Читаем без скачивания Дневник офицера КГБ - Александр Никифоров

Зря подумал. Вечером в бригаде узнал, что двое саперов пострадали от осколков, когда каток раздавил мину.

В Дехходже с трудом пробились через нашу бронетехнику. Солидная будет колонна.

Мамнун и Сарвар ждали меня в отделе.

— Где Хабиб? — поздоровавшись, спрашиваю у них.

— В банде. Хаджи Латиф на операцию Рахматулло пятнадцать человек выделил…

— Лед тронулся, господа присяжные заседатели! — вырвалось у меня. Посмотрев на удивленные лица афганцев, я добавил: — Это значит, что дело пошло.

Сидим, обсуждаем план предстоящей операции. Неожиданно в дверях появляется Хабиб.

— Что-то случилось? — спрашиваю его.

— Рахматулло темнить начал. Чего-то боится.

— Чего конкретно?

— Трудно понять. Цепляется за всякие мелочи.

Нехорошо получается. Нужно как-то «спровоцировать» Рахматулло на активные действия.

— Срочно иди в банду и скажи Рахматулло, — говорю Хабибу, — что планы изменились. Оружие и деньги поступят сегодня вечером и пролежат в Управлении до утра. Утром их переправят в другое место. Делай что хочешь, но постарайся убедить Рахматулло. К вечеру успеем подготовиться? — спрашиваю Мамнуна.

— У нас все готово, — отвечает тот.

— С богом! — говорю агенту. — Справишься?

— Хода мидонад.[94] — С этими словами агент исчез…

Агент ушел, а мы продолжили проработку всех возможных вариантов операции…

Минут через тридцать в дверях вновь появился Хабиб.

— Так быстро? — удивился я.

— Рахматулло согласен.

— Как тебе удалось его уговорить?

— А я и не уговаривал. Сказал, что другой такой возможности не будет. Если он трусит, без него все захвачу, а ему и коробку спичек не оставлю (на персидском языке это звучало намного убедительнее). Мои слова Рахматулло крепко задели. Мне надо возвращаться. Рахматулло не хотел отпускать, но я сказал, что нужно уточнить некоторые вопросы. После шести вечера встречайте. Со мной будут еще человека три. Рахматулло хочет, чтобы его люди лично убедились в безопасности мероприятия.

— Встретим, как самых дорогих гостей, — заверил агента Мамнун.

Хабиб ушел, а мы с Мамнуном поехали в Управление за санкцией на проведение мероприятия.

— Вы же операцию на четверг планировали, — удивился Гульхан, выслушав наш доклад.

— Обстоятельства изменились, — ответил за нас Мамнун.

— Ситуация. Успеете подготовиться?

— Мы готовы.

Гульхан позвонил Джабару[95] и велел выделить в распоряжение Мамнуна людей из батальона.

— Он к тебе сам сейчас подойдет, — закончил разговор Гульхан.

Уточнив некоторые вопросы, разошлись. Мамнун — к Джабару, мы с шефом — в мошаверку.

— Игорь Митрофанович, — обращаюсь к шефу…

— Даже и не думай, — прерывает он меня. — Все, что от тебя зависело, ты сделал.

— Мне же не в атаку идти…

— Тема закрыта, — вновь прерывает меня шеф. — В Кандагаре не останешься. Точка!

— Если не разрешаете остаться, можно к Мамнуну съездить? Удачи ему пожелать.

— Даю тебе полчаса. Дорога сегодня перегружена, задерживаться нам ни к чему.

— Побежал…

Мамнуна встретил по дороге в отделе.

— Мошавер Саша, с Джабаром я договорился. Сто человек выделяет.

— Зачем столько?

— Я тоже думаю, что многовато, но так Гульхан распорядился. Не волнуйся, операцию проведем как надо.

Пожелав Мамнуну удачи, я вернулся в Управление.

В два часа дня мы выехали. В городе все переулки были перекрыты бронетехникой. Навстречу нам сплошным потоком шли «наливники». Вдоль дороги сновали боевые машины сопровождения. Периодически слышалась пулеметная и автоматная стрельба.

«Серьезная работа предстоит сегодня ребятам, — подумал я. — Если уже здесь так шумно, представляю, что творится на Черной площади!»

Ночью спал тревожно — проворочался на кровати до утра в какой-то полудреме.

— Ты чего такой, Санек? — спросил меня утром Володя.

— Что-то плохо спалось, — уклончиво ответил я.

Прибыв в Управление, сразу же выехал в первый отдел.

«Досталось ночью зданию, — подумал я, подъехав к воротам отдела. — Как там мои подсоветные?»

С крыши здания, словно срезанная ударом молнии, свисала половина дерева. Ворота, забор и само здание были посечены осколками. Во дворе Бади собирал в ящик битые стекла и осколки от снарядов и мин.

Поздоровавшись со стариком, я вошел в здание отдела. В коридоре была тишина. Поднялся на второй этаж… Мамнун сидел в кресле, прикрыв руками глаза.

— Салам алейкум, — поприветствовал я его.

— Салам, салам, — ответил он. — Присаживайся.

Я сел в кресло напротив Мамнуна.

Сидим, молчим.

— Все живы? — прерываю паузу.

— Даже никто не ранен.

На душе стало спокойнее.

— Чего ж грустный? Устал? — потихоньку вхожу в тему предстоящего разговора.

— Есть немножко.

— Как все прошло? — спрашиваю Мамнуна.

— Нормально. По плану. В шесть вечера встретили Хабиба, с ним трех моджахедов и пацана, они его для связи взяли. Старшим был Абдулла, заместитель Латифа.

— Солидно, — заметил я.

— Всех определили на конспиративную квартиру, когда Хабиб с Абдуллой ушли в мечеть…

— Зачем? — прерываю Мамнуна.

— Не знаю. У них свои заморочки. Так вот, когда они ушли под предлогом перевода душманов в более безопасное место, аккуратно всех взяли.

— Это как же?

— Удар по затылку, мешок на голову — и в подвал. Абдуллу также взяли, когда они с агентом из мечети вернулись.

— А Хабиб? — спрашиваю Мамнуна.

— Он в банду вернулся, так ему Рахматулло велел. В десять часов вечера обвязали пацана веревкой, чтобы не сбежал, и выдвинулись в условное место, откуда он должен был дать сигнал. Пацан дважды мигнул фонариком, что означало «все спокойно». Получив из «зеленки» ответ, быстро вернулись в отдел. Мы с автоматами расположились на крыше отдела, с нее хорошо просматривалось футбольное поле. Оперативный батальон разместился на крышах домов ближе к полю. «Духам», чтобы попасть в Управление по племенам, необходимо было пересечь это самое футбольное поле. Мы планировали осветить их двумя прожекторами и предъявить ультиматум: «Сдавайтесь или расстреляем!» Они же на поле были бы как на ладони.

— Замечательный план, — похвалил я Мамнуна.

— Замечательный… — с иронией повторил он. — Не успел первый «дух» забраться на дувал, как кто-то из бойцов оперативного батальона открыл огонь. Что тут началось! Минут двадцать шла стрельба, — Мамнун вздохнул. — «Духи» отошли к кладбищу[96] и, видимо, там и залегли. Под утро, часа за два до твоего приезда они такого жару нам дали. Результат ты видел.

— Здание починим, главное — люди не пострадали. С Хабибом что? — спрашиваю Мамнуна.

— Пока не знаю. Ночью я его среди «духов» видел… — Мамнун хотел еще что-то добавить, но тут в дверях показался Хабиб.

Легок на помине! Выглядел он на удивление бодро. Я встал и крепко пожал ему руку.

— Как ты? — спрашиваю у него.

— Терпимо. Ночью, правда, чуть шальвары[97] не испортил, — смеется Хабиб. — Мамнун меня предупредил, что душманов будут брать на футбольном поле, чтобы я, под шумок, успел спрятаться. А тут… Хорошо канава рядом оказалась, в ней и залег.

— А ты зачем с Абдуллой в мечеть ходил? — спрашиваю Хабиба.

— На Коране в вечной верности клялся.

— А как же Аллах? Обманывать нехорошо.

— Аллах велик, мудр и справедлив, — возразил мне агент. — Он «разрешает» ради доброго дела немножко соврать. К тому же я фигу за спиной держал.

— Что в банде? — спрашиваю агента.

— Хаджи Латиф в ярости. В перестрелке погибли три его бойца и один ранен. Говорит, что Рахматулло его подставил. Грозит ему исламским судом. У Рахматулло потерь нет.

У меня мелькнула мысль… В одном из фильмов о борьбе с басмачами в Туркестане чекисты, чтобы обезопасить своего человека, подбросили главарю письмо, бросающее тень на одного из членов банды. А почему бы нам не использовать этот трюк?

— Ругаются, говоришь? — прерываю рассказ Хабиба.

— Еще как ругаются. Того и гляди, друг друга перестреляют…

— А что, если мы усилим подозрения Латифа в отношении Рахматулло? — И я изложил моим боевым товарищам идею с письмом.

Недолго думая, мы состряпали письмо, которое в общих чертах содержало следующее: «Дорогой друг! Благодарим тебя за помощь и надеемся на дальнейшее сотрудничество. Деньги, как всегда, ты найдешь в тайнике…».

Письмо усилиями Хабиба было «случайно» обнаружено в халате Рахматулло. А после того, как в тайнике были обнаружены и деньги, банду Рахматулло расформировали, а его самого отдали под Исламский суд. Даже родственник ему не помог. Улики были неопровержимыми.