Читаем без скачивания В саду памяти - Иоанна Ольчак-Роникер

Письма Юлии содержательны, с помощью заключенной в них информации я пытаюсь представить картину прошлого, почувствовать ауру тех лет. И только теперь вижу, сколь деловой и расчетливой была моя прабабка. В том, что она пишет, нет и намека на поэтические парения или философские размышления. Ее занимают исключительно практические дела, и железной рукой она ведет семейную лодку. Из тумана недоговоренностей выплывает, наконец, ее подлинный характер и талант финансистки — фундамент, на котором последующие поколения строили свою судьбу.

Открытка Юлии Горвиц Флоре Бейлин, 1909 г.

Она умела считать. Любила считать. Со скоростью и свободой Ротшильда рассуждала о капиталах и процентах, ценных бумагах, облигациях, векселях, курсах на бирже. Издали, при посредничестве зятя — Самуэля Бейлина — управляла она десятками трансакций, давая короткие советы: Продать мои десять Рудских по курсу дня. — 300 руб. прошу прислать мне в сторублевках на мой адрес: Payerbach Sudbahn, via Wien, Villa Composita. — Попроси Розенталя, чтобы составил мне выкладки по июль 1909. — Пусть Лихтенберг заплатит 4000 рублей, а 3000 можно ему пролонгировать на четыре месяца. — Из этих 4000 я попрошу Самуэля дать Махлейду 3000 и 1000 Рейху. Я думаю, что так будет лучше, поскольку бумаги теперь, мне кажется, очень дороги. — С векселями Лихтенберга Самуэль пусть делает, как считает нужным, если эти деньги ему сейчас не нужны, пусть пролонгирует на 4 месяца, ибо здесь потерь не будет. Лихтенберги порядочные, и проблем нам не создадут…

Письмо Юлии Горвиц Самуэлю Бейлину, 1909 г.

Большинство этих рекомендаций писалось на обычных почтовых карточках — так называемых открытках. Мне, выросшей в годы Польской Народной Республики, приученной с детства к тайнам и наказаниям за любые финансовые операции, это по меньшей мере странно. Но и позже, уже во времена моей матери, о деньгах говорили неохотно и с определенным смущением, давая понять, что эта тема не стоит особого внимания. Думаю, все это — из тех же комплексов. Ловкость, оборотистость, «деловая голова» — типично еврейские черты, согласно курсирующим в польском обществе стереотипам, без устали ассоциировались с жадностью и нечестностью. Для Юлии же материальные проблемы никогда не составляли табу. Откровенно, без всяких стеснений обсуждала она со своими детьми «финансовые дела».

В 1909 году она писала из Ментоны дочери Камилле в Лозанну: Так вот, как я уже тебе напоминала, имущество мое складывается из 100 000 руб. по старому, из этого надлежит вам троим — как из отцовского наследства — по 10 000, то есть тебе, Лютеку и Максу. Наследство после моего Стася, как и его отцовские 10 000 руб., я определила для Розы, тем самым ваш капитал складывается в 40 000, а остальные 60 000 составляют мою собственность. Но для того чтобы отдать вам то, что положено вам от меня в соответствии с тем, что я дала другим детям, я заложила дом на Крулевской за 45 000 руб., а теперь собираюсь эту сумму расписать на четыре части вам, то есть каждому из вас, как я уже выше выделила по 10 000 руб., но заложенные суммы дают не выше, чем 7 %, тем самым у вас будет только 700 руб. ежегодных, или 58 руб. 33 коп. ежемесячно. Таким же способом я буду каждому доплачивать из того, что набежит на мои доходы. Максу я между тем обещала еще добавлять ежегодно 500 руб., чтобы у него было рублей сто помесячно, а остальные пусть зарабатывает сам. Лютеку тоже надо добавить, Розе тем более, итак, остаются крохи, которые как-то удастся выкроить тебе, моя дорогая деточка, и теперь прошу тебя искренне и прямо, обрати внимание на вышесказанное.

Письмо Гени Бейлин матери, Флоре Бейлин.

Что ответила Камилка, «дорогая деточка»? Не спорила, наверное, с матерью. Единственная из детей она работала и зарабатывала. И хоть замужем не была, крепко стояла на собственных ногах. Роза Хильсум в Париже без помощи, которую она получала из Варшавы, не справилась бы с содержанием и воспитанием трех сыновей. Лютек, «вечный студент», готовил очередную диссертацию. Макс не смог бы вести борьбу с капиталистической эксплуатацией без денег, взятых из кассы матери, капиталистки. Остальные дочери были в неплохом материальном положении, но и им случалось сталкиваться с трудностями, требующими финансовой помощи. Судьба распорядилась так, что именно младшая, которая раньше всех оставила дом и меньше всего требовала для себя, заботилась теперь о Юлии больше, чем другие дети. Юлия гостила у нее в Лозанне, потом в Мюнхене, Камилла водила ее к медицинским светилам, возила на курорты, хотя сама терпеть их не могла. И Юлия из Гардон Ривьеры писала, довольная, в Варшаву: Сижу у озера, солнце греет, как в июле, с каждым днем чувствую себя все лучше.

Открытка Камиллы Горвиц Флоре Бейлин

Можно было ожидать, что после стольких лет активно напряженного существования, каким жила в Варшаве, она станет за границей из-за вынужденного бездействия чувствовать себя не у дел. Однако из ее переписки следует, что она кипела энергией и продолжала осуществлять семейный контроль. Самым важным оставалось здоровье. Меня немного беспокоит, что у Флоры болит горло… Янине уже лучше?.. Меня расстраивает состояние Генрики и ребенка… Прошли ли у Гизеллы неприятности с животом?.. Это правда, что Манюся хорошо себя чувствует?.. У Стефы лучше со здоровьем?.. Макс стал спокойнее?.. Тревожит меня эта простуда Генюси, от покалываний в спине единственный совет — растирать скипидаром и обязательно носить под одеждой тонкий трикотаж…

Не забывала и о материальных потребностях родных. Постоянно напоминала добродушному Самуэлю: Лютеку выслать почтовым переводом 200 фр. Адрес: Людвик Горвиц, route de Montoie 32. Suisse. Lauzanne. — Что касается счетов Юлиана и того, что их надо урегулировать, все будет в порядке, как всегда бывало со счетами моими, моих детей и зятьев. — На адрес Макса в Вену прошу срочно выслать 500 руб., о чем просила в предыдущем письме.

Она организовывала совместные семейные каникулы. Может быть, Гутек и Геня приедут ко мне в Меран? Будет Янинка с малышкой. <…> А что касается летнего жилья, я подумала, можно пока устроиться в каком-нибудь пансионате, в Михалине или Константине. Если уж снимать жилье, то тогда что-нибудь получше. Сохранился снимок именно такого летнего сборища 1910 года. На нем и моя прабабушка, сидящая в центре группы, и моя бабушка в огромной шляпе с цветами, и моя маленькая мама, и мой дедушка. Фотография, на которой собрана почти вся семья, — единственная из сохранившихся.