Читаем без скачивания Из жизни начальника разведки - Леонид Шебаршин

Наше государство давно распалось на незримые административные уделы со своими интересами и сферами влияния. Сильная власть могла заставлять их действовать в едином направлении, учитывать общегосударственный интерес, поступаться ведомственной корыстью. Разведка, так же как вооруженные силы, дело общегосударственное, и главы ведомств, учреждений, органов информации с охотой или скрипя зубами создавали ей возможности для работы. Распалось государство, расползлась аморфной массой власть, каждый за себя. Нас вытесняют, и апеллировать не к кому.

Будем приспосабливаться к обстановке, а заодно посмотрим, нет ли возможности извлечь хоть какую-то пользу для разведки, несколько омолодить личный состав, избавиться от лишнего жира, который сковывает ее движения.

Предложения у Анатолия Александровича готовы. Уточняем отдельные позиции для доклада председателю и последующей беседы с Б. Д. Панкиным. Он уже распорядился приостановить оформление в МИД краткосрочных командировок сотрудников ПГУ.

На председателя надежда слабая. При каждом удобном и неудобном случае он заявляет, что ему неизвестно, чем там занимается разведка. Выяснить это можно очень просто — побеседовать с разведчиками. Такую попытку Бака-тин недавно сделал.

Я был в своем кабинете на Лубянке. Звонок из Ясенева: к нам на объект едет председатель, приказал собрать всех заместителей начальника ПГУ. Интересно, меня, что ли, снимать едет? Почему же не предупредил? Получаются вроде бы похороны с попом, но без покойника… Зван или не зван — надо ехать, хозяйство-то пока мое. Едем. Занимает меня пустая мысль: сознательно председатель обижает людей или у него это от упрощенности натуры? Может быть и так, и так.

Пустые размышления, никому не нужные. Начальство себе не выбирают. Хочешь служить — делай вид, что даже приятно, когда начальство снисходит до тебя хотя бы грубостью. Привыкнешь помаленьку, потом тобой будут вытирать грязные сапоги и при удобном случае с позором выкинут. Рассказывал знакомый, как Бакатин приглашал его на руководящую должность в МВД: «А какие качества нужны, я же в МВД никогда не работал?» — «Какие? Чтобы мне нравился, вот какие!»

В приемной висит тяжелое облако всеобщего уныния, дежурные непривычно понурые.

— В чем дело?

— Председатель ругался. Какая, говорит, вы дежурная служба, обстановку не отслеживаете… Говорил, что у них в МВД дело было поставлено в сто раз лучше. Мы пытались объяснить, он кричит и ничего не слушает.

Бывают люди, у которых в голове что-то переставлено, порядок прохождения сигналов перепутан. Поинтересуйся, чем должны заниматься дежурные в ПГУ: наблюдением за порядком на территории, приемом и отправкой почты, встречей посетителей, автомашинами. Мелкие, но совершенно необходимые дела. За обстановкой в мире круглосуточно следит специальная группа в информационном управлении, за обстановкой в стране — дежурная служба КГБ, с которой у нас постоянная связь. Поинтересуйся, подумай и сделай выводы. Явно выпадают два первых члена формулы.

В кабинете сидят заместители начальника и начальники управлений ПГУ, в рядок с ними Вадим Викторович, как всегда, мужественно элегантен. Мое место во главе стола свободно, предлагаю председателю занять его, он отказывается, сажусь сам.

Разговор только начался. Выступают по очереди разведчики, рассказывают, чем занимаются. Председатель не перебивает, изредка задает вопросы. В общем, все нормально. Мои коллеги внутренне настороженны, хотя говорят свободно, не мнутся и не заикаются. Кажется, с обеих сторон проявляется какое-то взаимное любопытство: так вот, дескать, вы какие!

Доходит очередь до Михаила Аркадьевича. Он добросовестно, своей обычной деловитой скороговоркой, довольно монотонно рассказывает об особенностях информационной службы, о том, как из ворохов информационных материалов приходится выбирать действительно ценное и интересное.

— Иначе говоря, «изводишь единого слова ради тысячи тонн словесной руды?..» — участливо перебивает Бакатин.

Какой-то черт дергает меня за язык.

— Пушкин? — громко интересуюсь я.

— Нет, Маяковский, — серьезно поясняет Бакатин.

Совещание продолжается около полутора часов. Председатель разобрался с разведкой, ему все ясно…

Нет ничего приятнее пыли из-под колес экипажа отъезжающего начальства.

Все это было несколько дней назад. С тех пор я слышу голос председателя только по телефону. Голос обычно раздраженный, с оттенком хронического недоумения, готовый вот-вот сорваться в истерику. Очень неприятно. Как у Щедрина: «Скажи, в чем я виноват, разреши тенета сус-пиции». Может быть, в том, что тридцать без малого лет прослужил в КГБ, или в том, что не защищал демократию вместе с миллионами честных людей на баррикадах у Белого дома? Или в том, что нет доказательств моего участия в заговоре? «Не дает ответа…»

Дел сегодня много. Во-первых, Комитет госбезопасности после обеда посетит государственный секретарь США Бейкер. Начальник ПГУ приглашен участвовать во встрече. Во-вторых, надо подготовиться к выступлению на заседании парламентской комиссии по расследованию деятельности КГБ во время августовских событий. Мандат комиссии несколько расплывчат, и в ее задачу входит выработка рекомендаций по реформированию КГБ.

Громкий звонок. Бакатин:

— Что у вас там по перебежчикам?

— Пограничники говорят, что все спокойно…

— Я без вас знаю, что говорят пограничники! Что известно разведке?

— Пока ничего. Как только получу ответы из резидентур, сразу сообщу. Уверен, что имеем дело с дезинформацией.

Неодобрительный звук, и трубка молчит.

Мне очень хочется, чтобы мой кабинет прослушивался, чтобы начальство услышало, что действительно думает о нем его заместитель.

Стыдно, я теряю чувство меры. Бакатин — только печальный эпизод, вполне возможно, что он не хуже других, хотя сама эта мысль нагоняет тоску. Рассыпался мир, исчезло государство, в верности которому я клялся. Что такое бывший секретарь обкома на фоне апокалипсиса? И что ты сам? Не опошляй трагедию обывательским фарсом!

Сейчас можно перекинуться на сторону новых ценностей. Подумаешь, какое дело — всего-навсего соскрести ярлык чекиста. Беда-то в том, что это давным-давно не ярлык, но часть моей души и моего тела. Можно отодрать его с кровью, прирастить новый — мы не из благородных. Но пройдет немного времени, и меня заставят срывать, соскабливать новый ярлык и привесят очередную наклейку. Бывшие партийные работники уже пошли в церковь, на всякий случай молятся Богу. Похоже, они всю жизнь верили в Бога, только боялись себе подобных больше, чем Божьего гнева, и нас, простаков, морочили воинствующим партийным "атеизмом. Неужели они всерьез рассчитывают, что Господь, если он есть и если он уделяет хоть капельку внимания земным делам, простит им их былые и нынешние прегрешения?