Читаем без скачивания Багряная игра. Сборник англо-американской фантастики - Майкл Муркок

— А что произошло после того первого и единственного боя, который я видел?

— Еще несколько. Мы потеряли массу всевозможных кораблей. В конце концов Аскийоль доступными ему средствами вошел с ними в контакт и заверил, что мы вполне удовлетворимся, если заселим одну или несколько непригодных для них планет и будем жить в дружеском соседстве с ними. Но это их, видимо, не устроило. Тем не менее они выдвинули альтернативу открытым военным действиям.

Он вздохнул и взмахом руки указал на нагромождение приборов.

— Мы не учли господствующий здесь тип общественного сознания. Оно основано на кодексе поведения, ряд положений которого весьма труден для нашего понимания.

Смысл его, если говорить привычным нам языком, в том, что статус отдельной личности или группы определяется их способностью к военной игре, в которую в этой галактике играют веками. Мы называем ее Багряной или Кроваво-красной Игрой, поскольку один из главных их «видов оружия» — это способность так запутать наше чувственное восприятие, что мы испытываем единое сенсорное ощущение — кроваво-красного цвета. Думаю, вы с этим уже столкнулись.

Роффрей кивнул:

— Ну ладно, а для чего чужакам эта Игра, кроме того, чтобы сбить нас с толку? И как в нее играют?

— Мы думаем, чужаки пришли к выводу, что им следует положиться на более хитроумное оружие, чем энергетические пушки или что-нибудь в этом роде. Мы, если пожелаем, можем и дальше воевать с ними нашим традиционным оружием, что и делали вначале, но оно дало бы нам мало шансов на победу. Их оружие наносит, с их точки зрения, больший урон, чем смерть. Они обращают вас в безумца. Если бы вы умерли, вас просто сбросили бы со счетов. А если вы остаетесь в живых, но не годитесь как боец, то истощаете наши ресурсы и во многих отношениях становитесь обременительным. И это далеко не всё. Есть жесткие, сложные правила, с которыми вам придется ознакомиться по мере продвижения.

— А что на кону? — спросил Роффрей.

— Если мы выиграем достаточно раундов Игры, не прибегая к обычному вооружению, чужаки отдадут нам абсолютную власть в своей галактике! Так что на кону немало, капитан Роффрей. Мы ставим жизни, они — власть.

— Должно быть, они уверены в победе.

— Аскийоль считает, дело не в этом. Ясно, что сейчас они побеждают, но они прониклись такой любовью к этой Игре, что с радостью воспринимают любое разнообразие. Видите ли, для обеих сторон Игра непроста: у тех возникают дополнительные сложности из-за незнания наших способностей, восприимчивости, психологии и так далее, и в этом мы равны. В других отношениях, скажем в опыте Игры, преимущество на их стороне.

— А мы каким боком здесь нужны?

— Мы надеемся, что вы послужите нашим главным козырем в борьбе за победу. Ваш корабль — единственный с человеческим экипажем, которому когда-либо удалось отразить этот фантастический удар. Так или иначе, есть у вас нечто необходимое нам для победы над чужаками!

— Но вы не знаете, что именно?

— Да.

— Оно, это нечто, есть у каждого из нас, или отражать атаку может только тот, кто от природы обладает соответствующей защитной способностью, в чем бы она ни состояла?

— Вот это мы и собираемся выяснить, капитан Роффрей. Потому мы подвергнем обследованию вас обоих. Хотя кораблем управляли вы, позади вас, насколько я понимаю, стоял Толфрин.

— Думаю, нам стоило бы опереться на моральный перевес над чужаками, — заговорил Толфрин. — Вопрос не в том, кто будет первым, кто вторым, а в престиже. Если мы победим, мы обретем в их глазах достаточный статус, и они примут наше правление. Если же проиграем... что тогда?

— Если мы проиграем, то будем совершенно беспомощны. Припасов у нас осталось так мало, что мы не можем рисковать и переходить в новую вселенную — слишком поздно. — Лорд Морден снова обращался только к Роффрею. — Вы это понимаете, капитан? На данный момент ваша жена — лишь одна из немногих жертв безумия во флоте. Но если мы не победим в Игре, все мы окажемся сумасшедшими — или мертвыми.

Доводы Мордена казались Роффрею логичными, и все же подозрения не оставляли его.

— Давайте подождем, что покажет тестирование. Тогда, может быть, и поймем, куда ветер дует. А уж потом я подумаю и решу.

Морден, поджав губы, чуть заметно кивнул.

— Как знаете, — сказал он, адресуясь, по-видимому, к столешнице. — Попросите зайти исследовательскую бригаду.

В загроможденную приборами каюту Мордена вошли трое.

Морден встал, чтобы представить их.

— Профессор Зелински, — сказал он.

От троицы отделился самый высокий, подошел к Роффрею и Толфрину, протянул пухлую руку, приветливо улыбнулся:

— Рад, что вы с нами. Похоже, вы и ваш друг смогли бы помочь нам справиться с кое-какими трудностями.

Пожав им руки, он со словами: «Познакомьтесь с моими ассистентами. Доктор Цунь» — указал на мрачного малорослого человека монголоидного типа, — «и доктор Манн», — на молодого блондина с наружностью героя приключенческого романа.

— Наслышан о вас, профессор, — хмыкнул Толфрин. — На Земле вы руководили кафедрой физиологии.

— Верно, — кивнул Зелински. — Мы начнем с банального энцефалографического исследования. Потом уложим вас спать и посмотрим, удастся ли нам добраться до подсознания. Полагаю, вы не станете возражать против такого обследования. — Он вопросительно посмотрел на Мордена, но ответа не последовало.

— Да, — сказал наконец Роффрей, — если только оно не предусматривает промывания мозгов.

— Сейчас, знаете ли, пятый век после войны, а не до нее, — резко парировал Зелински.

— Мне кажется, девиз Аскийоля и Лорда Мордена: «На охоту ехать — собак кормить», — проворчал Роффрей, усаживаясь в приготовленное для него доктором Цунем кресло.

На Мордена замечание не произвело никакого впечатления, наверно, он его и не слышал. Привычка Роффрея укрываться за цитатами была частью его архаичной манеры поведения. Мери как-то упрекнула его, что он сознательно затемняет свои намеки и читает старые книги единственно с целью выудить непривычную цитату и запустить ею в тех, кого не любит или презирает. Роффрей согласился и добавил: одна из граней привлекательности Мери в том и состоит, что она хотя бы понимает смысл его слов.

Роффрею без предисловий нахлобучили на голову тесный шлем из какого-то стекловидного сплава. Он терпеть не мог такие штуковины, да и всю эту музыку на дух не выносил. Дайте срок, обещал он себе, я им покажу, что значит независимость... — с этой мыслью он и уснул.

Такие вот мысли и переживания позволили ученым добыть немало интересной информации — но, увы, абсолютно бесполезной с практической точки зрения.