Читаем без скачивания Брачный сезон, или Эксперименты с женой - Константин Николаев

Мадам Еписеева заворочалась у меня под мышкой и, к моему ужасу, открыла сонные глаза.

- Почитать, что ли, от нечего делать, - она достала из сумочки деньги.

Я уставился в темное окно вагона. Там маячило отражение Анюты.

Отражение газетчицы протянуло отражению матери хулигана газету с перевернутым заголовком и гневно посмотрело на меня. Я скосил глаз. Анюта чуть задержалась около нашей лавки, но потом, тяжело ступая, двинулась по вагону. Видимо, не узнала! Внезапно мадемуазель Веточкина обернулась и прошипела, в упор глядя на мадам Еписееву:

- Погоди, милая, он тебе еще накрутит кренделей!

"Кренделей-дренделей", - забилась страшная мысль в моей озябшей голове. Мария подозрительно посмотрела на меня:

- Что это значит?

- Просто девушка плохо воспитана, - ответил я и шумно выдохнул воздух.

Глава 38

Дома ждет холодная постель

Мадам Еписеева развернула "Московское дно" и принялась с интересом читать статью об украинце, который ждал, да так и не дождался ребенка от инопланетянина. Я приходил в себя после потрясения, вызванного встречей с Анютой. Мало-помалу я успокоился и начал поглядывать в газету через плечо Марии.

Заголовки были набраны жирно, однако меня они не привлекли. Зачем, скажите, нормальному человеку читать о каких-то маньяках, инопланетянах и прочей нечисти? Я скользил взглядом по странице и неожиданно наткнулся на бледную надпись в самом низу газетного листа:

ОПРОВЕРЖЕНИЕ

ЛОГОПЕД НА ОБЛОМКАХ КВАРТИРЫ

Заголовок почему-то заинтересовал меня, и я принялся читать:

Недавно мы сообщили об ужасном происшествии, случившемся с одним из московских педагогов. А именно - В. (по понятным причинам не называем его фамилию полностью).

К сожалению, когда верстался номер, в него закралась досадная ошибка. На самом деле была разгромлена квартира логопеда Б., а не педагога В. И не мафиозной группировкой, а строителями, так как дом логопеда давно значился в списках на снос. Приносим свои глубочайшие извинения педагогу В. и искренние поздравления логопеду Б. - в связи с новосельем.

Порадовавшись за логопеда, я откинулся на деревянную спинку и оглядел вагон. Мне казалось, что все вокруг залито ослепительным сиянием. Знала бы редакция "Дна", сколько страха она нагнала на меня своей идиотской статейкой. И знала бы, какую гору свалила с моих плеч последующим опровержением. В приступе внезапного веселья я схватил увлеченную чтением Марию за плечи, потряс, захохотал и принялся звонко целовать. Мадам Еписеева трепыхалась в моих объятиях, как цыпленок в лапах опытного мясника.

- Ты-ы что-о-о, с ума-а-а со-ошел? - проговорила она, сотрясаясь от мощных поцелуев.

Я прекратил свои монументальные ласки. Мария по-куриному встряхнулась и принялась чистить перышки. Она заглянула в зеркальце и недовольно протянула:

- Всю помаду стер! То сидит куль кулем, а то набрасывается как тигр! Может, у тебя малярия?

Прекрасные голубые глаза с маковыми зрачками наивно взирали на меня. Душу мою затопила нежность.

- Просто я так люблю тебя, Машка!

Сзади что-то стукнуло меня по голове. Обещанная лопата месье Бега? Я испуганно обернулся.

Это был человек в ватных штанах и шапочке с детским помпоном. Он пытался забросить на багажную полку лыжи. Лыжник блеснул очками в мою сторону: извини, мол. Я сигнализировал условным блеском своей пары линз: да что там, пустяки.

- Ты слышала, что я тебе сказал? - взглянул я на свою спутницу.

- Я тебя тоже люблю, но не воображай, что теперь тебе не надо завоевывать мою любовь! - многозначительно изрекла она.

- Обещаю завоевывать тебя ежедневно...

Поезд затормозил.

- Москва. Конечная, - объявил машинист.

Мы стояли на эскалаторе напротив друг друга. Мария положила голову мне на плечо. Я ощущал ее теплое дыхание и глазел на лестницу, движущуюся в обратном направлении.

Женщины постарше умильно таращились на нас, вспоминая молодость. Особы помоложе наметанным взглядом пробегали по фигуре Маши, после чего ехидные глаза принимались за мою персону. Мол, не долго вам осталось наслаждаться романтическими вздохами, скоро начнется эпоха сковородок и грязных пеленок.

Юные же девушки не обращали на нас никакого внимания. Они были целиком и полностью заняты собой. Их волновали куда более насущные проблемы: "Достаточно ли хорошо я смотрюсь на эскалаторе? А если мужчина посмотрит снизу? Не покажется ли ему, что мой зад слишком великоват? А если сверху? Не коротковаты ли ноги?"

Зато все без исключения мужики любовались мадам Еписеевой. Лица ее они, правда, не видели, потому что Маша уткнулась мне в шею. Но это их лишь интриговало. Некоторые даже слегка перегибались через перила, пытаясь выяснить, что скрывается под шапкой светлых волос. Мне это почему-то льстило. Я приосанился, собственнически положил руку Марии на талию и почувствовал себя хозяином жизни.

Однако эскалатор не собирался растягивать нашу идиллию. Ноги нащупали скользкую мраморную поверхность. Наши пути лежали в противоположные стороны. Марии на север, мне - на юг. Что же дальше? Попрощаться и договориться о встрече? А может, проводить ее? Или пригласить к себе? Она тоже, казалось, ждала разрешения этой дилеммы.

- Тебе когда на работу? - катнул я пробный шар.

- С утра.

Я помялся и все же предложил:

- Может, ко мне? Чайку попьем? А завтра...

- Ну вот, я так и знала, - капризно сказала Мария. - Стоило намекнуть, что я к тебе неравнодушна, и ты уже позволяешь себе вольности. Как может холостяк предлагать ночлег незамужней девушке?!

Где только она нахваталась таких старомодных понятий? Неужели в гостинице, от этих лордов? Я вовсе и не собирался приставать к ней с непристойными предложениями...

- И вообще, Арсений, ты должен знать, - голос мадам Еписеевой слегка зазвенел, - близость возможна только тогда, когда в паспорте стоит соответствующий штампик.

Интересно, она понимает, что говорит? Не хватало еще штампиков о "близости"! Первая, вторая, третья степень близости - теперь можно. Старт!

Пришлось мучительно долго провожать мадам Еписееву в ее медвежий угол. Мы с честью преодолели все препятствия в виде гаражей и помоек и оказались у Машиного подъезда. Она предложила мне зайти.

Честно говоря, мне не хотелось лишний раз встречаться с хулиганом Еписеевым. Я округлил глаза.

- Машенька! Как может незамужняя дама предлагать ночлег неопытному юноше?!

Она заливисто расхохоталась, оценив мою иронию.

- Ты просто Володьку боишься. А если я с ним поговорю, зайдешь?

Мария скрылась в темноте подъезда. Я несколько минут тупо разглядывал формулу с тремя неизвестными, написанную на стене.

- Эй! - раздалось сверху. - Путь свободен.

Подняв голову, я увидел женский силуэт.

- Проходи, только тихо, - прошептала Маша, когда я протиснулся в прихожую, едва не задев жутковатый мотоцикл. - Он уже спит. Проходи в комнату, а я чай заварю.

Я прошмыгнул в комнату. Там ничего не изменилось. На стене по-прежнему красовался увеличенный портрет героя-летчика. Однако под ним, в кувшине на полочке, я увидел сушняк, который подарил мадам Еписеевой. Среди сухостоя затесалась одинокая роза. Я пригляделся. Пыль, покрывавшая ветки, исчезла, и гербарий словно ожил. Рядом с букетом я заметил пожелтевшую фотографию надменного типа с косым пробором. Он с прищуром смотрел на меня.

- Ну что ж ты стоишь? Садись. - Мария вошла с подносом в руках и водрузила его на стол.

Она, похоже, уловила мое напряженное перемигивание с мужиком на фотографии.

- А это кто? - без стеснения спросил я. - Тоже какой-нибудь родственник твоего сына? Штурман с разбившегося самолета?

- Так, один знакомый, - беззаботно ответила мадам Еписеева, явно желая спровоцировать у меня приступ ревности.

- И как давно длится это знакомство?

- Чуть больше недели...

Ага, и уже фотография на полочке! Яд ревности немедля проник в мою кровь. Я насупился. Ты бы еще дольше пробыл в своей добровольной ссылке, глядишь, тут красовалась бы целая галерея подозрительных портретов! Я взял себя в руки и отхлебнул чаю.

- Ая-я-я-яй! - жалобно взвыл я и высунул язык.

В чашке был кипяток.

Мария метнулась в ванную за аптечкой. Я выскочил в прихожую. Язык нещадно саднил. Путаясь в рукавах пальто, я опрокинул мотоцикл. Раздался грохот.

- Тише, тише! - перепуганно зашипела Маша, высунувшись из ванной. - Ты куда?

Мне было наплевать на хулигана Еписеева.

- Домой! - зло крикнул я, с трудом ворочая языком.

Ее глаза насмешливо блеснули. Мария попыталась ухватить меня за обожженный речевой орган и приложить к нему ватку с какой-то дрянью.

- Дай я тебе хоть язык помажу...

Я по-телячьи замотал головой, выскочил на лестницу и загрохотал вниз.

- Позвони, когда доедешь, - донеслось сверху.

"Фиг тебе, неверная!" - подумал я.

На морозе язык немного отошел. Плутая в закоулках гаражей и спотыкаясь об асфальтово-ледяные колдобины, я двигался к метро. На душе у меня было муторно. Снова навалилось одиночество. Вот так всегда: стоит только наладиться личной жизни, как все опять идет прахом. В голове засвербила привычная мысль. Я никогда больше не увижу Машу... Я представил светлые волосы, спадающие на хрупкие плечи; тонкие пальцы тургеневской барышни; лилейную шею с тонкой пульсирующей жилкой... С этой мечтой вампира в голове я вошел в метро.