Читаем без скачивания Ненавистная жена - Янина Логвин

На коленях у хозяина ресторана сидит вторая шлюха (первую троица усадила за стол для Борзова, догадаться не сложно, рассчитывая сгладить с моим мужем момент договора и условий), и мужчина, ругнувшись сквозь зубы, сам прогоняет ее прочь.

— Пошла отсюда…

— Стасик…

— Кому сказал, дура! Исчезла! — рявкает тот, разом теряя терпение, а я, воспользовавшись паузой, делаю звонок.

— Максим, ты на месте? Отлично. Пробей прямо сейчас — Сорский Иосиф Казимирович, гражданин Израиля. Крупный бизнесмен. Меня интересуют личные активы и все, что найдешь… Умер два месяца назад? Нет, спасибо. Это все, что я хотела знать.

Я отключаю звонок и холодно сообщаю мужчине:

— Сделка разорвана. Вернешь деньги незасвеченным налом в течении недели.

— Постой… Как это? — вскакивает «глаза-щелки», багровея в лице. — Эй, ты! Ты не посмеешь…

Я беру документы и разрываю их надвое, чтобы наглядно показать, что посмею и еще как. Спокойно откладываю в его сторону.

— Вернешь с двойными процентами, как компенсацией за потерю доверия Босса. Такое не прощают… Стасик! И не забывают. Тебе ли не знать после исчезновения твоего брата?

Я продолжаю держать его взгляд, скрестив руки в пальцах на столе и медленно оперев лопатки о спинку стула. Дав этому Губареву время осмыслить мной сказанное.

— Чт-то? — задыхается он.

— Как он тебя подвел, расскажи? — продолжаю бесстрастно. — Стащил кошелек или нагнул твою шлюху? Говорят, бедняга упал в овраг с бракованным бетоном и исчез навсегда… Никто не пробовал искать?

Понятия не имею, как эта информация стала известна отцу, но она определенно правдива и бьет хозяина кабинета под дых, отразившись в глазах неконтролируемой яростью.

— Ах ты хитрая сук…

Но договорить он не успевает, врезавшись головой в стол и мгновенно потеряв сознание. У Ярослава отменные реакции и сильная левая рука. Она ложится на мое плечо, а в правой он держит пистолет, направив его на «верных» партнеров Стального Босса.

***

Нет, не на них. На одного из охранников, который сунулся в двери с рукой за пазухой, того самого «хмурого мальчика».

Хладнокровия Борзову сегодня не занимать, мы оба натянуты, и вслед за щелчком предохранителя я слышу его низкий рычащий голос:

— Положи пушку на пол и пни ко мне… Быстро! А теперь зови второго, и оба встали так, чтобы я вас видел!

Мужчины за столом тоже вскочили, и один из них буквально выплевывает, раздирая у шеи галстук:

— Щенок! Зарвавшийся ублюдок… Ты хоть знаешь, на кого руку поднял? На кого вы оба сунулись?! Угрожать вздумали, сосунки?! Да мы вас с дерьмом смешаем так, что бетон пухом покажется! Засунем под крышку гроба Босса! Тебя вместе с твоей незаконнорожденной стервой…

Однако его слова переходят в хрип, когда Борзов отпускает мое плечо, чтобы мгновенно впиться пальцами в рыхлое, изнеженное сытой жизнью, горло мужчины, и притянуть к себе, буквально протащив над стулом. Толкнув назад, заставляет его рухнуть на колени и без церемоний взмахивает рукояткой пистолета, рассекая последнему лоб до крови.

— Повтори это мне в глаза, тварь, и сдохнешь прямо здесь! Как ты назвал мою жену? — шипит от ярости, пропустив оскорбления в свой адрес. Но у толстяка на этот раз от шока и сдавленного кадыка случается коллапс с речью, и он лишь хрипит, багровея в лице.

«Мальчик-охранник» все же рискует броситься вперед и на схватку с ним Ярослав тратит секунды три, прежде чем тот ударяется о стол и оглушенной тушей валится на пол. И этого времени все равно мало, чтобы первые двое успели оклематься. Хотя Губарев и начинает елозить по столу сломанным носом, оставляя на светлой столешнице красные полосы.

— Отвечай за себя, Миша, — слышу я голос третьего партнера отца, худощавого незнакомца. — Я вас сразу предупреждал со Стасом, не стоит недооценивать Босса. Рад знакомству, Марина Павловна. С боевым вас, так сказать, крещением!

Я поворачиваю голову и встречаюсь взглядом со щуплым с виду мужчиной средних лет, в темном костюме и бежевом галстуке. Такие, как правило, самые осторожные и опасные. Дважды подумают, прежде чем сделать шаг, потому и сидел молча, не спеша вмешиваться. Внимательнее всех смотрел — вот как сейчас.

А я… я словно замерла, ощущая, как вокруг меня каскадом обрушиваются невидимые стены, моя последняя защита от реальности. А она вот она, уже здесь, и смотрит на меня чужими глазами незнакомца.

— Отпусти его, Ярослав, — я протягиваю руку и касаюсь запястья мужа, когда тот вновь сгребает толстяка за горло, понуждая встать. — Пусть сядет. Видишь, человека ноги не держат.

— Еще держат, но это ненадолго, клянусь!

— Нет. Прости ему первый раз. Второго не будет, и он это знает. А ты, — обращаюсь к шлюхе, которую хозяин кабинета согнал с колен. Девица стоит у стены и, похоже, вот-вот рухнет в обморок. Даже завидно, что я себе не могу позволить такой малости. — Дай Станиславу Витальевичу воды и найди уже салфетку, у него из носа на рубашку течет. А то ведь подпишем документы кровью. Когда придет в себя, скажи, пусть свяжется с юристами Корнеева, я намерена проверить все сделки и договора. И если что-то найду… — я делаю паузу, зная, что мужчина-челюсти меня отлично слышит. — Молись, Станислав Витальевич. Ты у меня сам под крышку гроба влезешь!

Я возвращаю взгляд на худого мужчину. Его губы поджаты, но глаза говорят, что он озадачен и не пропускает ни слова. И в отличие от момента, когда вошел в этот кабинет, больше не уверен в том, что знает, чего от нас ждать. Зато я, благодаря отцу, осведомлена о его темной стороне, и не выпущу ее из внимания. Никогда. Как только я вошла сюда, теперь это мой крест.

— Как вас зовут? — спрашиваю негромко. Я уже начинаю ощущать усталость под кожей и холодное раздражение. Глубокое, оно отнимает тепло и похоже на бездушный ветер. Этот ветер стелется под ноги тихой силой, овевая меня холодом, выстуживает нутро… Это больно, когда еще умеешь чувствовать.

— Александр Вормиев, — отвечает тот.

— Александр… — я повторяю негромко, выдохнув одними губами. — Хорошее имя, Александр. Так звали моего первого мужа, я его очень любила… Так вот, господин Вормиев, еще не поздно передумать, — говорю загадкой, зная наверняка, что ударила в нужную точку. — Наша семья предательства не прощает. Никому! Один из вас троих, — показываю подбородком