Читаем без скачивания Курбан-роман - Ильдар Абузяров

И тут до меня дошло, что я один наблюдаю за невинными потугами ребенка вытащить себе из аквариума игрушку-мечту. Толпа же других зевак, как стая чаек, бесновалась над вот-вот готовым выплеснуться, засверкать чешуей монет крупным денежным выигрышем. Взрослых от детей отделяет лишь то, что они стали реалистами и теперь гоняются не за мечтами в чистом виде, а за средствами к их достижению.

Поняв недостижимость мечты, они теперь хотят вместо фунта стерлядки фунтов стерлингов, хотят денег без мечты. От денег без мечты у меня загорались глаза, как у филина. Почти каждый день, сбегая от навозно-желтоватых стен общежития и назойливых желторотиков, я забирался в угол игрального зала, наблюдая за пиратами гипермаркета, этажи которого кишмя кишели людьми с голодным блеском в глазах.

Я смотрел, как корсары морей, гусары дел азартных облапошивали наивных прихожан. Как они заманивали, притягивали к столу бедных пенсионеров. И вот уже те сменяются с калейдоскопической скоростью у пустого автомата, в мгновение ока проигрывая свои невеликие пенсии.

Старики наивны и азартны как дети. К тому же они могут себе позволить лишь пустые куриные желудки, а так хочется икорочки с белым хлебушком и сливок с мякотью клубнички. Интересно, каково оно – питаться пустыми куриными желудками и пустыми надеждами? А тех, кого трудно приманить, заманивают лимонами, машинами а-ля Шевроле, кругосветными яхтами и круизами – все в дом, все в дом. И вот уже добропорядочные отцы семейств сериями проигрывают “семейные ценности”.

А одноруким бандитам только и нужно – наивной надежды, веры в голое чудо при полной потере чувства реальности, чтобы в какой-то момент, воспользовавшись ослеплением разума, надуть по полной программе. А потом под брызги шампанского и звон монет щедро делиться чаевыми с обслуживающими их официантами.

– Что, нравится? – спросил меня сухопарый ухоженный мужичок. Я его часто видел заходящим в зал и наблюдающим пару минут за игрой. И всегда мысленно содрогался при виде его холодных, рыбьих глаз и зализанных волос, его блекло-серого костюма с металлическим отливом.

– Да, – кратко ответил я, стараясь поскорее отмахнуться от прилипчивого типа.

– А почему сам не играешь? – Мужик был так же навязчив, как и его сладкий одеколон, в котором он, должно быть, купался перед выходом.

– Это глупо, – рассудительно сказал я.

– Зачем же тогда приходишь? – холодный человек-прилипала говорил еле слышно, криво двигая тонкими губами, будто ему мешал говорить гипс белой водолазки.

– Просто так… – постарался и я, в свою очередь, поглубже запрятать эмоции.

– Просто так ничего не бывает. Ты мне ржавого по синей клаве не парь… – в сдержанных словах появились металлические нотки раздражения с едким привкусом воровского жаргона. – Я же тебя здесь не первый раз вижу.

– Просто нравится смотреть на тайные страсти и пороки, – раз отмахнуться не получилось, придется объясниться с этим бандюгой. Вспомнив совет своего товарища, как избавляться от таких собеседников, я постарался быть неадекватным и заговорил образами. – На азарт. И полное крушение надежд. На кораблекрушения белых теплоходов. На белые пароходы, погрузившиеся в сок собственной музыки. В пару минут ставшие консервными банками на дне морском.

– И тебе их не жаль? – указал он перстом, зажатым в тяжелый перстень, на играющих солидных отцов семейств – уже давно без перстней и даже без обручальных колец.

– Нет, – ответил я, распрямляя плечи, набирая в грудь побольше воздуха. Жалость у бандюг не в чести. Это у них синоним слова “трусость”. Хотя как может не сжиматься сердце, когда ребенок тонет в пучине низменных страстей.

– Хочешь попробовать поработать на меня? – предложил мне этот скользкий тип, видимо, смекнув, что я паренек что надо: неглупый и неподатливый. – Раз уж ты все равно болтаешься здесь? Будешь получать по двести рублей чаевых в день за обслуживание этих монстров.

– Не знаю, – заколебался я, подумав, что все-таки я студент дневного отделения, хотя на самом деле выбор мой был предопределен.

– Давай соглашайся. У нас как раз человека не хватает, – сделав предложение, от которого, как ему казалось, отказаться невозможно, в нетерпении стал выстукивать пальцами “яблочко”, облокотившись на один из автоматов.

Я колебался: с одной стороны, мне, страждущему, это место под солнцем было просто необходимо, но с другой – почему именно меня решил приблизить к себе этот тип?

– Ну что, по рукам? – звякнув перстнем о металл, протянул мне костлявую пятерню мужик. – Тебе же нужно выбиваться в люди.

И я пожал его холодную вялую руку. В люди оно, конечно, нужно…

Вот так хозяин предложил мне быть его аттендантом1. Очень симпатичное словечко из новомодного словаря. Звучит почти так же по-военному благородно, как адъютант. Но на самом деле я стал обычным смотрящим-разводящим небольшой бригады одноруких грабителей, в обязанности которого входили размен монет, уход за автоматами и считка с их болтливой длинной ленты счетчика информации, съем кассы и запись расклада на сегодняшний день в книге учета. Эта бухгалтерия, в отличие от “корабельного журнала”, в случае абордажа налоговой инспекцией подлежала уничтожению в первую очередь.

Вскоре я узнал, что ко мне приклеилось погоняло “Юнга”, поскольку воровская кличка моего “большого босса” была Боцман. Это прозвище как нельзя лучше подходило моим услужливым обязанностям. К тому же не успел я стать правой рукой капитана, его “левым”, чересчур “юным” помощником, как начались мои мытарства по волнам и закоулкам города. Как выяснилось, игровые автоматы долго в одном месте не задерживались. Их соседство смущало и раздражало многих добропорядочных граждан. То администрации района и гипермаркета в одном лице не нравилась концентрация криминальных элементов, то “пожарная милиция” начинала придираться, требуя дополнительную мзду. То хозяева рынков злачной жизни, видя сумасшедшие доходы, из зависти поднимали арендную плату “крыши”. Хотя снимали мы метры не на таком уж высоком уровне.

В конце концов вся шайка-лейка остановилась в одном из фойе интеллектуального кинотеатра “Мираж”. В другом фойе расположился кабак. Кинотеатрам, тем более интеллектуальным, тоже надо было как-то выживать. А в том, что и сюда, несмотря на вывеску “Кино не для всех”, скоро подтянутся игроки, я не сомневался. Ведь куда бы мы ни переезжали, скоро это место из надраенной палубы превращалось в гальюн.

Впрочем, меня это уже мало смущало. Будучи юнгой, я чувствовал себя вполне уютно и комфортно в прокуренном помещении в компании сомнительных личностей. Отныне моими спутниками стали морские волки, моряки-разбойники, прожженные бандюги. Их заливистый громкий смех, когда монеты сверкающими золотыми зубами рассыпались в алчной улыбке. Их обрубки рук, даже не рук, а крюков, за которые норовила уцепиться всякая шантрапа в надежде, что и им перепадет часть награбленного.

Наивные отроки. Если бы они только знали, в какие адовы омуты могут завести подобные знакомства. Если бы только догадывались, что оставят в “лапах одноруких каналий” не только деньги, но и всего себя с потрохами – то есть с душой, которая так мечтала о Канарах…

Да, мало кому удавалось провести этих прожженных пиратов. Мало кому удавалось переиграть их и поговорить с ними на равных. Втереться в доверие к одноруким бандитам можно было став их рабом или на худой конец помощником в темных делах. Меня они приняли-признали за своего.

Потому, что я вычислил к ним подход. Просчитал, у кого какой процент отдачи. Снимая выручку и стенографически записывая, я выяснял, какой аппарат и через какой промежуток времени начинает раскидываться деньгами, то есть отдавать их назад. У кого отдача сорок пять процентов. У кого шестьдесят. А у кого и все шестьдесят пять. Хотя по закону положено семьдесят пять. Но не для таких бандюг писаны законы. Они сами себе и закон, и полиция, и государство.

Я смотрел в оба глаза за быстро пустеющими кошельками бедолаг. Я подсчитал: пятьсот рублей улетает в двадцать минут. А когда один аппарат-пират от обжорства и перепития золотого вина уже готов был отрыгнуть целую кучу проглоченного, я закрывал заведение на технический перерыв или на обед – у меня было такое право. И ластился, подлизывался к этому аппарату, допаивал его из собственных сбережений.

– Ты что, братан, – вдруг словно начинал возмущаться он, зыркая свинячьими злыми глазками, – ты что, хочешь меня напоить и поиметь?

– Нет, – отвечал я с наивным взглядом, продолжая накачивать его по полной программе, – я просто хочу тебя угостить. Имею я право угостить своего друга?

– Угостить друга?.. Ты что, думаешь, у меня денег нет, и я сам не могу тебя угостить? Братан, ты за кого меня держишь? Ты что, совсем меня не уважаешь? – И он хвастливо доставал из своих раздутых карманов целую кучу монет, пускаясь в раз– гул. – Вот, смотри: для такого, как ты, братан, мне ничего не жаль. А свои гроши оставь при себе, сегодня я за все плачу.