Читаем без скачивания Мифы и легенды народов мира. Т. 2. Ранняя Италия и Рим - Александр Немировский

В назначенное время фиденяне и вейяне перешли римскую границу и выстроились в боевой порядок у слияния Аниена и Тибра. Тулл Гостилий немедленно повел туда свои два легиона. Альбанцы как союзники римлян выступили вместе с ними. Правый фланг римлян был расположен против легиона фиденян. На левом фланге против воинства Вей Тулл Гостилий поставил альбанцев во главе с Меттом Фуффетием.

Едва прозвучали трубы и горны, призывавшие римлян наступать, как альбанцы стали отходить к горам. В римских легионах начался переполох. Но Тулл не растерялся. Громким голосом он объявил, что тревожиться нечего, ибо он послал альбанцев обойти незащищенные тылы противника. Одновременно царь вполголоса обратился с молитвой к Страху и Смятению[333], обещая им учредить в Риме святилища, если они успокоят воинов. Марсу же, от которого зависела победа, было обещано расширение коллегии жрецов-салиев[334]. Боги вняли этому обету, и римские воины начали успокаиваться. Страх, покинув римлян, переметнулся в ряды фиденян, Смятение же перебежало к вейянам. Ведь и те и другие, понимая язык римлян, подумали, что Метт Фуффетий и впрямь повел своих альбанцев им в тыл. Марс придал мужества римским воинам, и они, преследуя потрясенных недругов, многих перебили.

После этого альбанское войско спустилось на равнину. Метт как ни в чем не бывало поздравил Тулла Гостилия с победой, а тот поздравление принял, сделав вид, что не гневается на союзника. Отдав приказ соединить оба войска в одном лагере, он дал всем воинам отдых.

На рассвете и римляне и альбанцы по зову труб были подняты на сходку. Поднявшись на возвышение, Тулл неожиданно обвинил Метта в предательстве и приказал центурионам его схватить. Когда Метт был закован, Тулл обратился к нему с такими словами:

– Совсем недавно ты, Метт, раздваивался душой между нами, римлянами, и нашими врагами, теперь ты будешь раздвоен и телом.

И тотчас были поданы две четверни. Метта привязали ногами к одной, руками – к другой. По знаку царя возницы погнали коней. Метт Фуффетий был разорван надвое.

Поздним вечером римские всадники ворвались в Альбу, не ожидавшую от римлян ничего дурного и еще не знавшую о судьбе Метта Фуффетия. Спешившись, римляне обходили дом за домом, объявляя:

– Выходите! Все выходите немедленно! Город будет сожжен.

Немая скорбь и молчаливое горе сковали сердца горожан. О жестокости и коварстве римлян они знали давно, но можно ли было ожидать от Ромы, что она бросит факел в свою мать Альбу?! Повинуясь силе, альбанцы покидали жилища, в которых они родились и выросли, оставляли ларов с пенатами. Уходя второпях, уносили все, что попадалось на глаза. Сплошная толпа заполнила улицу, ведущую к северным, Римским воротам. Все другие ворота были заблаговременно заняты римской стражей. Оставался лишь один путь в Рим, где царь Тулл Гостилий обещал им, бездомным, выделить место для поселения.

Альбанцы не успели еще покинуть город, как за их спиной послышался грохот рушащихся зданий. Взметнулись столбы пыли. Обернувшись, изгнанники увидели в разных частях уже темного города языки пламени, жадно лизавшие то, что недавно было их кровом, их жизнью. Это зрелище исторгло у женщин вопли, у стариков слезы. Многие упали на родную землю, чтобы с нею проститься навсегда. Всего за один час погибли труды четырех столетий! От Альбы оставалось одно имя. Неужто всевидящие боги закрыли глаза на это страшное преступление и не покарают его виновников?!

Новым переселенцам не нашлось места в Старом городе, как стали называть Палатин. Их поселили на небольшом пространстве холма Целий[336], к югу от Эсквилина. Туда же перенес свою резиденцию Тулл Гостилий, почему-то захотевший жить среди тех, кто должен был питать к нему лютую ненависть. Впрочем, на альбанцев царь возлагал особые надежды. Из их числа он набрал десять новых турм всадников. Римская конница увеличилась вдвое, и это позволило царю начать войну против непокорных сабинян, закончившуюся их полным разгромом.

Желая оставить свое имя какому-либо сооружению, он начал на форуме строительство здания для сената, также увеличившегося почти вдвое за счет введенной в него альбанской знати – Юлиев, Сервилиев, Квинкциев, Куриациев. Постройкой руководили приглашенные из Этрурии мастера.

Едва была достроена новая курия[337], как в Рим прибежали перепуганные пастухи, пасшие стада близ развалин Альбы Лонги. По их словам, при тихой погоде с неба посыпались камни и поубивали многих овец. О смысле этого знамения были запрошены гаруспики, и, чтобы дать ответ, они отправились к месту происшествия. Каменный дождь к их прибытию уже прекратился, но гаруспикам, как они уверяли, удалось услышать доносившийся с вершины горы громовой голос, повелевавший переселившимся в Рим альбанцам либо совершать жертвоприношения богам, оставшимся в их отечестве, либо усвоить, наконец, римские обряды. Гаруспики посоветовали совершить девятидневное молебствие Юпитеру, ибо сомнений в том, что голос принадлежал ему, не было – ведь он доносился из посвященной Юпитеру рощи.

Но, кажется, Юпитер все же остался недоволен. Или негодовали боги альбанцев, брошенные ими в городе. На Рим вскоре обрушилась новая беда – мор. Погибли очень многие. В соседних же городах никто не заболел и не умер. Видимо, болезнь не миновала и царского дома. Во всяком случае, оттуда стали приходить такие странные распоряжения, что можно было подумать, что они исходят не от Тулла Гостилия, а от кого-то другого, занявшего его место. Сабинянам были возвращены без выкупа их пленные, захваченные во время последней войны. Отменялся призыв в легионы. Распространялись слухи, что Тулл Гостилий, мало обращавший внимания на религию, углубился в чтение записок Нумы и, отыскав в них какие-то указания о тайных жертвоприношениях Юпитеру, по ночам приносит ему жертвы. В одну из таких ночей на царский дом с неба обрушилась молния[338]. Изо всех его обитателей погиб один Тулл, царствовавший тридцать два года и добившийся великой воинской славы.

Застрельщик (рорарий с пращой), пехотинец, ликтор и всадник

Вечно хранимая ларами,

Светится под луной

Старая Via Salaria ,

Или «путь соляной».

К самому сердцу Лация

С солью пойдут корабли.

Рим по почину Марция

Станет «солью земли».

Туллу Гостилию наследовал Анк Марций[339], сын дочери Нумы Помпилия. Верный памяти деда, он принял знаки власти не иначе как в надежде возвратить римлянам благочестие, утраченное ими в годы правления своего сурового предшественника. По повелению нового римского царя понтифик извлек из хранившихся в храме записок Нумы все наставления, относящиеся к священнодействиям, и начертал их для всеобщего обозрения на побеленной известью деревянной доске. Казалось бы, в Лаций вскоре вернутся добрые времена Нумы Помпилия.

Но этому воспрепятствовал груз старых недоразумений и обид. Латиняне не могли забыть о судьбе Альбы Лонги и не дали новому царю возвратить в Лаций мир. Восприняв мирные намерения внука Нумы то ли как слабость, то ли как уловку, они совершили незаконный набег на римские земли. А когда Анк Марций потребовал возмещения убытков, ответили отказом. И пришлось Анку Марцию вопреки своим намерениям взяться за оружие.

Не найдя в записках Нумы ничего относящегося к правилам ведения войны, ибо он думал только о мире.

Анк Марций учредил по собственной инициативе специальную коллегию жрецов-фециалов[340], возложив на нее угодную богам процедуру объявления войны и иные связанные с войною обряды.

Если Риму кто-либо чинил обиду, в его земли посылался фециал с пучком травы на голове, извлеченным вместе с корнями и землей со склона Капитолия. Другой фециал, сопровождавший первого, сжимал в кулаке кремневый нож. Достигнув границ обидчика, тот, что с ножом, прикрыв голову шерстяным покрывалом, произносил такие слова: «Внемли, Юпитер, внемлите (латиняне, сабиняне, этруски), да слышит меня Вышний закон! Я вестник всего римского народа, по праву и чести прихожу послом, и словам моим да будет вера! Вы (латиняне, сабиняне, этруски) напали на нашу землю и увели столько-то овец, столько-то коров и стольких-то пастухов. Возвратите их. Если неправо и нечестиво требую я, чтобы эти люди и эти вещи были мне выданы, да отторгнешь ты меня, Юпитер, навсегда от моего отечества!»

Перейдя рубеж города-обидчика и затем встретив кого-либо на пути, жрец с кремневым ножом повторял то же самое. Так же поступал он, входя в городские ворота, и затем на городской площади. Не получив возмещения, через тридцать дней на рубеже города-обидчика фециал во всеуслышание призывал богов в свидетели, что его требование не выполнено. После этого в течение трех дней римский народ на своих сборищах объявлял нарушителю мира войну, и сенат это решение утверждал. И снова фециалы в сопровождении трех квиритов шли к вражеским рубежам, и, сообщая им и Юпитеру о принятом решении, один из жрецов бросал через границу копье с железным наконечником или кизиловое древко с обожженным концом. Война была объявлена!