Читаем без скачивания Чудовище должно умереть. Личная рана - Николас Блейк

— Генерал Шривенхем сегодня рассказал нам, что дед Фила — муж Этель Рэттери — скончался в доме для душевнобольных, — тихо сказал Найджел.

— Вот именно, это у него в крови. Гм… Теперь перейдем к средствам убийства. Мы знали, что мальчуган часто бывал в гараже. Этому находится подтверждение и в дневнике Кернса: он говорит, что узнал от Джорджа Рэттери, будто Фил приходит со своим духовым ружьем пострелять крыс на помойке. Тогда для него не представляло труда взять какое-то количество отравы для крыс. На прошлой неделе между Джорджем и Вайолет разыгралась необычайно жестокая сцена: Фил видел, что мать бьют, и попытался ее защитить. Эта сцена вполне, могла окончательно свести мальчика с ума — или перевернуть ему душу, называйте как хотите.

— Но вы все же против невероятного совпадения, что Фил выбрал для убийства Джорджа Рэттери тот же день, что и Кернс.

— Оно не кажется таким уж невероятным, если учесть, что прошло всего лишь два дня после той ужасной ссоры его родителей. С другой стороны, это может быть и не просто совпадением. Дневник был спрятан под доской пола в комнате Кернса. Фил часто бывал в этой комнате. В частности, там он делал уроки, а шатающаяся доска и должна была бы привлечь внимание мальчишки. А может, он уже давно о ней знал и когда-то хранил под ней свои сокровища.

— Но ведь, при том что Фил так любил Феликса, он ни за что не отравил бы своего отца в тот же самый день, когда Феликс предпринял свою попытку убийства Джорджа, таким образом слишком очевидно подставив под удар Феликса.

— Ну, вы уж слишком тонко рассуждаете, мистер Стрэнджвейс. Вспомните, мы имеем дело с ребенком. Моя версия заключается в том, что, если это не случайное совпадение, Фил обнаружил дневник Кернса, узнал, что Кернс собирается утопить Джорджа, и, когда его отец вернулся с реки живым и невредимым, сам бросил яд в тоник. Ему даже в голову не приходило, что этим он бросает подозрение на Феликса, потому что он и понятия не имел, что дневник уже обнаружен Джорджем и передан его поверенным. Я знаю все трудности, с этим связанные, поэтому в целом склонен верить, что по чистому совпадению в один и тот же день были совершены две попытки убить Джорджа Рэттери.

— Да, боюсь, все звучит вполне логично.

— Теперь перейдем к дальнейшим событиям. После обеда, когда яд начал действовать на Рэттери, Лена Лаусон входит в столовую и замечает на столе бутылку с лекарством. Она тут же приходит к заключению, что в отравлении виновен Феликс, и в панике думает только о том, как бы поскорее скрыть эту бутылку. Она придумывает вышвырнуть бутылку в окно — и видит прижавшееся к стеклу лицо Фила! Что он там делал? Если он был невиновен, но знал, что его отец заболел, он наверняка хотел бы оказать помощь, звонить доктору, принести какие-то вещи?

— Представляя себе натуру Фила, я бы сказал, что он должен был бы убежать как можно дальше, возможно, наверх в свою комнату, пытаясь выкинуть эту жуткую сцену из головы — во всяком случае, сбежать.

— Позволю себе согласиться с вами. В любом случае странно было ожидать, что он будет заглядывать в окно столовой: если только не он положил яд в эту бутылку и не хочет убедиться, что там никого нет, прежде чем вбежать и спрятать эту улику. Для маленького мальчика, понимающего, что он сделал что-то плохое, естественно попытаться спрятать доказательство своей вины. Ну а потом он сказал вам, где спрятана бутылка, и залез на крышу, чтобы ее достать.

— Почему, если он отравил лекарство и спрятал ее, чтобы защитить себя?

— Потому что Фил уже знал, что Лена рассказала вам о том, что передала бутылку ему. Теперь он не мог сделать вид, что ничего о ней не знает: он мог только уничтожить ее. И он попытался это сделать. Он швырнул ее с крыши и, когда увидел, что я собираю осколки, с яростью налетел на меня — вы заметили, как он был возбужден. Я даже подумал, не сошел ли он с ума. Теперь я понимаю — он был безумен — уже был безумен. Единственная мысль, которая билась в его несчастной безумной голове, была следующая — каким-то образом избавиться от бутылки. Понимаете, мы все время объясняли его странные поступки его преданностью Феликсу Кернсу: нам и в голову не приходило, что он пытается защитить себя самого.

Найджел откинулся назад, ощупывая повязку на голове. Это о чем-то напомнило ему.

— И как же вы связываете виновность Фила с вашим предположением, что прошлой ночью меня ударил Феликс?

— Но это был не он, это сделал мальчик. Послушайте, как я представляю себе ход событий. Мальчуган решил сбежать. После наступления полуночи он в темноте пробирается вниз по лестнице. Только он успевает спуститься, как слышит, что открывается дверь библиотеки. Он понимает, что между ним и входной дверью, через которую он собирается выйти, кто-то есть. Также он понимает, что человек, вышедший из библиотеки, скорее всего, включит свет, и тогда он будет обнаружен. Прижимаясь к стене, он случайно нащупывает клюшку для гольфа, прислоненную к ней. Он находится в полном отчаянии и напуган несчастный парнишка: он в ловушке. Он заносит клюшку вверх и слепо взмахивает ею в темноте, ударяя невидимого человека, который отделяет его от двери. Он ударил вас, и вы упали. Фил напуган тем, что совершил: он боится включить свет, боится тела, которое лежит перед дверью. Тут он вспоминает про французское окно в столовой и убегает через него. Это были его отпечатки на окне: я сличил их с оставленными отпечатками в спальне.

— Он боялся тела? — задумчиво сказал Найджел. — Убежал от него из гостиницы?

— Да, а что в этом не так?

— Ничего… ничего. Да, уверен, что он так и сделал. Я всегда буду стоять за вас, если кто-нибудь скажет, что полицейские из Скотленд-Ярда лишены воображения. Кстати, вам нужно как-нибудь встретиться с генералом Шривенхемом — вы можете заставить его изменить мнение о шотландцах.

— О Скоттах, пожалуйста.

— Нет, серьезно, Блаунт: вы прекрасно отработали свой случай или это все только теория? Ведь у вас нет ни клочка вещественного доказательства против Фила.

— Зато есть клочок бумаги, — угрюмо сказал инспектор. — Маленький клочок бумаги. Он оставил его для меня в своей комнате. Письмо мне. Признание.

Он передал Найджелу разлинованный листок бумаги, вырванный из ученической тетради. Найджел прочел:

«Дорогой инспектор Блаунт, я пишу это, чтобы сказать вам, что это не Феликс, а я положил яд в ту бутылку с лекарством. Я ненавижу папу, потому что он был жестоким с мамой. Я убегаю туда, где вы никогда меня не найдете.

— Бедный мальчуган! — пробормотал Найджел. — Что за несчастье! Господи, что за беда! — Он быстро продолжал: — Слушайте, Блаунт, вы должны обязательно его найти! Скорее! Я боюсь, не случилось ли чего! Фил способен на все!

— Мы делаем все, что в наших силах. Хотя, может, будет лучше, если мы обнаружим его… э… слишком поздно. Его могут отправить в сумасшедший дом. Страшно об этом подумать, мистер Стрэнджвейс!

— Не думайте об этом, — сказал Найджел, со странной настойчивостью глядя на Блаунта. — Найдите его. Вы должны его найти, пока что-нибудь не случилось.

— Конечно, мы его найдем, доверьтесь мне. Боюсь, в этом можно не сомневаться. Он не мог уйти далеко… если только его не унесло течением, добавил с печальной многозначительностью Блаунт.

Через пять минут Найджел вернулся в гостиницу. В дверях его ждал Феликс Кернс, с потемневшими от волнения глазами, на губах которого трепетал невысказанный вопрос.

— Что они…

— Мы можем подняться к вам в комнату? — быстро сказал Найджел. — Мне нужно многое сказать вам, а здесь слишком много народу.

Оказавшись наверху в комнате Феликса, Найджел устало опустился на стул. У него снова заболела голова, на какое-то время вся комната поплыла у него перед глазами. Феликс стоял у окна, глядя на мягкие изгибы и сверкающие плесы реки, по которой он с Джорджем Рэттери отправлялся на свое рискованное предприятие. Его тело было напряжено: у него словно отяжелел язык и сердце, не давая ему задать вопроса, который терзал его весь день.

— Вы знали, что Фил оставил признание? — спросил тихо Найджел. — Феликс круто обернулся, вцепившись пальцами в подоконник. — Признание в том, что это он отравил Джорджа Рэттери.

— Но это безумие! Должно быть, мальчик сошел с ума! — в диком волнении вскричал Феликс. — Он не убил бы и… послушайте, но ведь Блаунт не принял это всерьез, не так ли?

— Боюсь, Блаунт разработал чрезвычайно убедительную версию убийства, обвиняющую Фила, и это признание только ставит на ней точку.

— Фил этого не делал. Он не мог этого сделать. Я знаю, он этого не делал.

— Я тоже, — ровным голосом сказал Найджел.

Рука Феликса замерла на половине жеста. Мгновение он непонимающе смотрел на Найджела, затем прошептал: