Читаем без скачивания Искатель. 1966. Выпуск №5 - Виктор Смирнов

23 февраля. Я предлагаю Петру Алексеевичу обнародовать открытие, но он считает — еще поиспытывагь надо. К тому же запасы эликсира невелики — пока что всего бутылки две…

1 марта. Петя привез целый бочонок. Говорит, неделю настаивал. Хочет в обезьяны податься. Весь вечер сидели, разрабатывали опыт. Устали. Для разминки Петр сбегал в прадедушку по женской линии, а я в прабабушку по мужской.

Решили опыт проводить так: поехать к Пете на дачу и превратиться там в обезьяну (а то в доме, чего доброго, далекие предки все изгадят и переломают). На дачу отвезти старый тулуп, иначе предок замерзнет, подготовить консервов, воды, инвентаря.

Чтобы отправиться на миллион лет, придется выпить целый жбан эликсира. Это трудно. Решили провести в два приема, то есть сначала получить промежуточного предка, а затем напоить его. (Я забыл сказать, что, как ни странно, в опытах по превращению съеденное и выпитое одним предком не переходило в другого. Так что один раз Петя по пути от прапрабабки обратно за один час четыре раза плотно пообедал. Мы решили, что весь паек одного переходит в энергию, необходимую для превращения в другого.)

2–3 марта. Перетаскиваем инвентарь на дачу. Петя сумел выхлопотать на работе творческий отпуск. Говорит, что обидно превращаться одному, неплохо бы закинуть в древность несколько человек, чтобы было хоть какое-то общество. Да и для науки полезнее. Однако пришлось бы ждать еще несколько месяцев, пока настоится эликсир, а Пете уж очень хочется в обезьяны.

Окончательно уточнили маршрут: через прапрапрапрабабушку № 5 по материнской линии (для удобства мы предков занумеровали). Эта дама сообщила нам однажды, что родилась в один день с императрицей Екатериной, что живет в Москве на Варварке и что отец ее старинной фамилии греческий купец. (Очень уж путаное у Пети фамильное древо оказалось.) Вот этот купец нас и занимал, потому что через своих греческих предков он позволял нам совершить экскурсию прямо в античные века и страны…

Итак, через прапрапрапрабабку № 5, а от нее прямо, не сворачивая, по мужской линии — в древность.

6 марта. Все (то есть все пробовавшие эликсир) в сборе на даче у Пети. Кругом снег. Тишина. Все подготовили, выпили немного (вина), присели перед дорогой. Петя простился с нами, заранее попросил извинить за возможные неблаговидные поступки предков. Посмеялись мы: выбьет кому-нибудь глаз или сожжет дом, но, пока милиция приедет, нарушитель сделается собственным сыном или внуком, а ведь сын за отца не отвечает…

Петя разделся, завернулся в тулуп, мы отошли в сторонку. Я стал считать: пять… четыре… три… два… один… СТАРТ!

«До скорого!» — крикнул Петя и, запрокинув голову, стал глотать розовато-синюю смесь. Кадык его долго мелькал в наших глазах, пил он явно через силу, но вот, наконец, поставил кувшин на стол, крякнул и вдруг — уменьшился и расширился. Мощные мускулистые ноги, очень покатый лоб и, как ни странно, редкие клочки волос на большой лысине. Впрочем, громадные руки, покрытые шерстью, были очень красивы.

Мы ждали разных выходок: сдерет с себя майку, будет кидаться. Но ничего этого не произошло. Обезьяночеловек внезапно осклабился и выдал какое-то гортанное звукосочетание вроде «гхакка».

Мы поняли, что это хорошее слово, и отвечали: «Гхакка… гхакка…»

Я быстро соображал: Петя наварил эликсиру на миллион лет, середина — пятьсот тысяч… Значит, вот каким был пращур Петьки пять тысяч веков назад.

Эля у нас очень начитанная.

— Это время синантропа, — говорит, — но я вижу ясно, что наш обезьяночеловек не совсем синантроп. Он стоит прямо, голова побольше, и в то же время он послабее.

Володя неожиданно встал и, к великому нашему удивлению, произнес речь:

— О ты, далекий предок нашего товарища, тебе и твоим детям придется вынести необычно много — тысячи веков голода, борьбы, войны, несчастий. Но ты уцелеешь и доживешь до нас. Мы желаем тебе счастливого пути…

Неожиданно обезьяночеловек привстал, чихнул и произнес ответную речь, в которой мы разобрали уже знакомые «гхакка» и нечто новое — «кх-гм-тьфу!».

На всякий случай я ответил тем же и, судя по иронической ухмылке синантропа, догадался, что сморозил какую-то глупость. Я понял, что нельзя забывать: этот предок во много раз умнее умнейших обезьян.

Но надо было торопиться. Мы поднесли ему жбан с питьем. Он принял его, но, прежде чем пить, медленно обошел всех нас, внимательно вглядываясь в глаза. Нам не по себе было. Будь я проклят, если он не угадывал мыслей, и, только угадав, что они добрые, выпил. Выпил разом, и нам показалось, что эликсир на него не подействовал: рост тот же, ноги и руки — те же. Череп — потом мы измерили на фотографии — чуть меньше. Выражение лица — нельзя сказать, что более дикое, просто какое-то хмурое.

И тут я понял, что передо мной питекантроп или что-то подобное. «Петя Кантроп», — прошептали девочки. Пятьсот тысяч лет, отделявших первого обезьяночеловека от второго, почти совсем не чувствовались, потому что похожи они были друг на друга чрезвычайно.

Вот теперь-то начинался опыт.

— Но, но, Петенька, — сказала Марина, пятясь к двери.

И тут Петя прыгнул на нее с криком: «Ак-ак!» Я пытался урезонить его воплем «гхакка», но язык пятисоттысячного года был, видно, не актуален для миллионного.

Петр 1-й (мы опять решили занумеровать предков, но на сей раз отсчет вести с древнейших), с обезьяночеловеческой силой разбросав, расшвыряв и запугав, заставил нас залечь за забором (сверху колючая проволока) и, дрожа, наблюдать в щели.

За пятнадцать минут Петр 1-й прогрессировал довольно сильно. Он быстро разобрался в наших следах, понял, где мы находимся, догадался, что через забор не перемахнешь, и устрашающе проревел ровно столько раз, сколько нас было (умеет считать?). Устрашив, захотел есть. На холод не реагирует: видимо, привык нагишом на морозе. Открытую банку консервов опустошил быстро и, конечно, догадался, что в других железных коробках тоже прячется вкусное. Повертев коробки, нашел камень и с силой грохнул банку о него (привык, наверное, сталкивать зверей со скалы на острые камни). Еще удар, банка треснула, и в этот миг появился Петр 2-й.

Петр 2-й пятнадцать своих минут спокойно, не торопясь банку доедал. Сыт. О прогрессе не думает.

Дальше все однообразно.

Петры били консервы о камень. Сын разбившего пользовался плодами отца и извилинами шевелить не желал, сыну же лентяя еды не оставалось, и он умнел на глазах.

7 марта. В полночь мы уехали в город. Наутро — те же обезьянолюди. Глотают консервы, подкапываются под забор. Подкоп не получается, зато нечаянно изобретают землянку.