Категории
Самые читаемые
💎Читать книги // БЕСПЛАТНО // 📱Online » Документальные книги » Биографии и Мемуары » Довлатов и третья волна. Приливы и отмели - Михаил Владимирович Хлебников

Читаем без скачивания Довлатов и третья волна. Приливы и отмели - Михаил Владимирович Хлебников

Читать онлайн Довлатов и третья волна. Приливы и отмели - Михаил Владимирович Хлебников

Шрифт:

-
+

Интервал:

-
+

Закладка:

Сделать
1 ... 38 39 40 41 42 43 44 45 46 ... 121
Перейти на страницу:
время для выступления Довлатова. Начал он традиционно, сказав о несомненных признаках разделенности русской литературы. Более того, он выделил не два, а три уровня отечественной словесности:

Тема нашей беседы – две литературы или одна. Мне кажется, вопрос сформулирован недостаточно четко. Речь должна идти не о литературе, а о литературном процессе, о различных формах, уровнях и тенденциях литературного процесса. Литература – это то, о чем пишут в школьных учебниках. Мы же, собравшиеся здесь журналисты, беллетристы, критики, издатели, независимо от разряда дарования, являемся участниками литературного процесса. В этом процессе сосуществуют различные тенденции, их не одна и не две, как указано в программе, а, мне кажется, целых три, как в сказке. То есть официальная верноподданническая тенденция в Советском Союзе, либерально-демократическая там же, и зарубежная часть литературного процесса плюс самиздат, поскольку самиздат тяготеет к литературе в изгнании.

Разделение на три названных потока можно без труда увидеть и в истории литературы:

Оказывается, тройственный процесс существовал всегда. Имела место охранительная тенденция, например Лесков, либерально-обличительная – Щедрин, самиздатовская – Чернышевский, и литература в изгнании – Герцен. Издалека литература прошлого кажется ровной и спокойной, и в ней как будто царит относительный порядок, однако при ближайшем рассмотрении выясняется, что и ту литературу сотрясали невероятные катаклизмы. Пушкин добивался издания «Бориса Годунова», если не ошибаюсь, шесть лет, «Скупого рыцаря» – десять лет, а «Медный всадник» так и не был опубликован при жизни автора, его, кажется, дописал и издал Жуковский. Белинский и Добролюбов не видели своих книг при жизни, «Горе от ума» вышло через несколько десятилетий после гибели автора, «Философические письма» Чаадаева, по-моему, изданы в 1907 году.

Простим автору некоторую вольность в отношении фактической стороны. «Скупой рыцарь» напечатан через шесть лет после написания, «Медный всадник» пусть не полностью, но печатался при жизни поэта. Важно, что путь русских писателей всегда сопрягался с проблемами: большими или малыми, решенными при его участии или оставленными благодарным потомкам. Чтобы им было тоже интересно. Для создания «связи времен». А дальше Довлатов говорит вещи непривычные:

Помимо катаклизмов имели место также вопиющие несуразности. Неутомимый обличитель режима Салтыков-Щедрин был, как известно, губернатором. Это такая же дикость, как если бы «Чонкина» написал, например, Андропов. Главный самиздатовский автор – Грибоедов, был дипломатом вроде Добрынина. Революционер Герцен, призывавший к цареубийству, жил в Лондоне на доходы от собственного российского поместья. Вообразите, например, что сейчас в Москве переиздали «Звездный билет» Аксёнова и уплатили Аксёнову законный большой гонорар. Вот какие вещи происходили. Кто сейчас задумывается об этих вещах, об этих несуразностях и катаклизмах? Время сглаживает политические разногласия, заглушает социальные мотивы и в конечном счете наводит порядок. Взаимоисключающие тенденции образуют единый поток. Белинского и Гоголя мы сейчас легко упоминаем через запятую, а ведь разногласия между ними достигали такой степени, что за одно лишь цитирование письма Белинского – Гоголю Достоевского чуть не расстреляли…

Наше желание поделить реку вдоль по ее течению смешно и нелепо. Все теории разбиваются временем. Вчерашние реакционеры могут оказаться классиками. Авторы «прогрессивных», «передовых» сочинений почему-то забываются навсегда. Актуальность и злободневность – этикетки, которые наклеиваются на самые скоропортящиеся литературные продукты. Этика и политическая правильность отступают перед эстетикой и простым выбором времени:

Время перемещает какие-то акценты, ретуширует контуры, отодвигает на задний план минутные исторические реалии. Достоевский написал «Бесы» как идеологический памфлет, а сейчас мы читаем «Бесы» как изумительный роман. Дело Нечаева забыто, оно интересует специалистов, историков, а фигура Степана Трофимовича Верховенского, например, преисполнена жизни. Герцен создавал «Былое и думы» как политические мемуары, отображая многообразные социальные коллизии и прибегая к тончайшей идеологической нюансировке, мы же читаем «Былое и думы» как великолепную прозу. Если перечитать через двести лет солженицынского «Теленка», мне кажется, никого уже не будет интересовать личность Тевекеляна или подробности взаимоотношений Литфонда с Оргкомитетом ЦК, останется великолепная, замечательная проза. Через двести лет «Иванькиада» останется как замечательная трагикомедия, а Куперштока, скажем, не будет, и он перестанет кого бы то ни было интересовать. Сто лет назад было все: были правоверные, были либералы, был самиздат, были диссиденты. Особняком, скажем, возвышался Лев Толстой с нравственными и духовными поисками, сейчас эту территорию занимает, допустим, Битов или покойный Трифонов. Я говорю только лишь о пропорциях. Многие из нас восхищаются деревенской прозой Белова, Распутина, Лихоносова. И эта тенденция жила сто лет назад. Можно назвать имена Слепцова, Решетникова, Успенского. Все было, и всякое бывало. Мне кажется, что любой из присутствующих сможет обнаружить в истории литературы своего двойника. Вот так я хотел бы ответить на заданный вопрос. Литературный процесс разнороден, литература же едина. Так было раньше, и так, мне кажется, будет всегда.

Некоторые из выступавших следом уловили опасный поворот. Владимир Войнович ответил:

Довлатов тут говорил о литературном процессе. Литературный процесс – это все, что сегодня пишется, хорошее или плохое, а литература – это то, что выходит за рамки этого процесса. Так вот, в пределах советской официальной литературы уже и процесса никакого нет.

Выступления других участников конференции особо не впечатляют. Часто поминается Мальцев, делается глубокое заключение о том, что «есть две литературы: есть литература хорошая, и есть литература плохая». Сентенция принадлежит Гладилину. Ради того, конечно, стоило прилетать из Парижа.

Среди участников конференции, разных по темпераменту и глубине ощущения своей исторической правоты, особо выделился один представитель старшего поколения. Его появление на конференции изначально не планировалось. Обратимся к «Филиалу». Участники в начале работы решают организационные вопросы:

Мистер Хиггинс оглядел собравшихся:

– Вопросов больше нет?

Тут поднял руку чешский диссидент Леон Матейка:

– Почему я не вижу Рувима Ковригина?

Все зашумели:

– Ковригин, Ковригин!

Бывший прокурор Гуляев воскликнул:

– Господа! Без Ковригина симпозиум теряет репрезентативность!

Мистер Хиггинс пояснил:

– Все мы уважаем поэта Ковригина. Он был гостем всех предыдущих симпозиумов и конференций. Наконец, он мой друг. И все-таки мы его не пригласили. Дело в том, что наши средства ограничены. А значит, ограничено число наших дорогих гостей. За каждый номер в отеле мы платим больше ста долларов.

– Идея! – закричал чешский диссидент Матейка. – Слушайте. Я перебираюсь к соседу. В освободившемся номере поселяется Ковригин.

Все зашумели:

– Правильно! Правильно! Матейка перебирается к Далматову. Рувимчик занимает комнату Матейки.

Матейка сказал:

– Я готов принести эту жертву. Я согласен переехать к Далматову.

……………………………

О том, чтобы заручиться моим согласием, не было

1 ... 38 39 40 41 42 43 44 45 46 ... 121
Перейти на страницу:
На этой странице вы можете бесплатно скачать Довлатов и третья волна. Приливы и отмели - Михаил Владимирович Хлебников торрент бесплатно.
Комментарии