Читаем без скачивания ПИЩА БОГОВ - Теренс Маккенна

“Разнообразие придает вкус жизни”, – гласит известное изречение. Но после изучения влияния растений и растительных продуктов на историю человечества правильнее будет сказать: “Вкус придает жизни разнообразие”. Времена средневековья – и их окончание – именно такой случай.

Культура владычества никогда не была столь мощно защищена, как в христианской Европе после заката Римской империи. И, кажется, можно с уверенностью сказать, что едва ли когда-либо народы пребывали в столь затяжной ситуации скудости психоактивных средств и отсутствия химических стимуляторов. Разнообразие, способствующее обучению и облегчающее скуку, слишком долго отсутствовало в Европе.

Средневековая Европа была одним из наиболее закрытых, невротических и ненавидящих женщину из всех когда-либо существовавших обществ. Это было общество, умирающее, чтобы сбежать от себя самого, общество, одержимое слишком суровой моралью и подавлением сексуальности.

Это было общество, прикованное к земле, управляемое подагриками-мясоедами, носящими одежду и подавляющими женщин. И разве есть что-либо странное в том, что красители и пряности – едва ли не причина социальных революций – стали пунктом какой-то абсолютной мании в средневековой Европе? И сила этой мании была такова, что искусство судостроения и навигации, банковской и торговой индустрии обратилось целиком на служение пристрастия к этим вещам, испытываемом большинством европейцев. Пряности (как новый вкус) давали пище, а следовательно, и жизни неведомое прежде разнообразие. Красители, новые методы крашения и экзотические ткани революционизировали моду.

Большинству людей, родившихся в обществе изобилия, чувственного удовлетворения и телевидения с высоким качеством изображения, трудно себе представить обессмысливающую тупость большинства из обществ прошлого. Вся “пышность” великих обществ прошлого была, в сущности, просто-напросто демонстрацией разнообразия – разнообразия в цвете, в тканях, в материалах и во внешнем оформлении. Подобные демонстрации разнообразия были исключительной прерогативой правителя и двора. Новизна костюмов и новые должности при дворе были в некотором роде показателем его могущества. Так было, когда возникающая буржуазия позднего Средневековья начала импортирование красителей и пряностей, шелка и предметов мануфактуры в Европу.

Я лично могу засвидетельствовать силу влияния цвета и разнообразия на человеческое воображение. Периоды изоляции в джунглях в ходе полевых работ в верховьях Амазонки научили меня пониманию того, как быстро беспорядочное многообразие цивилизованной жизни может забываться и потом вызывать по себе жажду, сходную с той, что возникает при лишении какого-то сильного наркотика. По прошествии нескольких недель, проведенных в джунглях, ум становится забит планами о том, какие посетишь рестораны, вернувшись в цивилизацию, какую послушаешь музыку, какие посмотришь фильмы. Однажды, проведя много дней в тропическом лесу под дождем, я зашел в одно селение, чтобы попросить у жителей разрешения собрать коллекцию растений в зоне Их племени. Единственным вкраплением “высокой технологии” в примитивную обстановку племени был календарь с изображениями обнаженных женщин, привезенный из Икитоса и гордо украсивший тростниковую стену прямо за местом главы селения. Когда я с ним беседовал, взгляд мой снова и снова обращался к этому календарю, не к его содержанию, а к его цветам. Красный, синеватый, абрикосовый – жуткое и навязчивое влечение к разнообразию было таким же неодолимым, как соблазн любого снадобья!

Красители и пряности более развитого технически и более рафинированного эстетически мира ислама влились в кровоток сумрачной христианской Европы с силой галлюциногенного вещества. Корица, гвоздика, мускатный орех, его сушеная шелуха и кардамон, десятки других экзотических специй, ароматических веществ и красителей появились для того, чтобы расширить вкус и гардероб закутанной в шерсть культуры пива и хлеба. Наша собственная культура в последние несколько лет была свидетельницей сходной, хотя и более поверхностной тенденции в возникновении моды “яппи” – моды на новизну и на новые экзотические рестораны: от национальных до суперсовременных, сверхновомодных.

В школе нас учили, что торговля специями покончила со средневековьем и создала основу современной торговли и коммерции, но мы не получили понимания того факта, что разложение христианской средневековой Европы явилось следствием эпидемической одержимости новым, экзотическим и приятным – короче говоря, веществами, расширяющими сознание. Такие средства, как кофе, полынь, а также опий, красители, шелка, редкие породы деревьев, драгоценности и даже люди, завозились в Европу и демонстрировались почти как добыча, захваченная у какой-то внеземной цивилизации. Это представление о пышности Востока – с его роскошью, чувственностью и неожиданными композиционными мотивами – действовало во изменение не только эстетических норм, но и канонов общественного поведения и собственного образа человека. Названия городов Шелкового пути – Самарканд, Экбатана – стали своего рода мантрами, знаменующими миры утонченности и роскоши, прежде ассоциируемые разве что с Раем. Социальные границы растворились; старые проблемы стали видеться в новом свете; возникали новые светские классы, бросая вызов моногамии пап и королей.

Короче говоря, произошло внезапное ускорение появления новизны и возникновения новых социальных форм – контрольных следов своеобразного квантового скачка – в способности европейского воображения. И снова поиск растений и вызываемого ими психического стимулирования вдохновили определенную часть человечества на экспериментирование с новыми социальными формами, новыми технологиями, а также на сверхбыстрое расширение пределов языка и воображения. Давление на развитие торговли специями буквально реформировало искусство навигации, судостроения, дипломатии, военное искусство, перестроило географию и экономическое планирование. И опять неосознанное стремление к подражанию и, таким образом, частичное восстановление утраченного симбиоза с миром растительным действовало как катализатор на экспериментирование с диетой и на неугомонный поиск новых растений и новых отношений с растениями, включая новые формы опьянения.

Когда жажда разнообразия была утолена массивным и непрерывным ввозом специй, красителей и ароматических веществ, возникшая инфраструктура сфокусировала свое внимание на осуществлении других стремлений к разнообразию, особенно на производстве и экспорте сахара, шоколада, чая и кофе, а также очищенного алкоголя – продуктах, обладающих психоактивными свойствами. Наша теперешняя планетарная система торговли была создана в угоду присущей людям потребности в разнообразии и стимулировании: Это делалось с целенаправленной интенсивностью, не терпевшей никакого вмешательства со стороны церкви или государства. Ни нравственные сомнения, ни физические барьеры не в состоянии были встать на этом пути. Теперь мы можем показаться себе исключительно хорошо устроившимися – ныне любая “специя”, любое психоактивное вещество, как бы ни была ограничена традиционная зона его потребления, может быть идентифицировано, а затем произведено или синтезировано для скорого экспорта и продажи на нуждающемся в нем рынке где угодно на земном шаре.

Теперь стали возможными всемирные пандемии приверженности к тому или иному веществу. Импорт курения табака в Европу в XVI веке был первым и наиболее очевидным примером. За ним последовало множество других – от усиленного распространения потребления опия в Китае у британцев, через опийную моду в Англии XVIII века и до распространения привычки к дистиллированному алкоголю среди племен североамериканских индейцев.

Из множества новых товаров, проторивших себе дорогу в Европу во время крушения средневекового застоя, в особенности выделяется один как продукт, обладающий новым вкусом, как избранное вещество. Это тростниковый сахар. Сахар веками был известен как редкая медицинская субстанция. Римлянам было известно, что его можно извлекать из похожей на бамбук травы. Но тропические условия, необходимые для возделывания сахарного тростника, были гарантией того, что сахар будет редким и импортируемым товаром в Европе. Только в XIX веке по инициативе Наполеона I стали выращивать сахарную свеклу как альтернативу тростниковому сахару.

Сахарный тростник, как известно, встречается в диком виде, и это растение хорошо представлено в тропической Азии. По меньшей мере пять видов растут в Индии. Сахарный тростник (Saccharum officinarum), несомненно, подвергся значительной гибридизации на протяжении долгой истории его одомашнивания. Персидский царь Хосров (531-578 гг. н. э.), двор которого был близ Джанди-Шапура, отправил в Индию посланников для изучения слухов об экзотических веществах.