «Да-да, но вам нужно подождать. Владыка выйдет».

Я приложился к иконам, подошел ко кресту в правом приделе. Потом даже присел на скамеечку. В этот момент ко мне вышел человек ниже среднего роста, в подряснике, с простым монашеским поясом на животе. Меня, конечно, поразила открытость и доброжелательность, которая была написана на его лице.

Свой монашеский искус я проходил хотя и не в самом Псково-Печерском монастыре, но школу я прошел достаточно строгую. И, собственно говоря, окормляться я приезжал в Псково-Печерский монастырь к отцу Иоанну (Крестьянкину)[53]. То есть я наблюдал эту практику, и первые шаги в монашестве делал там. Это была та практика, на которую я ориентировался.

Но меня поражали две вещи. Почему-то в русском монашестве встречается такая традиция – смирять друг друга. Когда я заинтересовался этим вопросом, будучи сам уже иеромонахом или игуменом, то я наткнулся на одно интересное наблюдение. Кто-то из авторов написал такую статью. Он пишет, что Спаситель никогда не употреблял этот глагол в повелительном наклонении. Он всегда его употреблял в возвратном залоге – смиряться. Смирять себя. Он имел в виду только это, но Он никогда не предлагал никому смирять других. Понимаете, да? И действительно, я потом перелистал Евангелие, для того чтобы убедиться в этом. Это действительно так!

– Но почему? Ведь все же знают главную заповедь – «Возлюби ближнего…»?

– Да, да, да, но я говорю о практике. Вот я ехал с такими вопросами.

Мне кажется, это абсолютное духовное бескультурье – приходить к старцу и спрашивать: мне варить борщ или суп, мне покупать юбку или кофту, как это делают некоторые посетительницы. Я понимаю так, что к людям этого уровня надо приезжать с адекватными вопросами или с проблемами, от которых зависит жизнь твоя и других людей. И я приезжал с вопросами, которые касались направления моей духовной жизни, моего монашества.

Да, и в русском монашестве есть еще вторая особенность. Считается, что образованность мешает духовности, что это враг духовности. Вот с такими вопросами я и приехал в Англию. Хотел задать их и тому и другому, и старцу Софронию и владыке Антонию. И у меня все получилось.

В нашей встрече с владыкой Антонием меня поразило то, что в его поведении отсутствовала не только какая-либо нарочитая важность, я боюсь употреблять более крепкие слова, но и сам намек на нее. Владыка Антоний поразил меня своей открытостью и простотой. Он выходил к тебе и приглашал как дорогого человека, как человека, которого он искренне рад видеть. Вот это чувство любви, которое обнаружило себя в первую секунду нашей встречи, оно, конечно, сокрушило и смирило мое сердце.

Вы знаете, я прошел достаточную жизненную школу, и за это время много раз попадал в ситуацию прямого или не прямого насилия, и духовного, и физического, но никогда моя голова не склонялась перед людьми, которые силой пытались заставить меня что-нибудь делать. Моя голова склоняется только перед теми людьми, которые превосходят меня в добродетели, т. е. в том, чего я достичь пока еще не смог. Перед ними я сам склоняю свою голову. Я говорю вам об этом потому, что перед владыкой Антонием моя голова склонилась. Он поразил, он потряс меня, прямо вот с этой первой секунды тем, что вышел, как евангельский отец, на порог дома, ничего не спросив у секретаря, без каких-либо специфических церемоний, просто вышел и пригласил меня в келью. Я уже знал, что он единственный, кто живет прямо в храме, в левой части, в этой пономарке, которая находится слева, и он так искренне позвал меня за собой. Я понял, что он хочет, как это принято у духовенства, пригласить меня в алтарь, чтобы я поклонился престолу. Я вошел, сделал положенные три поклона, приложился к престолу, и он сказал мне: «Ну вот, так мы и живем тут, молимся, это наш храм». Какие-то очень простые и радушные слова произнес он, предлагая мне оглядеться. Я огляделся, и это впечатление света, чистоты, оно тоже осталось в моем сердце.

После этого владыка повел меня на противоположную сторону и пригласил в маленькое помещение, где он жил. Оно поразило меня тем, что в нем не было абсолютно ничего лишнего. Там не было изысков, лишь его узкая кушетка без спинки, два кресла напротив друг друга и рядом с этими креслами – обогреватель.

Владыка усадил меня в кресло напротив себя и так, глядя на меня искренно и доброжелательно, как бы спросил: «Ну что?» Я говорю «как бы», потому что он даже не задал мне вопроса. Он присел, но его внимательное выражение лица слушающего человека, оно не только запечатлелось во мне, оно стало для меня чем-то особенным. Это уже мое личное, потому что я сам стараюсь научиться слушать людей. Я увидел перед собой слушающего человека. Я действительно растерялся, не совсем понимал, как себя вести, но понял, что мое время пошло, что долго, наверное, нельзя занимать такого человека.

В смущении я задал свои два вопроса. Я сказал ему: «Владыка, я не буду вас расспрашивать ни о чем