Читаем без скачивания Достоевский о Европе и славянстве - Иустин (Попович)

Христолюбивая душа Достоевского насквозь проникнута чувством и убежденностью, что любить — значит быть. Судьба человека от начала и до конца обусловлена любовью. Достоевский уравнивает "я есмь" с "я люблю". Если люблю, то существую, ибо связан с Вездесущим, если не люблю, то и не существую, ибо связан с небытием. Но и это еще не все. Для славянского апостола любви рай — это любовь, ад — ненависть. Кто любит, тот в раю, уже тут, на земле, кто не любит — уже в аду, ибо ад — это невозможность любить.

"Отцы и учители, мыслю: что есть ад?" — вопрошает Достоевский устами святого старца Зосимы и отвечает: "Рассуждаю так: страдание о том, что нельзя уже больше любить. Раз, в бесконечном бытии, не измеримом ни временем, ни пространством, дана была некоему духовному существу, появлением его на земле, способность сказать себе: "я есмь и я люблю". Раз, только раз, дано было ему мгновение любви деятельной, живой, а для того дана была земная жизнь, а с нею времена и сроки, и что же: отвергло сие счастливое существо дар бесценный, не оценило его, не возлюбило, взглянуло насмешливо и осталось бесчувственным. Таковой, уже отошедший с земли, видит и лоно Авраамово и беседует с Авраамом, как в притче о богатом и Лазаре нам указано, и рай созерцает, и ко Господу восходить может, но именно тем-то и мучается, что ко Господу взойдет он, не любивший, соприкоснется с любившими, любовью их пренебрегший. Ибо зрит ясно и говорит себе уже сам: "Ныне уже знание имею и хоть возжаждал любить, но уже подвига не будет в любви моей, не будет и жертвы, ибо кончена жизнь земная и не придет Авраам хоть каплею воды живой, то есть вновь даром земной жизни, прежней и деятельной, прохладить пламень жажды любви духовной, которою пламенею теперь, на земле ее пренебрегши; нет уже жизни и времени более не будет! Хоть бы и жизнь свою рад был отдать за других, но уже нельзя, ибо прошла та жизнь, которую возможно было в жертву любви принесть, и теперь бездна между той жизнью и сим бытием" [383].

Некий Божественный смысл жизни вливается в любящее сердце, и человек всем своим существом ощущает, что Божественный Логос чудесным образом пронизывает и утверждает миры. Когда любовь вселяется в сердце человека, она становится всевидящим оком его души и непогрешимым наставником в его праведной жизни. "Главное — люби других как себя, — говорит Достоевский, — вот что главное, и это все, больше ровно ничего не надо: тотчас найдешь, как устроиться" [384], поймешь, как надо жить. Если бы люди сделали любовь царицей своей души, тогда на земле в один день, в один час все могло бы устроиться самым лучшим образом.

Для Достоевского это самая очевидная истина, истина, которая имеет даже свое определенное лицо, свой лик. Любовь и истина — два синонима, два синонима реальности. Вечная любовь есть в то же время и вечная истина. Эту истину Достоевский не только ощутил и познал, но видел ее, поэтому и верует в нее страстно и всеусердно. Он решительно заявляет: "Я видел истину, видел своими глазами, видел всю ее славу… Я видел истину, я видел и знаю, что люди могут быть прекрасны и счастливы, не потеряв способности жить на земле. Я не хочу и не могу верить, что зло было нормальным состоянием людей. А ведь они все только над этой верой-то моей и смеются. Но как мне не веровать: я видел истину, — не то, что изобрел умом, а видел, и живой образ [385] ее наполнил душу мою вовеки. Я видел ее в такой восполненной целости, что не могу поверить, чтоб ее не могло быть у людей… Живой образ того, что я видел, будет всегда со мной и всегда меня поправит и направит. О, я бодр, я свеж, я иду, иду, и хоть бы на тысячу лет… Я пойду и все буду говорить неустанно, я буду проповедовать" [386]. Что проповедовать? Как из нашей адской планеты сделать рай. Средство для этого только одно — это любовь [387], притом любовь христоподобная, богочеловеческая.

Есть много видов любви. Все они относительные, преходящие, смертные. Только одна среди них — абсолютная и вечная. Это богочеловеческая любовь. Проверяется эта любовь только Богочеловеком Христом. Различные европейские гуманизмы, альтруизмы, солидарности — не что иное, как ничтожные суррогаты любви. Все они исходят от человека и сводятся к человеку, поэтому и размах их слаб и век их короток. Нет в них той бескрайней и всепрощающей любви, которая любит человека и в грехах его. Тут человек с человеком соприкасается, но не соединяется. По понятиям европейского гуманистического человека, любить — значит: абстрактно и поверхностно соприкоснуться с любимым; по евангельскому, православному разумению, любить — значит: душой войти в душу любимого, соединиться с ним всем своим существом, воплотиться в нем.

Прозорливый Достоевский до конца разглядел трагическую мимолетность и бессмысленность любви европейского типа, поэтому он по-апостольски решительно и пламенно проповедует любовь евангельскую, любовь богочеловеческую. Достоевский говорил, что полюбить кого-нибудь — это значит принять его душу в свою душу, полюбить его самого, его природу, его лик, преобразиться в нем до конца [388]. Цель любви в том, чтобы двое стали одной, единой сущностью. Богочеловеческая любовь всегда нова тем, что она бессмертна и вечна; она любимого и любящего соединяет до единосущности. Поэтому такая любовь и есть как бы мета, которая отличает христиан от нехристиан [389]. Универсальное осуществление этой любви и есть последнее желание и последнее завещание Христа[390].

То, что делает человеческую жизнь на земле ценной, осмысленной, добродетельной — это христоподобная любовь. Жизнь исполнена смысла, если пронизана этой любовью. Там, где есть такая любовь, нет разочарования. Из всех ценностей самая большая — любовь: не только жизни, но и самому бытию она придает ценность и смысл. "И что дороже любви? Любовь выше бытия, любовь — венец бытия, и как же возможно, чтобы бытие было ей неподклонно?" [391]

Тяжелая трагедия человеческой жизни только в христоподобной любви обретает свой смысл и свое оправдание. Это любовь своей Божественной силой претворяет трагедию жизни в тихую грусть и спасает человека от скепсиса и отчаяния. Эту любовь Достоевский полностью отождествляет со спасением. Любовь спасает от всех смертей во всех мирах, ибо сама бессмертна и вечна. Достоевский говорит, что Бог дал человеку одну-единственную формулу спасения, она гласит: "Возлюби ближнего твоего как самого себя" [392].

Если человек чем-либо спасается, то спасается любовью к ближнему, ибо человек не может спастись иначе, как через ближнего [393]. Или, как сказал бы Достоевский, человек может спастись, если в подвиге любви воплотится в своего ближнего, преобразится в его лик. Но такая любовь невозможна без воплощенного Бога и Его богочеловеческого тела, ибо истинное воплощение начинается и завершается в Нем. Воплощение всего Божьего в сфере человеческой происходит силой, которую человеку дает воплощенный Бог — Христос. Сила эта — любовь. По сути, любовь — единственная причина воплощения Христова [394]. И всякое воплощение Божьего в человеческом мире — это видимое отражение невидимой сущности.

Христос "страшен величием пред нами, ужасен высотою Своею, по милости бесконечной, нам из любви уподобился" [395]. В непревзойденном подвиге Своей божественной любви Он стал нашей сущностью [396]. Из-за любви и любовью Он стал человеком, чтобы мы обожились [397]. В воплощении Христовом Бог стал Человеком и человек — богом [398]. Неминуемое следствие воплощения Бога — обожение человека, ибо в Личности Богочеловека Христа Бог и человек соединены так тесно, что обожение человека стало естественным следствием этого.

Свою бесконечную любовь к людям Христос доказывает Своим воплощением. Все, что от Него — воплотимо, все, что от Него, обладает неоскудевающей способностью к воплощению. Став сутью человеческой личности, христоподобная любовь обладает способностью самым тесным образом соединять человека с предметом своей любви, то есть воплощаться в любимого. Христоносные герои Достоевского соделали эту любовь душой своей души, сердцем своего сердца, волей своей воли. Любить человека для них значит — воплотиться в него, преобразиться в него, стать им: чувствовать его чувствами, думать его мыслями, страдать его страданиями, печалиться его печалями, радоваться его радостями.

Христоподобная, деятельная любовь — это "работа и выдержка, а для иных так, пожалуй, целая наука" [399]. "Любовь — учительница, но нужно уметь ее приобрести, ибо она трудно приобретается, дорого покупается, долгою работою и через долгий срок, ибо не на мгновение лишь случайное надо любить, а на весь срок. А случайно-то и всяк полюбить может, и злодей полюбит" [400]. Стяжает эту деятельную любовь человек с помощью христолюбивых подвигов веры, молитвы, поста, смирения и других добродетелей до тех пор, пока в его сердце не вселится Христос, пока Он не станет главным путеводителем в жизни во всех мирах.