Читаем без скачивания Дом дервиша - Йен Макдональд

— У меня там много друзей.

— Они говорят только про ботов. Они просто фанаты. Ничего не знают. Не уверен, что они вообще в курсе, что такое серийный номер. Смотри. — Бекир наклоняется к Джану и нажимает клавиши. Открывается новая страница.

— Gladio.tr? Это зануды, которые рассуждают о «глубинном государстве».

— А ты что знаешь о «глубинном государстве»?

— Мне мистер Ферентину рассказывал.

— Этот твой Ферентину грек и, возможно, предатель. Даже если они и зануды, это не значит, что они ничего не знают.

— О ботах?

— Обо всем.

— Где регистрироваться?

— Тут.

Клик-клик-клик. Он в Сети. Две минуты спустя Джан постит фото со своего цептепа на форум. Итак, теперь он конспиролог.

Пристегнутый в «Газовом пузыре», пока мама везет его домой из интерната, Джан прижимается к стеклу лбом и ладонями. Стамбул мелькает мимо калейдоскопом цветов, движений и крошечных откровений: каскады куполов мечети в меняющейся перспективе между двумя башнями из стекла и металла, человек, толкающий тележку по крутой улочке под балконами, постер с поп-звездой Шемси в облегающих красных блестящих брючках, которые не перестают волновать Джана. Он прикасается губами и языком к стеклу, чтобы почувствовать вибрацию мотора и грохот города. Прохожие смотрят на него, мол, что за странный ребенок, лижет стекло! Но никто из вас не знает, что под этой личиной скрывается маленький детектив.

Цептеп вибрирует. Кто-то ответил на его пост. Один из зануд-конспираторов под ником Волк, помешанный на ботах, идентифицировал обломок вплоть до номера инвойса.

— Ты только посмотри на это, — говорит Аднан Сариоглу своей жене на частной пристани в Седефе. — У него под хвостом мешок, чтобы собирать его дерьмо? Он жемчугом, что ли, испражняется?

Катер — винтажная итальянская «Рива», отполированное красное дерево и зеленая кожа, легкий в управлении, роскошный и быстрый. Когда он, вспенив воду, обогнул сигнальную башню, Аднан и Айше увидели, что под антикварным оттоманским газовым фонарем их ждет коляска.

— Это еще что такое?

— На острове существует закон, запрещающий автотранспорт.

— Что значит «закон»? Он же владеет островом. Если захотел бы, то нас ждала бы сейчас «ламборгини».

— В «ламборгини» всего два места, — говорит Айше.

Кучер помогает ей подняться по маленькой и опасной лесенке на убийственных каблуках и сесть в экипаж. Аднан скользит рукой по ее икре.

— Чулки со швом.

— Разумеется.

Аднан садится рядом с ней. Четырехколесный экипаж подпрыгивает на рессорах. Аднан откидывается в кресле. Он вдыхает запах старой кожи, лошади, трав и мускуса острова. Газовые фонари вьются зигзагом по невидимому холму в направлении скопления света наверху, отчего небо вокруг светится — это дом Ферида Адаташа. Аднан различает еле слышную музыку. Это Билли Холидей.

Кучер забирается на козлы, щелкает хлыстом. Пара жеребцов срывается с места. От внезапного рывка Айше падает на Аднана. Они хихикают. Они хихикают с тех пор, как «Рива» отплыла из Эминеню. Аднан ненавидит лодки и темную воду. Айше знает, что муж хихикает, только если очень нервничает.

Я с тобой, думает Айше. Ты тут не один. Я прикрою тебя, защищу с фланга, сниму снайперов. Мы же команда.

Утонув в мягкой коже кресел коляски, Айше шепчет:

— У жеребца с левой стороны эрекция.

— Не только у него.

— Думаю, это называется «стояк кучера». Болезнь возникает из-за постоянной тряски. Производственный риск, как я слышала.

Аднан валится набок, не в силах сдержать смех.

— Посмотри на размеры. Прямо пожарный шланг какой-то. Вообрази, каково это ходить, когда эта штуковина болтается у тебя между ног, но теперь…

Аднан берет руку жены и прижимает ее к собственному эрегированному члену, скрытому тканью сшитых на заказ брюк. Айше смеется, а потом ее глаза расширяются, когда она ощущает внезапное прикосновение пальцев Аднана к бедру под юбкой, легкое и волнующее, как прикосновение крыла бабочки.

— Что ты делаешь, варвар из Анатолии?

— Просто проверяю.

Аднан ведет рукой по шву на чулках Айше. Кожа, шелк, палец, кожа, кожа. Слои, пласты, покровы. Она всегда считала, что нежный шелк, прозрачный нейлон, кружева и тонкий газ, напоминающий крылья бабочки, возбуждают куда сильнее, чем прикосновение к коже. Шелк становится посредником, нейлон каждое прикосновение превращает в ласку, а наглое скольжение ладони делает романтичным.

Айше чувствует, как рука Аднана напрягается в том месте, где заканчиваются чулки и начинается теплое, обнаженное бедро. Он действует прямо, и переход от одного состояния в другое, от завуалированных намеков к обещаниям волнует.

— А шов-то и впрямь вдет до самого верха. Отличное качество.

Ага, и отличная пятка, но не думаю, что ты заметил. Жаркая ладонь Аднана надавливает на шелковый треугольник поверх ее лобка.

— Когда заключишь сделку, — шепчет Айше.

К тому моменту, как Аднан войдет в столовую, он станет столбом сдержанной энергии и харизмы. На него будут обращены все взоры, все уши будут ловить его слова вплоть до мелочей. Это не ужин, это война.

Айше прижимается к Аднану в объятиях кожи, такой же теплой, как человеческая.

Коляска останавливается и покачивается. Копыта цокают по мостовой, позвякивает сбруя. Дом представляет собой геометрическую фигуру из пересекающихся плоскостей, демонстрирующую множество фасадов, и с первого взгляда трудно понять, что к чему. Дом не приветствует гостей, не видно даже явного входа, а вместо окон узкие горизонтальные прорези. На террасе, свободно парящей над холмом, можно заметить какой-то намек на движение и беседу, а еще доносятся обрывки голоса Билли Холидей. Кучер разворачивает складную лесенку. Ливрея в оттоманском стиле, коляска и жеребцы со смешной бахромой вокруг глаз совершенно не вписываются в этот агрессивный модернизм. Аднан глубоко вдыхает ночной воздух. Чабрец, полынь, пыль, соль, мед и пот.

— Пахнет, как в Каше.

Маленький черный прямоугольник возникает в белой стене.

— Аднан! — Ферид Адаташ пожимает им обоим руки, причем одинаково крепко. — Миссис Сариоглу, рад знакомству.

— Эркоч, — поправляет его Айше. — Я не стала менять фамилию.

— Ах, простите. Добро пожаловать! Как вам поездка?

— С низким содержанием углерода. — Аднан кивает в сторону коляски.

— Ну на углероде выигрываете, на метане теряете, — говорит Ферид. Он смеется собственной шутке.

Пока они идут по мощеному дворику, Аднан успевает прошептать в темные волосы Айше:

— Хотел сказать, что ты сегодня охренительно выглядишь. Просто потрясающе. Не знаю уж, кто там собрался, но никто не приблизится к тебе!

Айше легонько сжимает его ягодицы.

Напитки поданы на террасе. Кроме Аднана и Айше к Ферид-бею приглашены господин Мунир Гюней с супругой Назат, генерал Барчин Чиллер с супругой Тайибе, профессор Пинар Будак и ее муж Эртем.

Мунир-бей — высокопоставленный чиновник в Европейской комиссии в Брюсселе. Специализируется на торговле и тарифах. Генерал Барчин — войсковой командир, который недавно служил на иракской границе, пресекая потоки нелегальных мигрантов. Пинар-ханым — профессор, специалист по литературе, работает в университете Богазиджи и занимается женской поэзией XVII века.

Айше запоминает все имена и лица по мере того, как Сюрейя Адаташ представляет гостей. Женщины представляют женщин, мужчины — мужчин. Это выглядит как правило этикета, но Айше чувствует, что здесь куда более продуманная стратегия — изолировать ее от Аднана. Сюрейя-ханым заперла ее в уголке на террасе. За темными водами Мраморного моря сияет Стамбул, окутанный завесой света. Паромы кажутся быстро двигающимися созвездиями на черной глади моря, большие суда — это медлительные скопления желтых и зеленых огней. А высоко в небе, под звездами, неторопливо подмигивают навигационными огнями паруса яхт.

Айше ставит стакан на перила из нержавеющей стали. Воздух вихрем закручивается над террасой, и Айше впервые за многие недели становится холодно. Она наклоняется вперед, ее внимание привлекают какие-то небольшие предметы среди низких кустов.

— Это кости?

— Собачьи, миссис Эркоч, — говорит Сюрейя-ханым. — У острова необычная история. В 1920-х годах новые власти Стамбула озаботились проблемой разросшейся популяции диких собак, которые терроризировали улицы. Они нападали на старух, вытаскивали младенцев из колясок. Трупы пьяниц находили по утрам обглоданными. Когда псов пересчитали, то оказалось, что их слишком много, чтобы уничтожать по одному. В итоге всех их свезли сюда и позволили природе самой разобраться. Через год не осталось ни одной собаки. Садовники до сих пор выкапывают кости.