Читаем без скачивания Профиль незнакомца - Аманда Кайл Уильямс

в Джорджии, в окружении крутых тачек и парней в узких джинсах. Когда Джимми и я были детьми, мать по субботам собирала корзины для пикника, чтобы посмотреть автогонки в Йеллоу-Ривер. Мы ели огурцы с черным перцем и белым уксусом, картофельный салат из пластиковых контейнеров и маленькие гамбургеры, которые мой отец обычно зажаривал до углей на переносном гриле. Приносили с собой карточный столик и клетчатую скатерть, что, как я думаю, было призвано придать этому событию некий класс. Запахи выхлопа и горящей резины были частью трапезы. И рев двигателей был совершенно оглушительный. Но по субботам на этих гонках мой отец был самым счастливым человеком. Это был почти единственный раз, когда он покидал наш гараж, в котором постоянно возился, и единственный раз, когда мог не слышать мамин голос.

Мне было одиннадцать, когда отец решил, что я должна научиться водить машину. Он засунул меня в наш потрепанный пикап «Шевроле» на грунтовой дороге и чуть не обмочился от смеха, когда я смяла часть кукурузного поля, прежде чем нашла тормоз. Позже, будучи подростками, мы с братом совершали с ним долгие, молчаливые поездки. Останавливались у придорожных киосков, чтобы перекусить вареным арахисом и свежими персиками, затем забирались обратно в машину и ехали дальше – только я, мой лилейно-белый отец и мой черный брат, – и местные таращились нам вслед. Иногда для меня даже сейчас шуршание шин по дорожному покрытию звучит как океанский прибой. Я могу ехать и ехать бесконечно, забыв обо всем.

Я нашла свой телефон и позвонила Раузеру. Как известно, он терпеть не мог, когда его будили по ночам. Полицейские в участке обычно подбрасывали монетку, чтобы узнать, кто должен взять на себя эту миссию. Было уже за полночь, и эта честь выпала мне.

– Надеюсь, причина уважительная, – сразу сказал он.

– Это я, – сказала я, расплатившись с кассиршей и покатила к выезду из аэропорта. – В самолете я открыла электронное письмо. Письмо Уишбоуна, адресованное тебе. Новое. А потом у меня возникло ощущение, что за мной наблюдают, но у меня уже был этот безумный сон, так что я была напугана до потери пульса. К тому времени как я добралась до парковки, он уже был повсюду. Я чувствовала его, Раузер. Думаю, Уишбоун ожидал мой рейс. Я не знаю почему. Просто почувствовала…

– Вот это да… Есть еще одно письмо?

Я остановилась у выезда и посмотрела в зеркало заднего вида. С разных парковочных площадок выезжали три машины и приближались к платным полосам. Одна выехала следом за мной; когда я не сдвинулась с места, водитель подал сигнал. Я с неохотой влилась в поток машин и покатила от аэропорта к выезду на автостраду I‑75/85 Север.

– Поговори со мной, пока я одеваюсь, – велел Раузер. – И помедленнее. Тебе пришло письмо от Уишбоуна? Хм… Это может быть хорошей новостью. Мы можем его отследить.

Я подробно и чуть спокойнее объяснила суть электронного письма, которое нашла в своем почтовом ящике. Письмо, которое Раузер еще не прочел и в котором имелось обещание новых убийств. Вибрация в его голосе подсказала мне, что, разговаривая со мной, он быстро куда-то шагал. Я представила себе, как он запирает входную дверь и направляется по тротуару к «Краун Вику».

– Думаешь, за тобой сейчас следят?

– Не знаю. Наверно, это не имеет особого смысла. Здесь повсюду камеры. Он наверняка знает, что мы просмотрим видеозаписи.

– Все равно лучше не рисковать. Не торопись, дай нам несколько минут, если можешь. Ты едешь на север по 75/85, верно? В «Импале»?

– Въезжаю на эстакаду.

Я слышала, как Раузер по рации вызвал подмогу.

– Хорошо, Кей, езжай к выезду с Кэпитол-авеню, на Полларде сверни налево и затем езжай в объезд, вокруг бейсбольного стадиона. Там будет несколько светофоров. Будь настороже. Ради Христа, запри двери. У нас рядом есть подразделения. Я поручу закрыть все съезды. Надеюсь, сумею найти кого-нибудь, кто сядет тебе на хвост перед Лэнгфорд-Паркуэй. – Он помолчал. – Ты уверена, что это не приступ паранойи?

– Думаю, он хочет проверить, напугало ли меня его письмо. Он должен знать, что залез нам под кожу. Это дает ему чувство контроля над нами. Все равно как передвигать по доске шахматные фигуры.

Я снова посмотрела в зеркало заднего вида. Ничего.

– Главное, не останавливайся, Стрит. Мне насрать, если посреди дороги выскочит Тоня-мать-ее-Хардинг [14] и начнет вертеть задницей. Главное, не останавливайся.

Я знала, что беспокоило Раузера. Мы оба слишком много знали о том, как убийцы находят своих жертв. Мой разум автоматически начал оценку риска. Во вторник после полуночи движения почти нет. Чтобы разбить окно автомобиля и оглушить водителя, потребуется всего несколько секунд. Я же была не вооружена. Не имело значения, что у меня есть лицензия на поимку беглых преступников и разрешение на ношение оружия. Если только я не сопровождала беглеца под стражей, я не могла иметь при себе оружие в самолете, и даже в этом случае после 11 сентября потребовались бы некоторые действия.

– А толстяк с битой тоже там будет? – спросила я Раузера. – Или Тоня выскочит и начнет кататься одна?

Когда нервничаю, я шучу – одна из тех вещей, которые так ненавидел мой бывший муж. Дэн считал, что я прибегаю к юмору для того, чтобы оборвать любой серьезный диалог, все, что могло бы привести к более глубокому пониманию моих основных проблем. О господи… Можно подумать у Дэна есть глубина, чтобы распознать основную проблему.

Раузер также не всегда ценит момент или вкус моих шуток. На этот раз он не рассмеялся.

– А если толстяк будет мне ею угрожать? – спросила я. – Мне остановиться?

Раузер все же усмехнулся.

– С тобой действительно что-то не так, Стрит. Да ты и сама это знаешь, верно? Я перезвоню через пару минут, – сказал он и отключился.

В зеркале заднего вида на меня, словно кошачьи глаза из темноты, смотрели фары. Каждая машина позади меня, каждая машина, что проезжала мимо, заставляла мое сердце биться чаще. Что это было, что за жуткое чувство? Боже, как же мне хотелось победить его, убежать от этой угрозы, от этой штуки, которую я ощущала затылком, которая обжигала мне кожу… Я не хотела оказаться так близко. Но, возможно, это была ложь. Что если жизнь, которую я прожила, мысли, которым я позволила занять мой ум, вещи, которые я читала, изучала, говорила, говорила и говорила, создали некое магнетическое поле, притягивающее меня к нему. Насилие – вещь, которая пугает меня так сильно, что у меня от нее