Читаем без скачивания Без свидетелей - Дороти Сэйерс

Примерно через месяц, точнее говоря, 26 января, я сидел у себя дома и читал книгу перед тем, как отправиться в постель. Нужно сказать, что я снимаю квартиру, вернее, верхний этаж небольшого дома, который поделен на две половины. Жильцы с нижнего этажа были в отъезде, так что я остался в доме один. Домовладелец появляется только днем. Зазвонил телефон. Я запомнил время: это было в четверть одиннадцатого. Я поднял трубку и услышал женский голос, который умолял меня как можно скорее приехать в дом рядом с Хэмпстедским пустырем, где умирающий хочет составить завещание.

— Вы узнали, кто это говорил?

— Нет. Мне показалось, что говорила служанка. У нее было произношение настоящей кокни. Я спросил ее, нельзя ли подождать до завтра, но женщина настаивала на том, чтобы я поторопился, иначе может быть поздно. Весьма раздосадованный, я оделся и вышел из дома. В ту ночь стояла весьма неприятная погода, туман и холод. Недалеко от дома мне удалось сесть в такси. Мы поехали по указанному адресу. Очень трудно оказалось его найти: тьма стояла непроглядная. Наконец мы отыскали маленький домик, который стоял на отшибе. Оказалось, что к нему даже невозможно подъехать. Я вышел из такси на дороге, примерно в паре сотен ярдов от домика, и попросил водителя подождать, потому что поймать другое такси в этом месте и в это время было маловероятно. Таксист поворчал, но согласился, взяв с меня обещание не задерживаться надолго.

Я направился к дому. Сначала мне казалось, что дом изнутри совсем не освещен, но потом я заметил слабый огонек в одном из окон на первом этаже. У входа я позвонил. Ответа не было. Я снова позвонил и постучал. Опять нет ответа. Я продрог до костей. Чтобы проверить, тот ли это адрес, я зажег спичку и заметил, что входная дверь приоткрыта.

Я предположил, что, быть может, служанка, которая мне позвонила, настолько захлопоталась вокруг своей больной хозяйки, что даже не могла подойти к двери. Решив, что тогда мне лучше поскорее помочь ей, я открыл дверь и вошел. В прихожей было абсолютно темно, и я натолкнулся на вешалку для зонтиков, стоявшую у входа. Мне показалось, что я слышу слабый голос, который не то звал кого-то, не то стонал. Когда мои глаза привыкли к темноте, я пробрался дальше и увидел, что из-за двери слева выбивается тусклый свет.

— Эта была та комната, которая показалась вам освещенной с улицы?

— Думаю, что да. Я крикнул: «Можно войти?», и очень низкий, слабый голос ответил: «Да, прошу вас». Я открыл дверь и оказался в комнате, которая была обставлена, как гостиная. В углу стояла кушетка, которую заправили постельным бельем, судя по всему, наспех, чтобы использовать ее вместо кровати. На кушетке в полном одиночестве лежала женщина.

Я не мог ее как следует разглядеть. Комнату освещала только маленькая масляная лампа, зеленый абажур которой был наклонен так, чтобы свет не падал на глаза больной женщины. В камине горел огонь, но очень слабо. Тем не менее, было видно, что голова и лицо больной обмотаны белыми бинтами. Я протянул руку и нащупал выключатель, но женщина воскликнула: «Пожалуйста, не включайте — моим глазам больно от света».

— Но как она могла увидеть, что вы протянули руку к выключателю?

— Да, — согласился мистер Тригг, — это было довольно странно. Вообще-то нужно отметить, что она сказала это уже после того, как я действительно щелкнул выключателем. Но ничего не произошло. Свет не зажегся.

— Правда?

— Да. Предполагаю, лампочку вывернули или она перегорела. Однако я промолчал и подошел к кушетке. Тогда женщина полушепотом спросила: «Это адвокат?» Я сказал: «Да», — и спросил, что я могу для нее сделать. Она прошептала: «Я попала в ужасную аварию. Я не выживу. Я хочу как можно скорее составить завещание». Я попробовал узнать, есть ли при ней кто-нибудь. «Да, да», — простонала она, — «моя служанка вернется через минуту. Она пошла за доктором». «Но разве нельзя было позвонить?» — удивился я. — «Вас нельзя оставлять одну». «Нам не удалось дозвониться», — ответила женщина. — «Все в порядке. Они скоро будут здесь. Не теряйте времени. Я должна оставить завещание». Было невыносимо слышать, как она говорит, тяжело задыхаясь на каждом слове. Я понял, что лучше всего сделать то, что она хочет, чтобы ее не возбуждать. Я пододвинул стул к столу, на котором стояла лампа, вынул свою авторучку и типографский бланк завещания, который взял с собой, и выразил больной свою готовность выслушать ее распоряжения.

Прежде чем начать, она попросила налить ей немного бренди разбавив его водой из графина, который стоял на столе. Я выполнил ее просьбу. Женщина сделала маленький глоток; казалось, он придал ей сил. Я поставил стакан так, чтобы она могла без усилий достать его рукой, а затем по предложению больной развел еще один стакан бренди для себя. Я был от души рад этому, потому что, как я уже говорил, ночь выдалась ужасная, и в комнате было холодно. Я поискал, нет ли где в комнате угля, чтобы подбросить в огонь, но ничего не обнаружил.

— Это очень интересно и наводит на размышления, — произнес Паркер.

— Тогда мне это показалось подозрительным. Но все это с самого начала было подозрительно. Итак, я сказал, что готов и могу приступить к делу. Женщина прошептала: «Вы можете подумать, что я немножко помешалась, потому что у меня так сильно разбита голова. Но я в своем уме. Но он не получит ни пенни из моих денег». Я спросил, не напал ли на нее кто-нибудь. Она ответила: «Это был мой муж. Он думает, что убил меня. Но моей жизни еще хватит на то, чтобы подписать завещание и оставить без денег». Затем она сказала, что ее зовут миссис Марион Мид, и попросила меня составить завещание, по которому ее состояние, приблизительно 10 000 фунтов стерлингов, распределялось между несколькими лицами. В числе наследников были ее дочь, а также то ли три, то ли четыре сестры. Это был очень сложный документ, поскольку он включал в себя ограничения относительно использования денег, отходящих дочери. Целью их было воспрепятствовать тому, чтобы дочь когда-либо могла передать их отцу.

— Вы запомнили имена и адреса людей, которые упоминались в завещании?

— О да, но, как вы сейчас поймете, это оказалось ни к чему. Хотя женщина проявляла ясность мысли во всем, что относилось к завещанию, ей, казалось, владела ужасная слабость. Говорила она только шепотом; за все время я услышал голос больной лишь один раз — когда она попросила меня не включать свет.

Наконец я закончил подготовительные записи и принялся набрасывать завещание на бланке. Возвращения служанки по-прежнему ничто не предвещало, и я уже начал испытывать серьезную тревогу. Однако ледяной холод, а может быть, и еще кое-что, в сочетании с тем обстоятельством, что в этот час я должен был уже давно лежать в постели, делали свое дело: меня ужасно клонило в сон. Не разбавляя, я налил себе еще немножко бренди, чтобы согреться, и продолжил работу над завещанием. Закончив писать, я спросил: «Как же нам быть с подписью? Чтобы она считалась действительной, нам понадобится еще один свидетель».

«Моя служанка будет здесь с минуты на минуту», — прошептала больная. — «Понять не могу, что с ней случилось». «Наверное, сбилась с дороги из-за тумана», — предположил я. — «Не беспокойтесь, я подожду еще. Я же не могу оставить вас здесь одну в таком состоянии».

Женщина слабым шепотом поблагодарила меня, и некоторое время мы сидели в молчании. Чем дольше это продолжалось, тем более жуткой мне казалась ситуация. Больная тяжело дышала и время от времени начинала стонать. Сонливость одолевала меня, становясь все сильнее. Я не мог понять, что со мной творится.

Как ни затуманен был мой мозг, мне все-таки пришло в голову, что разумнее всего будет позвать в свидетели таксиста, если он еще ждет на дороге, а потом самому сходить за доктором. Я сидел, медленно и вяло обдумывая эту мысль и собираясь с силами, чтобы заговорить; казалось, мне не давала встать с места огромная сила тяжести. Любое усилие представлялось теперь почти невозможным.

Внезапно случилось нечто такое, что немедленно привело меня в чувство. В тусклом свете лампы я увидел, что миссис Мид слегка повернулась на кушетке и пристально уставилась на меня. При этом она оперлась обеими руками на край стола. С полуосознанным удивлением я заметил, что на левой руке у нее не было обручального кольца. А потом я заметил кое-что еще.

С тыльной стороны на пальцах правой руки у женщины был любопытный шрам — как будто ей по пальцам прошлись стамеской или чем-то подобным.

Паркер просто подскочил в своем кресле.

— Вижу, вас заинтересовала эта деталь, — усмехнулся мистер Тригг. — Меня это глубоко потрясло. Вернее, потрясло — это даже не то слово. В моем подавленном состоянии это подействовало на меня как ночной кошмар. Усилием воли я выпрямился в кресле, и женщина снова опустилась на подушки. И в этот момент кто-то яростно заколотил в дверь.