Читаем без скачивания О нашем жилище - Вячеслав Леонидович Глазычев

«Расположение частных домов считается более красивым и более отвечающим жизненным нуждам, когда улицы идут прямо, по-новейшему, то есть по Гипподамову способу. Однако для безопасности в военном отношении, наоборот, лучше тот способ планировчи города, какой существовал в старину… Так как все граждане должны быть поделены на сисситии (обеденные товарищества, подчеркивающие связанность кровников, не только родственников, но и побратимов; они не только соседи по кварталу, но и воины одного подразделения! - В. Г.), так как с другой стороны, придется снабдить стены в удобных для того местах сторожевыми пунктами и башнями, то сама собою напрашивается мысль устроить некоторые из этих сисситии именно в этих пунктах».

Мы несколько задержались на древнегреческом материале, но он чрезвычайно важен для понимания дальнейшего: тысячелетия жизнь и пространственная организация квартала была, в первую очередь, следствием оборонных задач города как социального целого - если городское ополчение, а не армия, подчиненная центральной администрации, было призвано обеспечить безопасность всех горожан. Из текстов историков следует, однако, что медленно, но все же упорно сквозь прежнюю структуру кровно-родственных связей соседей прорастала новая, сопряженная с имущественным неравенством горожан. Богатейшие из них (они составляли конницу города, так как только богатейшие могли за свой счет приобрести боевого коня, упряжь и соответствующее оружие, панцырь, выставить оруженосца и пр.) начали сосредоточиваться поблизости от главной торговой площади города. Начался процесс дифференциации центра и периферии городов.

Римские города проходят примерно ту же эволюцию, но, сохраняя множество архаических черт, они проводят ее существенно дальше. Сначала - преимущество кровно-родственных связей, сплачивающих жителей кварталов. Позже все более интенсивное перемешивание населения, ускоренное многократно и широко распространенной практикой отпускать (чаще всего по завещанию) на волю рабов, становившихся вольноотпущенниками и нередко богачами, подобно герою Петрония Трималхиону. Отсюда повышение роли выборных квартальных «старост», а по мере утверждения императорской власти - сохранение внешней формы выборов, результат которых был, как правило, предрешен.

Уже Август, по словам Светония, «Все пространство Рима разделил на районы и кварталы; над первыми, согласно его установлению, надзирали ежегодные магистраты, распределявшие между собой обязанности по жребию, над вторыми - особые должностные лица, избиравшиеся из обывателей, каждого квартала…». Цитировавшийся нами Марциал находил достойное похвалы и в деятельности императора Домициана (правил с 81 по 96 год н. э.), в адрес которого ни один из римских историков не написал доброго слова:

«Прежде весь Рим захватывал лавочник наглый

И загораживал вход в каждый из наших домов.

Ты же, Германик, велел расширить все переулки:

Вместо тропинок теперь всюду дороги ведут.

Нет уже больше столбов, увешанных цепью бутылей,

И не приходится лезть претору в самую грязь.

Стиснутый всюду толпой, не бреет цырюльник вслепую.

Не занимает теперь улицы грязный кабак.

Повар, цырюльник, мясник, трактирщик сидят по порогам:

Сделался Римом наш Рим, был же он лавкой большой».

Раскопки Помпеи показали сложность отношения между внешней и внутренней упорядоченностью. Кварталы города почти одинаковы, но в одних случаях их целиком занимают просторные «домусы» (части которых как говорилось уже, сдавались внаем), другие заняты двумя, третьи - четырьмя и более скромными домами. Все это стало известно с конца прошлого века, тогда как римская литература давала образец для подражания всему средневековью, эпохе Возрождения, времени первых буржуазных революций, времени Наполеона и Александра I.

Образец, идеал сохранялся, однако жизнь городов строилась все же по иным законам. Со временем историки выяснили, что организация ремесел и торговли по цехам и гильдиям была уже довольно развита и в римское время, но в средневековых городах Европы, Китая или Японии она возникает, по-видимому, самостоятельно из условий самой жизни. В Новгороде или Ростоке (на наших иллюстрациях), в Лионе или

Амстердаме, Флоренции или Милане сам собой (а затем во множестве специальных постановлений) устанавливался по сути единый порядок. Единый массив города, если тот был достаточно велик, расчленяется в кольце общих стен на районы, а те - на улицы, реже - на кварталы.

В Новгороде, изученном достаточно полно, районы именовались «концами», и самый город исторически сложился, слепился из нескольких автономных поселений и со временем обрел единый укрепленный центр - Детинец, то есть кремль. Уже поэтому каждый «конец» хранил историческую память о своей самостоятельности, ревниво оберегал ее, избирая (разумеется, круг избирателей и тем более круг избираемых оказывались довольно узки) особого «кончанского старосту», имевшего собственную канцелярию и «казну». Ниже по лестнице общественной организации - улицы, то есть фактически узкие кварталы, выходившие одной стороной на «свою» улицу, а другой - на тропу для прогона скота, выставляли в случае необходимости собственную дружину ополченцев, избирали «уличанского старосту».

После освобождения от ордынского ига княжества и города, собранные под твердую руку Москвы, «забыли» о прежнем порядке, хотя пережитки его существовали в сознании и привычках долго - в виде, например, традиционных кулачных боев между улицами. Пространственная конструкция квартально-уличной застройки еще ряд столетий сохранялась без изменений. Роль улицы естественным образом повышалась в русских городах до их массовой перестройки конца XVIII века ввиду чрезвычайной разреженности застройки в городской черте, которую прекрасно иллюстрирует план Киева, составленный по распоряжению царя Алексея Михайловича (на нашей иллюстрации). Как справедливо писал в 70-е годы прошлого века И. Е. Забелин, глубоко изучивший историю Москвы: «Самая характерная черта древней Москвы как города заключалась в великом множестве полей и всполий, лугов, находившихся внутри города и отделявших друг от друга его слободы, отделявших вообще постройки от его стен».

В русском традиционном городе хорошо различали дороги (их стали называть улицами лишь в XIX веке), извилистые, наиболее удобным образом обходившие препятствия, и улицы - тоже извилистые, бегущие по «горизонталям» местности, и, наконец, проулки, переулки и тупики. Дорога проходила по периметру городских укреплений через ворота под башнями и была «казенной», охранялась стрельцами. Улица же была определенным социальным целым, как целое несла повинности, обеспечивала безопасность, выставляя ночные «рогатки» и стражу при них. Забелин упоминает слободы не случайно - Москва была городом при дворе Великого князя, и значительнейшую часть ее населения составляли те, кто обслуживал все потребности множества людей при княжеском дворе, позже - царском. Все это известно, и уцелевшие до наших дней названия исправно сообщают, где жили пекари, где переводчики, где сокольничие и т. п. В других городах или формально «при» других городах слобод было меньше - частью ямщицкие, частью стрелецкие, реже - специализированные ремесленные. Независимо от того, слобода или рядовая часть «посада» рассматривается отдельно, структура та же: то,