Читаем без скачивания Орлы над Хинганом - Георгий Марков

— Заплутался малость, товарищ старший лейтенант. А потом, разве побежишь с этим чертом, — Шлёнкин слегка кивает головой на пленного.

— Ах ты, «система»! — ласково восклицает Егоров и дружески смеется.

Шлёнкин тоже улыбается, он кого-то ищет глазами в толпе. Один Соколков догадывается, о ком думает в эту минуту Шлёнкин. Но, увы, капитана медицинской службы Тарасенко здесь нет. Она в санитарной палатке перевязывает руку замполиту.

Буткин наотрез отказался покинуть батальон. Пуля не затронула кости, но рана есть рана, и Тарасенко колдует над ней через каждые два часа. «Ну ничего! Все равно же она будет знать об этом», — думает Шлёнкин с радостью.

Егоров ведет Шлёнкина и пленного японца к командиру батальона, но войти в палатку они не успевают. Тихонов выходит из нее им навстречу. Власов, как всегда, следует за ним.

Вид у Тихонова озабоченный, и Егоров догадывается, что штаб армии преподнес батальону какую-то новую и, видно, нелегкую задачу.

Тихонов останавливается, пораженный неожиданной картиной: Шлёнкин японца конвоирует.

На загоревшем, озабоченном лице комбата появляется усмешка, глаза молодо загораются, и некрасивое, широкое лицо становится неузнаваемо симпатичным.

— Что, он сам пришел или ты его привел, товарищ Шлёнкин? — спрашивает комбат.

— С выступа на него прыгнул, товарищ майор.

— С выступа? Да ведь мог бы в пропасть вместе с ним сорваться, — говорит майор.

Шлёнкин молчит. Что он может сказать? Сорваться с выступа он, конечно, вполне мог, но разве это достаточное основание, чтобы упустить врага?

— Молодец! Быть тебе орденоносцем! — говорит Тихонов и приказывает Власову вернуться в палатку и допросить пленного.

Через полчаса допрос заканчивается. Пленного передают под особую охрану. Тихонов приказывает Власову построить батальон.

Никто из солдат и офицеров этого не ожидает. Все убеждены, что после ночи, проведенной в тревоге, в бою, батальон получит заслуженный отдых. Зачем же потребовалось комбату построение? Может быть, он собирается сообщить что-нибудь важное о допросе японца? Нет, комбат говорит о другом.

— Только орлы, могучие вольные птицы, обитали на Хингане. Советские воины поднялись выше орлов. Честь и хвала вам, славные солдаты Страны Советов!

Тихонов сообщает, что японский император безоговорочно капитулировал перед союзниками, но военщина саботирует капитуляцию, продолжает сопротивление. В Маньчжурии повсеместно идут бои. Есть одно верное средство быстро окончить войну — утроить нажим на врага, ускорить продвижение вперед.

Все понимают, что это значит: на сон и отдых сегодня нет никакой надежды.

— Родина ждет от нас подвигов, и мы способны эти подвиги совершить. Не правда ли, товарищи? — спрашивает Тихонов.

И все кричат в один голос: «Правда!» Кричат и те, кто полчаса назад изнемогал от усталости.

Колонна начинает движение. На первом же километре ее встречают клыкастые, подернувшиеся мхом скалы.

Солдаты расстегивают гимнастерки, засучивают рукава.

16

В конце августа сорок пятого с карты Азии исчезло Маньчжоу-Го — марионеточное государство с игрушечным императором, японским ставленником Пу И во главе. Сам император, худощавый человек в очках, похожий своим обликом на засидевшегося на одном курсе студента-неудачника, был пойман на аэродроме при попытке к бегству.

Весь мир затаил дыхание перед свершившимся чудом. Творцом чуда была Советская Армия.

В считанные дни советские войска преодолели безводные степи Монголии, форсировали неприступный Хинганский хребет и вышли на побережье Желтого моря.

Танковые корпуса могучим тараном раскроили Маньчжурию надвое. Армады тяжелых воздушных кораблей ринулись на важнейшие пункты страны. В Мукдене, Порт-Артуре и других городах высадились десанты советских воинов.

Война Японии с Америкой и Англией, продолжавшаяся уже около четырех лет, закончилась полным разгромом Японии. Миллионы людей, ввергнутые японскими империалистами в страшные страдания, благодаря вмешательству Советского Союза обрели мир.

К исходу августа батальон Тихонова преодолел хинганские крепости, миновал песчаные просторы Чахарской провинции и вступил в районы, густо населенные китайцами…

…Утро. Солнечное, лучистое. С земли поднимается белая, как молоко, испарина. Воздух насыщен запахом сырой земли. Зелень всюду свежая, ласковая, словно только взошла — чувствуется, что тепла и влаги здесь преизбыток.

Впервые за весь многодневный поход батальон идет по старой, наезженной дороге. Дорога ведет в китайский город.

Встречи с китайцами все ждут с большим нетерпением. Разговоры о тяжкой судьбе этого самого многочисленного народа на земном шаре не сходят с уст.

Офицеры то и дело смотрят на карты, подсчитывают, сколько километров осталось пройти до города.

По данным, сообщенным по радио из штаба армии, в город сброшен парашютный десант. Японский полк, стоявший в этом пункте, бежал в неизвестном направлении. Местопребывание его до сих пор не обнаружено. Командованию полка либо ничего не известно о приказе императора о полной капитуляции, либо полк решил, невзирая ни на что, сопротивляться.

Осторожность никогда не мешает, в таком случае — тем более. Батальон сопровождают усиленные дозоры, впереди него — разведка.

Дорога бежит с холмика на холмик, а когда на ее пути встречаются сопки, она огибает их и стелется по распадкам.

Первая встреча с китайцами происходит совершенно неожиданно. В одном из распадков бойцы видят толпу полуголых людей. Люди бегут к дороге, что-то кричат, машут руками. Среди них старики и старухи с изъеденными трахомой веками, мужчины и женщины среднего возраста, страшные от худобы, и дети, начиная от грудных и кончая подростками, — все с распухшими животами.

На многих из человеческой одежды только самодельные шляпы из соломы чумизы. Большинство мужчин и женщин обнажены, их бедра прикрыты тряпицами и козьими шкурами.

Весь облик людей таков, что не требуется никаких объяснений, чтоб представить степень их нищенства.

Китайцы выбегают на дорогу, становятся на колени и, воздев руки кверху, кричат тоскливыми, плачущими голосами. Одни из них тычут себя в голые, припухшие животы, другие схватились за тряпицы и показывают, как истлело это подобие одежды. Не нужно знать китайского языка — можно и так понять, что просят эти люди одежду и пищу.

— Кушо! Путо! Кушо! Путо! — слышатся пронзительные голоса.

Слова эти не китайские, не русские — они изобретены голодными, раздетыми китайцами по каким-то одним им известным ассоциациям.

У Тихонова влажнеют глаза, и он с ожесточением говорит:

— До чего же довели самураи людей! Это же первобытные!

Батальон останавливается. Идти дальше невозможно — дорогу преграждает живая стена.

Петухов входит в середину толпы. Его сердце не выдерживает: он вытаскивает из вещевого мешка гимнастерку, пару белья, портянки, сухари, банки с консервами и отдает все это в руки, протянутые к нему.

Солдаты спешат воспользоваться примером парторга. Десятки китайцев и китаянок на глазах у всего батальона обряжаются в гимнастерки и рубашки красноармейцев, жадно грызут сухари, острием камней раскрывают жестяные банки.

Благодарности китайцев нет предела. Они радуются подаркам, как дети, кричат еще громче.

Два старых китайца взяли Петухова за руки и, скаля желтые зубы, говорят ему что-то, заглядывая в глаза. Петухов понимает, что они благодарят солдат за отзывчивость. Ему тоже хочется сказать китайцам что-нибудь важное и значительное.

— Это разве жизнь, друзья? Это же прозябание! И нужда, видать, крепко держит вас. В одиночку вам ее не побороть. Коллективным трудом надо нужду выживать. Земли у вас неплохие, солнца и влаги полный достаток.

Китайцы, окружившие его, слушают с серьезным видом, догадываются, что он желает им добра.

Слушают Петухова и солдаты. И никто даже не улыбнется, что парторг проповедует колхозный труд китайским крестьянам.

Его мысли совпадают с мыслями каждого из солдат. Ну конечно же, раз нужда одолевает, значит, бери ее за глотку коллективным трудом, перестраивай жизнь на началах социализма!

— Японца мы прогнали, землю вашу от врага освободили — берите теперь свою судьбу в собственные руки, — говорит Петухов.

Он дружески треплет одного китайца, другого. Те улыбаются, поднимают руки, оттопыривают большой палец и кричат слова восторга. К их крику присоединяются женщины, детишки. Провожаемый этими криками, батальон идет дальше.

17

Китайские города имеют свои особенности. Их опоясывают глинобитные стены толщиной в полметра и больше. Трудно объяснить практическое значение этого устройства при настоящем укладе жизни китайцев, но стены эти берегут и поддерживают — такова традиция. Войти в город можно только в ворота — они построены в строгом соответствии со сторонами света.