Читаем без скачивания Белое на голубом (СИ) - Екатерина Кариди

Онхельма разозлилась. Камеристка в этот момент немного сильнее потянула ее за волосы и тут же получила небольшой разряд голубых молний, неконтролируемо слетевший с пальцев царицы. Девчонка расплакалась, вся затряслась, начала оправдываться:

- Государыня... я... я... я нечаянно...

- Успокойся, - царица уже взяла себя в руки, - Я не сержусь на тебя. Продолжай.

Та продолжила, но руки у нее тряслись, Онхельма, глядя на перепуганную камеристку, поняла одну вещь, о которой ей следует позаботиться.

- Милая, как тебя зовут?

- Ми... Мила...

- Так вот, Мила, ты же умная девочка... - голос у царицы был вкрадчивый, - Надеюсь, ты понимаешь, что не должна никому рассказывать о том, что здесь увидишь?

- Да... да, да, государыня, - девчонка поклонилась.

- Молодец.

Онхельма ей улыбнулась, а девушка подумала, что служба царице может оказаться сложнее, чем ей показалось сначала. Но это ее не остановит. Маленькая служаночка Мила хотела вырасти в большую придворную даму, выйти замуж за аристократа... Вот как государыня Онхельма. И если ей для этого придется потрудиться, она потрудится.

- Мила, как закончишь, передай, пусть найдут хранителя печати. И еще...

- Да, государыня?

- Нет ничего, пусть найдут хранителя. Я хочу видеть его, - она послала девушке улыбку, - Иди.

Действительно, пусть идея передать власть ей исходит от старейшего члена Совета.

Царица повернулась к зеркалу, оттуда на нее смотрела юная красавица с невозможно синими глазами и дивными золотыми волосами, с нежной кожей. Прекрасные руки ее задумчиво перебирали щетинки на щетке. И вдруг в этот момент Онхельме стало невыразимо жаль ту молодую женщину в зеркале. Жаль, что глупое женское счастье оказалось не для нее. Но мимолетный миг слабости прошел, она стряхнула с себя эту затаенную грусть и снова стала самой собой.

Через полчаса царице доложили, что хранитель печати ждет ее. Она велела:

- Проводите его в кабинет государя, я сейчас подойду.

Взглянула еще раз на себя в зеркало, приняла озабоченный вид и вышла.

Хранитель уже ждал ее в кабинете Вильмора, Онхельма прошла и села в царево кресло. Худой старик с пронзительными глазами поклонился.

- Государыня Онхельма, - остался ждать, что она скажет.

- Мой муж, сохрани его Создатель, болен. Как нам быть? Скажите, Омнигус, как управляется страна в подобной ситуации?

- Ваше Величество, в подобной ситуации, когда правитель не может сам осуществлять управление, власть передается наследнику, буде он совершеннолетний, или регенту.

- Ну, с наследником, вы сами знаете... У нас вышла большая неприятность. Кстати, вам не известно ничего о дальнейшей судьбе наследника Алексиора? Что с ним сталось после бегства?

Старик зыркнул на царицу колючим взглядом и покачал головой.

- Нет, государыня.

- Просто... Я подумала... Возможно, его следует помиловать... В конце концов, он очень молод. Возможно, он раскаялся.

Хранитель Омнигус, если и знал что-то о судьбе наследника, на его лице это никак не отразилось, он повторил:

- Нет, Ваше Величество, мне ничего не известно.

- Ах ты, старый пройдоха! По глазам вижу, что ты что-то знаешь! Но ты же будешь упорно молчать... - промелькнуло в голове у Онхельмы, а вслух она сказала, - Нам нужен регент.

Она встала, прошлась по комнате, потом остановилась напротив хранителя печати, сцепив руки в замок, и заговорила:

- Мое горе велико. Мой муж, государь, болен и не приходит в сознание. Мой ребенок... - она сделала драматическую паузу, хранитель сглотнул, - Мой ребенок умер. Наш наследник... Я не хочу об этом говорить.

- Государыня... - начал Омнигус.

- Прошу, дослушайте меня.

Хранитель кивнул.

- Я говорю это все, потому что вижу, как бы плохо ни было мне, я не могу оставить страну беспризорной. И если вы и Совет поможете мне, я могла бы взять это на себя. Так я могу рассчитывать на вашу помощь?

Старый хранитель печати снова наградил царицу пронизывающим взглядом, молчал несколько секунд, видимо просчитывая варианты, но произнес:

- Можете, государыня Онхельма.

- Хорошо. Спасибо Омнигус. Будьте любезны, прикажите созвать Совет.

Совет собрался меньше, чем через час. На нем выступила царица, а после нее взял слово Омнигус. Убедить членов Совета оказать всяческое содействие царице - новой регентше не составило труда. Тем более что на эту должность и не претендовал никто из присутствующих. Один из членов Совета спросил:

- А что будет, когда государь Вильмор очнется?

- О, - ответила царица, - Я молю Создателя об этом! Если мой муж очнется, я с удовольствием вернусь к женским делам.

Поверили или нет, но приняли единогласно.

А потом в тронном зале было назначено торжественное объявление решения Совета народу. Собрался почти весь город. Глава Совета выступил и объявил, что на время болезни государя Вильмора власть переходит к государыне Онхельме. Народ приветствовал новую Властительницу, люди подходили к трону. Все-таки Онхельме приятно было видеть, что народ принял ее без возражений.

Но тут к трону подошли пять женщин, закутанных в глухие черные одежды и покрывала так, что даже их лиц не было видно, и поклонились. Невольный страх пронзил царицу. Женщины в черном поклонились и отошли, а она спросила камеристку Милу, стоявшую с ее веером рядом с троном:

- Кто они?

- Матери тех, казненных.

Мороз по коже...

Вот уж не думала Онхельма, что так неприятно будет ей их видеть. Что они станут для нее вечным укором. Но и разделаться с этими женщинами у нее сейчас не хватило бы духу, слишком странные и двойственные чувства она испытывала. Слова вырвались у нее спонтанно:

- Передай, чтобы они не появлялись в моем присутствии.

- Хорошо, государыня, - Мила поклонилась.

Все удовольствие от торжества пропало.

Онхельма поняла также, что никогда не сможет пойти в их жилища. Однако это сделать надо. И пусть этим займется ее камеристка.

А после торжественной церемонии, несколько омраченной этим досадным происшествием, Онхельма отправилась проведать Вильмора. Тот по-прежнему был без сознания, и только слабое редкое дыхание подтверждало, что государь жив. Отпустив ненадолго слуг и оставшись наедине с ним, царица довольно весело и остроумно пересказала недвижимому и не подававшему признаков жизни мужу все, что происходило в тронном зале. Удивительно, но теперь Вильмор стал для нее особенно интересным собеседником, очевидно, потому что не перебивал и не высказывал возражений. Правда и не поддерживал. Так она ему и сказала, погладив по груди и влив в него чуть-чуть силы. А потом добавила, склонив голову набок:

- Видишь, милый, раньше я была твоей постельной игрушкой, а теперь все наоборот. Ты. Моя игрушка, прикованная к постели. Каламбур.