Читаем без скачивания История Византии - Джон Норвич

Теперь между болгарами и Константинополем не было преграды. 17 июля они разбили лагерь под самыми стенами города. Однако к этому времени Михаил Рангаве уже не был императором. Вновь оставшись совершенно невредимым во время битвы, он помчался назад, в Константинополь, и сообщил патриарху о намерении отречься. Михаил, императрица и пятеро их детей нашли себе прибежище в одной из церквей, где находились до тех пор, пока не получили гарантии безопасности. Им были сохранены жизни, однако мальчиков кастрировали, чтобы предотвратить их притязания на власть, а жену Михаила Прокопию и дочерей заточили в монастырях. Сам Михаил, взяв монашеское имя Афанасий, удалился в монастырь на одном из островов в Мраморном море, где умер в 845 г., а армянский полководец Лев, виновник поражения в битве византийских войск при Версиникии, въехал в Константинополь через Золотые ворота и с триумфом вступил в императорский дворец.

Что же в действительности произошло в том злосчастном сражении императора Михаила с болгарским ханом? Единственное разумное объяснение — предательство. Видимая трусость анатолийцев, по-видимому, была симуляцией — дабы вызвать затем настоящую панику в византийском войске. Что касается командира анатолийцев, то он, не покинув поле боя, спас свою личную репутацию и заработал себе корону. А сам Крум? Болгары неизменно избегали тщательно подготовленных сражений на открытой равнине; почему же их хитрый хан неожиданно отбросил апробированную тактику и выстроил свои полки перед значительно превосходящей их по силе армией? А когда анатолийцы бросились бежать, было ли именно изумление причиной его ступора, который позволил им скрыться из виду, прежде чем Крум приступил к резне храбрых македонцев?

Болгарский хан мог теперь окинуть взглядом шесть предшествующих лет, ознаменовавшихся серьезными достижениями. Он был ответствен за смерть двух ромейских императоров; он наголову разгромил две имперские армии. Однако сейчас Крум вряд ли рассчитывал на военный успех: он знал, что стены Константинополя взять приступом невозможно. Поэтому — в отсутствие какой-либо реакции из осажденного города — хан потребовал в качестве платы за снятие осады огромное количество золота, сундуки, полные роскошных одежд, и самых красивых византийских девушек.

Лев в ответ предложил встречу — в том месте, где северная оконечность стен нисходит к Золотому Рогу. Он прибудет туда по воде, Крум — по суше; оба должны быть без оружия, как и их свита.

Хан принял предложение и приехал в назначенное место. К нему присоединились император и его придворный чиновник по имени Гексабулий. Переговоры шли гладко, и вдруг Гексабулий сделал некий странный жест. Крум, осознав, что это условный сигнал, вскочил на коня — и как раз вовремя: трое вооруженных людей выскочили из потаенного места. Когда Крум уже уносился на коне, он был легко ранен дротиками, что лишь раззадорило его ярость, вызванную таким предательским поведением.

Его месть последовала на следующий день. Болгары не имели возможности проникнуть за городские стены, но окрестности Константинополя за Золотым Рогом — со всеми церквями, дворцами и монастырями — были истреблены огромным пожаром. Всех, кто не погиб в огне, безжалостно убили. Вдоль дороги, ведущей на запад, по которой выехал направившийся домой Крум, вся местность подверглась подобной же участи. Загородный дворец в Евдоме[40] сровняли с землей, Силимврию[41] превратили в горсть пепла. Уничтожались целые семьи — мужчины предавались мечу, женщины и дети увозились в рабство. Затем Крум повернул на север, к Адрианополю. Его брат уже на протяжении нескольких недель осаждал город, продовольствие у его жителей заканчивалось, и прибытие хана с основными силами болгарской армии совершенно подорвало боевой дух горожан.

Все 10 000 адрианопольцев были увезены за Дунай, где многие, включая архиепископа, приняли мученическую смерть.

Но империя сопротивлялась — и ярость Крума была велика, когда осенью до него дошли сообщения о внезапном нападении византийцев на болгарскую армию вблизи Месембрии. Оно было спланировано и осуществлено лично императором. Он застиг болгар врасплох и учинил резню, в которой погибло множество людей. После этого император продвинулся в глубь вражеской территории, где его солдаты, пощадив взрослое население, начали хватать всех детей, каких только могли найти, разбив им потом головы о скалы. И хан тогда принял решение: какими бы неприступными ни казались стены византийской столицы, он сокрушит их, а вместе с ними и саму Византию.

К началу весны 814 г. столица полнилась слухами о приготовлениях болгарских войск: о приставных лестницах и стенобитных орудиях; об осадных машинах в виде башен и катапультах, способных метать огромные валуны в стены и тлеющие головни поверх стен. Византийцы, не щадя сил, работали над укреплением оборонительных сооружений, но спасение пришло с другой стороны. 13 апреля 814 г., как раз в тот день, когда новое ханское войско было готово выступить на Константинополь, Крума хватил апоплексический удар и через несколько минут его не стало.

Мир снизошел на империю. У молодого сына Крума Омортага возникли серьезные проблемы с болгарской аристократией. Подобный же кризис власти в Багдаде связал руки халифу Мамуну. На Западе было все спокойно. Лев наконец обрел возможность сделать решительный шаг, за который — более чем за какие-либо другие — его продолжают помнить.

О внешности императора Льва V нам известно мало, о его характере мы можем сделать значительно более детальные заключения. На первое место следует поставить его всепоглощающие амбиции. Свою карьеру Лев начал, занимая весьма скромное положение в обществе, и во власть он поднялся благодаря лишь собственным усилиям. Наличие у него мужества и лидерских качеств не подлежит сомнению, однако болгарская экспедиция 813 г. свидетельствует о присущей его натуре звериной жестокости. Также надо отметить, что он был армянином, а этот народ славится острым умом, изобретательностью и хитростью.

Свой ум Лев в полной мере проявил в 814 г., когда решил вновь утвердить в империи иконоборчество. Причины, по которым он пошел на этот шаг, коренным образом отличались от тех, что лежали в основе действий его тезки — Льва III. Тот действительно верил, что он руководствуется волей Бога, а вот подход Льва V был чисто прагматическим. К тому времени город был полон мелких землевладельцев, ныне пребывавших в крайней нужде — их лишили собственности и изгнали с родной земли вторгшиеся в восточные провинции сарацины. Во время войны с болгарами они оказались достаточно полезными для государства, однако с наступлением мира им пришлось вновь заняться, по сути, попрошайничеством. Будучи уроженцами Востока, почти все эти люди были иконоборцами и в свое время, естественно, возмущались религиозной политикой Ирины, а заодно обвиняли ее во всех несчастьях.

И вот в 814 г. стали заявлять о себе в полный голос адепты иконоборчества, причем волнения были ощутимы не только в среде недовольных отставных солдат, но и в зажиточных классах, и в высших эшелонах армии. Игнорировать эти грозные предвестники бури император, конечно, не мог. То есть Лев разработал свой план действий, главным образом, для сохранения мира внутри страны; исповедания стояли для него на втором плане. Первым шагом императора стало назначение специальной комиссии, которой было предписано провести тщательное изучение Священного Писания и работ, относящихся к области патристики, с тем чтобы найти там аргументы в пользу иконоборчества. Ее председателем он назначил блестящего молодого армянина Иоанна Грамматика, известного своей ученостью, а его заместителем — епископа Антония Силлейского, старого греховодника, который во время работы данной комиссии в основном занимался тем, что рассказывал ее членам многочисленные истории скабрезного характера.

В декабре император, вооруженный докладом комиссии, вызвал патриарха Никифора во дворец. Лев сначала предложил «доставить удовлетворение солдатам» — убрать только те иконы, которые висят на стенах достаточно низко, однако патриарх отказался это сделать. И тогда, проявив типичную для него хитрость, Лев приступил к выполнению остальных пунктов своего плана. В качестве первой жертвы он наметил огромный образ Христа над Халкой, сброшенный Львом III в 726 г. и впоследствии возвращенный на место Ириной. Отряд солдат должен был поднять вблизи Халки шум и волнения, в ходе которых на святой образ извергались бы проклятия и брань; потом император как бы случайно прибывает на место происшествия и распоряжается убрать икону, с тем чтобы спасти ее от дальнейшего осквернения.

Операция прошла по плану. Затем ранним рождественским утром патриарх получил новую аудиенцию у Льва. Император мягким тоном уверил патриарха, что не собирался осуществлять никаких доктринальных изменений, а на рождественской литургии в соборе Св. Софии он показательно преклонился перед изображением Рождества. Однако менее чем через две недели, во время праздновании Крещения, было замечено, что Лев на этот раз не засвидетельствовал подобного почтения к образам. Несколько дней спустя он вновь вызвал Никифора, но тот теперь пришел не один. Вместе с ним явилась большая группа преданных ему людей, включая настоятеля одного из православных монастырей Феодора, который раньше был врагом патриарха, теперь же твердо стоял на его позициях. Во время встречи Феодор открыто выказал неповиновение императору; вскоре после этого Никифор был помещен под неофициальный домашний арест и таким образом огражден от исполнения должностных обязанностей.