Читаем без скачивания В огонь и в воду - Амеде Ашар

— Да, да!

— И это не заставило тебя задуматься? У него есть еще огромное преимущество; у этого проклятаго Монтестрюка, хоть отъ его шляпы и платья такъ и несетъ провинціей, а шпага у него такая, какихъ никто не носитъ со временъ покойнаго короля Лудовика XIII!

— Преимущество, говоришь ты?

— А то, какъ онъ познакомился съ твоей кузиной, ты ни во что не считаешь? Онъ гонится за взбѣсившеюся лошадью, ловкимъ ударомъ шпагой по ногѣ останавливаетъ ее, лошадь падаетъ всего въ десяти шагахъ отъ страшной пропасти, герцогиня спасена имъ отъ вѣрной смерти… развѣ все это ничего не значитъ? Вѣдь вотъ онъ — герой съ перваго же шагу! И она вѣдь вспомнила же, говоря о своемъ спасителѣ, про дон-Галкора, одного изъ рыцарей Круглаго Стола, если не ошибаюсь!

— Это была просто насмѣшка!

— Э, мой другъ! у женщинъ бываетъ часто прехитрый способъ сказать правду подъ видомъ насмѣшки! Воображеніе герцогини затронуто…. Берегись, Шиври, берегись!

— Поберегусь, Лудеакъ, будь покоенъ, и не дальше какъ завтра же пощупаю, что это за человѣкъ!

Въ то самое время, когда Шиври и Лудеакъ толковали объ Гуго, ему самому приходили въ голову престранныя мысли. Съ самаго утра онъ забрался въ паркъ и цѣлый часъ бродилъ по немъ. Не обязанъ ли онъ честью объявить Орфизѣ де Монлюсонъ, что любитъ ее безумно? Если онъ такъ откровенно поступилъ, когда шло дѣло о какой-нибудь Брискеттѣ, то не такъ-ли же точно долженъ поступить и теперь, передъ герцогиней? Весь вопросъ былъ только въ томъ, чтобы найдти случай къ этому признанію; а это было дѣло нелегкое, такъ какъ Орфизу окружала цѣлая толпа съ утра до вечера. Гуго впрочемъ утѣшился, подумавъ, что если случай и не представится, то онъ самъ его вызоветъ.

Въ тотъ-же самый день встрѣтился случай, самъ по-себѣ неважный, но его довольно было опытному глазу, чтобъ сразу замѣтить искру, отъ которой долженъ былъ вспыхнуть со временемъ цѣлый пожаръ.

Общество гуляло по саду; герцогиня де Авраншъ играла розой и уронила ее на песокъ. Гуго живо ее поднялъ, поднесъ къ губамъ и возвратилъ герцогинѣ. Цезарь покраснѣлъ.

— Э! да вы могли бы замѣтить, что я ужь наклонялся поднять эту розу, чтобъ отдать ее кузинѣ!

— И вы тоже могли бы замѣтить, что я поднялъ ее прежде, чѣмъ вы къ ней прикоснулись.

— Графъ де Монтестрюкъ!

— Графъ де Шиври!

Они ужь смотрѣли другъ на друга, какъ два молодыхъ сокола.

— Э, господа! вскричала принцесса Маміани, отъ которой ничто не ускользнуло; что это съ вами? Орфиза уронила розу; я тоже могу уронить платокъ или бантъ. Графъ де Монтестрюкъ былъ проворный сегодня; завтра будетъ проворнѣй графъ де Шиври, и каждый въ свою очередь получитъ право на нашу благодарность. Не такъ-ли, Орфиза?

— Разумѣется!

— Хорошо! сказалъ Цезарь дрожащимъ голосомъ и, наклонясь къ уху Лудеака, измѣнившагося въ лицѣ, прошепталъ:

— Кажется, дѣло добромъ не кончится.

— Гм! не спѣшите, отвѣчалъ Лудеакъ: Монтестрюкъ не изъ такихъ, что опускаютъ скоро глаза. Притомъ же, я осматривалъ ногу у Пенелопы: онъ чуть не отрубилъ ее съ одного удара. Ну, да и ударъ же! Бѣдная нога едва держится на сухой жилѣ!

Онъ отвелъ графа де Шиври въ сторону и, покручивая усы, продолжалъ:

— Или и очень ошибаюсь, или твое дѣло станетъ скоро и моимъ. Замѣтилъ ты, съ какой поспѣшностью принцесса Маміани вмѣшаласъ въ разговоръ? Она ужь что-то очень скоро является на помощь этому гасконцу, котораго видѣла тамъ гдѣ-то далеко…. Если на его бѣду она станетъ смотрѣть на него слишкомъ снисходительными глазами, то графъ де Шаржполь узнаетъ, что значитъ имѣть дѣло съ Лудеакомъ.

— Сказать тебѣ правду, возразилъ Цезарь, радуясь случаю дать почувствовать другу такую же ревность, какая и его самого грызла за сердце; мнѣ давно кажется, что эту снисходительность, которая такъ справедливо тебѣ не нравится, съ перваго же дня выказали глаза прекрасной принцессы, предмета твоего нѣжнаго вниманія. Я повторю тебѣ то же, что ты самъ мнѣ сказалъ недавно. Берегись мой другъ, берегись!

XIII

Поцѣлуй въ темнотѣ

Между тѣмъ Гуго хотѣлъ сдержать данное себѣ слово, а стычка съ графомъ де Шиври еще болѣе побуждала его сдержать это обѣщаніе, во что бы то ни стало. А разъ рѣшившись, зачѣмъ же откладывать? Къ несчастью, весь день проходилъ въ удовольствіяхъ и ни разу не удалось ему встрѣтить Орфизу де Монлюсонъ съ глазу на глазъ.

— Ну, сказалъ онъ себѣ, наединѣ или при всѣхъ, а до завтрашняго солнечнаго восхода она узнаетъ мои мысли.

Послѣ этого рѣшенія онъ впалъ въ какое-то особенное расположеніе духа. Воспитанный вдали отъ городскаго шума, на деревенской свободѣ, онъ сохранилъ привычку къ мечтательности и къ уединенію, хоть этого и трудно ожидать отъ человѣка, готоваго броситься на самыя опасныя приключенія. Подъ вечеръ, когда все общество разсыпалось по саду, онъ ушелъ въ отдаленный уголъ замка, гдѣ среди окруженнаго высокими стѣнами двора возвышалась часовня; вѣтеръ шелестѣлъ листьями росшихъ вокругъ нея деревьевъ.

Двери были отворены; онъ вышелъ.

Въ часовнѣ никого не было. Нѣсколько свѣчей горѣло свѣтлыми звѣздочками, шумъ его шаговъ глухо отдавался подъ сводами. Большія росписныя окна на хорахъ блестѣли яркимъ свѣтомъ и обливали золотомъ, пурпуромъ и лазурью толстые столбы и паперть. Въ лучахъ виднѣлись бѣломраморныя колѣно-преклоненныя фигуры на гробницахъ. Торжественное молчаніе царствовало въ храмѣ. Гуго сѣлъ въ темномъ углу.

Онъ чувствовалъ, какое важное дѣло предстоитъ ему. Насталь-ли въ самомъ дѣлѣ часъ наложить эту цѣпь на свое сердце? Одна-ли истина руководитъ имъ? Вполнѣ-ли искренная любовь, въ которой онъ намѣренъ признаться?

Онъ спрашивалъ себя, какъ будто бы сама мать его была тутъ съ нимъ; онъ испытывалъ и совѣсть свою, и сердце. Въ совѣсти онъ нашелъ твердую, непоколебимую рѣшимость вести дѣло до конца, а въ сердцѣ — сіяющій въ лучахъ образъ Орфизы де-Монлюсонъ.

Поднявъ глаза, онъ увидѣлъ на окнѣ въ золотомъ сіяніи лучезарную фигуру, напоминавшую какимъ-то смутнымъ сходствомъ ту, кто наполнялъ собой всѣ его мысли. Въ яркихъ лучахъ заходящаго солнца она простирала къ нему руки.

Онъ всталъ и, не сводя глазъ съ образа, вскричалъ въ порывѣ восторга:

— Да! я отдаю тебѣ любовь мою и клянусь посвятить тебѣ всю жизнь!

Когда онъ вышелъ изъ часовни, былъ уже вечеръ. Свѣтъ въ окнѣ погасъ, въ сумеркахъ виднѣлись одни смутныя очертанія ангеловъ и святыхъ. Гуго пошелъ подъ мрачными арками, тянувшимися вокругъ двора и вступилъ въ темную галлерею, которая вела въ замокъ.

Онъ шелъ медленно въ темнотѣ, какъ вдругъ замѣтилъ двигавшуюся вблизи неясную фигуру, внезапно появившуюся будто сквозь стѣну. Въ ушахъ его смутно отдавался шелестъ шелковаго платья; онъ остановился, шелестъ приближался и вдругъ горячее дыханье обдало лицо его и губъ его коснулся жгучій поцѣлуй. У него захватило духъ, онъ протянулъ руки, но призракъ уже исчезъ и только въ концѣ галлереи отворилась дверь изъ освѣщенной комнаты и въ ней отразился на одно мгновеніе силуэтъ женщины. Дверь тотчасъ же затворилась и густой мракъ снова окружилъ его.