Читаем без скачивания Все твои совершенства - Колин Гувер
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Это нечестно, – тихо говорю я.
Он не имеет права намекать, что я бы не вышла за него замуж, понимая, что у нас не будет детей. И не может утверждать, что женился бы на мне, если бы знал об этом до брака. Человек не может уверенно заявить, что бы он сделал или как бы себя чувствовал в ситуации, в которой никогда не бывал.
Грэм встает и идет на кухню. Он достает бутылку воды из холодильника, а я молча сижу и смотрю, как он пьет. Я жду, чтобы он вернулся к столу и продолжил говорить, потому что сама еще не готова высказаться. Мне нужно знать все, что он чувствует, прежде чем я решу, что именно мне говорить. Что мне делать. Наконец он садится, тянется через стол и кладет свою руку поверх моей. И серьезно смотрит на меня.
– Я никогда не возложу на тебя ни капли вины за то, что натворил. Я поцеловал другую, и это исключительно на мне. Но это только одна проблема из множества в нашем браке, и не во всех виноват я. Я не могу помочь тебе, если не знаю, что происходит у тебя в голове. – Он притягивает мою руку ближе и сжимает ее. – Я знаю, что в последние недели заставил тебя пройти через ад. И очень, очень сожалею об этом. Больше, чем ты думаешь.
Но если ты сможешь простить меня за то, что я заставил тебя пройти через худшее, что только можно себе представить, то я уверен, что мы сможем пройти через все остальное. Уверен, что сможем.
Он смотрит на меня с надеждой. Конечно, для него все легко и просто, если он считает, что его поцелуй с другой женщиной – это худшее, через что я прошла. Я бы рассмеялась, не будь я в такой ярости. Я выдергиваю руку и встаю.
Пытаюсь вдохнуть, но ярость, оказывается, заполонила все легкие.
Когда я наконец в состоянии ответить ему, то говорю медленно и тихо: мне нужно, чтобы до Грэма дошло каждое мое слово. Я наклоняюсь вперед и упираюсь ладонями в стол, глядя прямо на него.
– Если ты думаешь, что твои шашни с той женщиной – худшее, что можно себе представить, то ты понятия не имеешь, через что я прошла. Ты понятия не имеешь, каково это – испытывать бесплодие. Потому что не ты страдаешь бесплодием, Грэм. А я. Не пойми меня превратно. Ты можешь трахнуть другую женщину и сделать ребенка. А я не могу трахнуться с другим мужчиной и завести ребенка. – Я отталкиваюсь от стола и отворачиваюсь. Думала, этот момент понадобится мне, чтобы собраться с мыслями, но нет, мне не нужна передышка. Я тут же поворачиваюсь и снова смотрю на него. – И мне нравилось заниматься с тобой любовью, Грэм. Это не тебя я не хотела. Я не хотела страданий, которые приходили потом. Твоя неверность – это мелочь по сравнению с тем, что я испытывала месяц за месяцем каждый раз, когда мы занимались сексом и это не приводило ни к чему, кроме оргазма. Оргазм! Да на хрен он мне сдался! Как было признаться тебе в этом? Я не могла признаться, что стала ненавидеть каждое объятие, каждый поцелуй и каждое прикосновение, потому что все это приводило к худшему дню в моей жизни, который наступал каждые двадцать восемь гребаных дней! – Я отодвигаю стул и отхожу от стола. – Пошел бы ты со своей бабой. Мне насрать на твои похождения, Грэм.
Едва договорив, я ухожу на кухню. Я даже не хочу смотреть на него. Я никогда не была так откровенна и теперь боюсь его реакции. А также боюсь, что мне на нее наплевать.
Я даже не знаю, почему говорю о вещах, которые не имеют отношения к делу.
Я не могу забеременеть сейчас, как бы мы ни ссорились из-за прошлого.
Я наливаю себе воды и отпиваю, чтобы успокоиться.
После нескольких секунд молчания Грэм встает из-за стола. Он заходит на кухню, встает передо мной и прислоняется к стойке, скрестив лодыжки. Набравшись смелости, я смотрю ему в глаза и с удивлением вижу в них спокойствие. Даже после моих резких слов он почему-то смотрит на меня так, будто еще не окончательно возненавидел меня.
Мы смотрим друг на друга сухими глазами. За годы в каждом накопилось множество вещей, которые ни в коем случае не следовало держать в себе.
Несмотря на его спокойствие и миролюбие, он выглядит подавленным. Как будто слова, которые я только что выкрикивала, были английскими булавками, проткнувшими в нем дырки, через которые вышел весь воздух. По усталому выражению его лица я могу сказать, что он снова сдался. Я его не виню. Зачем продолжать бороться за того, кто больше не борется за тебя?
Грэм закрывает глаза и сжимает переносицу двумя пальцами. Чтобы успокоиться, он делает вдох и скрещивает руки на груди. Он качает головой, словно наконец понял то, чего никогда не хотел понимать.
– Как бы сильно я ни старался… Как бы сильно ни любил тебя… Я не могу стать тем, кем ты всегда хотела меня видеть, Квинн. Я никогда не буду отцом.
Из моего глаза тут же выкатывается слеза. Потом еще одна. Но я стоически не двигаюсь с места, когда он делает шаг ко мне.
– Если весь наш брак… все, чем он когда-либо будет… это только я и ты… этого будет достаточно?
Достаточно ли тебе меня, Квинн?
Я в замешательстве. У меня нет слов.
Я смотрю на него, не веря своим ушам, не в силах ответить.
Не потому, что мне нечего сказать. Я знаю ответ на его вопрос. Всегда знала. Но я молчу, потому что не уверена, что вообще должна отвечать.
Молчание, повисшее между его вопросом и моим ответом, создает худший момент непонимания, какой когда-либо случался за все время нашего брака. Челюсть Грэма напрягается. Взгляд становится жестким. Все в нем становится жестким, даже сердце. Он отводит от меня взгляд, потому что для него мое молчание означает не то, что для меня. Он выходит из кухни и уходит в гостевую комнату. Наверное, чтобы забрать чемодан и уехать. Мне требуется все мое мужество, чтобы не побежать за ним и не умолять его остаться. Я хочу упасть на колени и сказать ему, что если бы в день нашей свадьбы меня поставили перед выбором – иметь детей или провести жизнь с Грэмом, – я бы выбрала жизнь с ним. Без сомнения, я бы выбрала его.
Не могу поверить, что наш брак дошел до такого состояния. До момента, когда мое поведение убедило Грэма в том, что мне недостаточно его самого. Мне его достаточно. Проблема в том, что… он может быть гораздо счастливее без меня. Я прерывисто выдыхаю и поворачиваюсь, упираясь ладонями в стойку. Боль от понимания того, что я делаю, заставляет меня дрожать всем телом.
Он возвращается без чемодана. В руках у него что-то другое.
Шкатулка.
Он привез с собой нашу шкатулку?
Он входит в кухню и ставит шкатулку на стол.
– Если ты не скажешь, чтобы я остановился, мы откроем ее.
Я наклоняюсь вперед, кладу руки на стойку и прячу в них лицо. Но не прошу ни о чем. Я могу только плакать. Я иногда плакала так в своих снах. Плач, от которого настолько больно, что не можешь издать ни звука.
– Квинн, – умоляюще говорит он дрожащим голосом. Я зажмуриваюсь еще сильнее. – Квинн. – Он шепчет мое имя так, будто это его последняя просьба. Но я так и не говорю, чтобы он остановился, и слышу, как он придвигает шкатулку ближе
