Читаем без скачивания Классовая война - Ноам Хомский

— Хороший вопрос. По-моему, я в своей статье об этом упоминал. В частности, мной было сказано следующее. То, что стоит за этими «частными интересами» с точки зрения человеческих представлений, — вопрос второстепенный. Эти опросы проводятся постоянно, в течение долгого промежутка времени, иногда те или иные формулировки отличаются друг от друга, и поэтому цифры каждый раз выходят немного другие. Однако уже давно примерно половина всего населения на откровенный вопрос, о ком, по их мнению, заботится наше правительство, так примерно и отвечает: о «меньшинстве», о «частных интересах», не о народе. Сейчас это 82 %, и это — беспрецедентные цифры. Это значит, что 82 % населения США даже и не думают, что у нас существует политическая система.

Что эти 82 % называют «частными интересами»? Здесь нужно очень внимательно изучить существо вопроса. Вероятно, судя по результатам других опросов и еще кое-каким источникам информации, если спросить этих людей, чьи именно интересы они называют «частными», то они назовут обеспеченных матерей, правительственных чиновников, элитных специалистов, либералов, руководящих СМИ, профсоюзы. Все это может быть перечислено. Сколь многие упомянули бы Fortune 500, я не знаю. Возможно немногие. Система пропаганды в нашей стране поистине фантастическая. Ничего подобного в истории человечества никогда не существовало. Это целая индустрия связей с общественностью и индустрия развлечений. Средства массовой информации, о которых многие, включая меня самого, не устают говорить постоянно, являются малой частью ее. Я, в основном, говорю о том секторе СМИ, который обращен к сравнительно небольшой аудитории, то есть к высоко образованной. Но если взглянуть на всю эту систему целиком, она покажется огромной. Эта система имеет свои строгие принципы. Ее главная цель — уничтожение демократии. То есть уничтожение любой формы организации или союза между людьми, которая могла бы привести к демократии. Отсюда необходимо демонизировать профсоюзы. Необходимо изолировать людей, разделить их, заставить их ненавидеть и бояться друг друга, необходимо создать у них иллюзорные представления о том, где именно сосредоточена власть. Одной из главнейших задач всей системы пропаганды в течение пятидесяти лет было создание настроения, ныне получившего определение антиполитичного.

Это удалось. Отныне человеческий гнев и страх направлен, прежде всего, на федеральное правительство, то есть на ту часть системы, на которую люди действительно в состоянии повлиять, и они, как правило, очень редко способны видеть ту реальную власть, которая как рука простерлась над ними и над правительством. Вспоминается банальность, принадлежащая Джону Дьюи, который, сказал, что «политика — это тень, отбрасываемая на общество большим бизнесом». Это давно должно было стать для всех общим местом, но не многие отдают себе в этом отчет. Так что путаницы в головах много. И она имеет тенденцию обнаруживать себя — чем дальше, тем больше.

Возьмем, к примеру, профсоюзы. Около 80 % населения считают, что рабочие не имеют достаточного влияния на то, что происходит. С другой стороны, огромное число людей считает, что профсоюзы обладают чрезмерным влиянием. В этом есть определенная правда. Профсоюзы не всегда четко представляют интересы рабочих. Так что доля правды в этом есть. Однако не в этом их настоящее предназначение. Дело в том, что через демократические профсоюзы рабочие получают слово. Но именно это было вытеснено из сознания людей.

Или взять, к примеру, государственную поддержку малоимущих граждан — тему поистине драматическую. Насколько я помню последние цифры, которые мне довелось увидеть, 80 % населения полагают, что правительство обязано оказывать всестороннюю помощь бедным. Вместе с тем существует реальная оппозиция идее государственной «благотворительности», которая, собственно говоря, есть правительственная поддержка бедных. Причина этого — рейгановские сказки: «черные матери в кадиллаках», «девочки-тинэйджеры с детьми», «за которых мы должны платить», — весь этот обман. Вследствие этого люди стали крайне враждебно относиться к государственной «благотворительности»: «Если это — благотворительность, почему я должен за нее платить? Я-то хочу помогать по-настоящему бедным!»

Кроме того, люди преувеличивают сумму денег, идущую на государственную благотворительность. Социальные траты в США всегда были довольно низкими по международным стандартам, а с 1970 года они и без того резко упали. Это чувство огромного бремени государственной «благотворительности» — не более чем фантом. Я не говорю о подлинной «благотворительности», направленной на богатых, — но та тонкая струйка правительственной поддержки, которая направлена к людям, действительно нуждающимся в помощи, и которая никогда не отличалась особыми размерами, она еще к тому же и резко уменьшается. Я думаю, около четверти, а, может быть, и трети всего населения считают, что это самая значительная статья федерального бюджета. На самом деле она почти незаметна. То же самое они ощущают по поводу гуманитарной помощи, тогда как она незаметна совсем. Опять-таки, примерно четверть населения полагает, что это самая большая статья в федеральном бюджете. Еще они полагают, что на них очень сильно давят налоги, тогда как на самом деле у нас очень низкие налоги, и крайне регрессивные.

Имеются две весьма любопытные цифры: доналоговый доход, с одной стороны, и фактический доход после выплаты всех налогов и правительственных дотаций, с другой. Так что если взять в расчет продовольственные талоны, а также налоговый эффект и т. д., и спросить, что же останется у людей после того, как эта система сделает то, что от нее зависит, — в большинстве индустриальных стран, подобных нашей, это многое могло бы изменить. Доналоговое неравенство — это не то, что отличает нашу страну от прочих. В США неравенство, которое образуется после уплаты налогов, включая все упомянутые правительственные трансферы, практически совпадает с доналоговым. То есть вся система налогов и правительственных дотаций не очень-то многое меняет. В большинстве стран это меняет очень многое. Вот почему уровень бедности в нашей стране в два раза выше, чем в Великобритании, нашем ближайшем сопернике в этой области, и значительно выше, чем в других странах. Потому что система в целом практически ничего не дает. Эта система в высшей степени регрессивна. А если произвести серьезные подсчеты, что люди, как правило, не делают никогда, то система окажется еще более регрессивной.

Вспомните, например, о таких вещах, которые налогами не называются, но, по сути своей, являются именно налогами. Взять, скажем, Нью-Йорк Сити. Там буквально на днях были сокращены расходы на общественный транспорт. То есть будет тратиться меньше денег налогоплательщиков. С другой стороны, одновременно с этим была повышена плата за проезд, что автоматически означает повышение налогов. Плата за проезд — тот же самый налог, только по-другому названный. Между этими снижениями и налогами есть различие. Налоги регрессивны. Даже если бы должностные лица и бедняки в одинаковой степени стали пользоваться метро, это был бы высоко регрессивный налог. Но, конечно, этого не происходит. В подавляющем большинстве именно бедные ездят на метро. То есть это в основе своей регрессивный налог, он ударяет по тем, кто не может платить, и набивает карманы тех, кому за это платить не надо. Если же изучить этот вопрос более обстоятельно, все окажется еще более драматичным. К примеру, скажем, государственная администрация выделила на общественный транспорт, как они выразились, «субсидии», — смешное слово в этом контексте. Это значит, что деньги людей используются на их же собственные нужды. Но присмотритесь внимательнее. В то же самое время они значительно урезали те «субсидии», которые идут на общественный транспорт, такой как метро и автобусы, и увеличили за их счет долю пригородных железнодорожных линий. Теперь они сократили обе эти «субсидии», но та, что идет на метро, сокращена значительно больше, чем та, что идет на пригородные железные дороги. Фактически, согласно последним цифрам, разница государственного инвестирования в эти виды транспорта оценивается как десять к одному в пользу пригородных железных дорог. Кто же ими пользуется? Прежде всего, самые разные должностные лица, живущие в округе Вестчестер и Лонг Айленде. Кто ездит на метро? Это люди, живущие в Квинз, желающие попасть в Бруклин, дети бедняков, едущие в школу. Вот как обстоят дела с налогами. Если бы кто-нибудь принял все это во внимание, то он бы увидел, что эта система фактически может быть названа «пропорциональной», как это следует из расчетов экономистов, так что все разговоры о «пропорциональном налоге» — ерунда. Это просто разговоры о том, как сделать его еще более регрессивным. Налог уже более или менее является пропорциональным и является таковым, конечно, со времен правления Рейгана. Но если произвести настоящий расчет, то окажется, что он вовсе таковым не является, потому что вся его реальная тяжесть возложена исключительно на неимущих.