Читаем без скачивания Роковая восьмерка - Джанет Иванович

Девочка-лошадка скакала по дому в нарядном платье для воскресной школы. Завидев меня, она остановилась, и личико ее приобрело задумчивый вид.

— Ты еще не нашла Энни?

— Нет, — ответила я. — Но я говорила с ее мамой по телефону.

— В следующий раз скажи ее маме, что Энни пропускает кучу всего в школе. Скажи, что меня взяли в класс по чтению «Черный жеребец».

— Хватит врать-то, — вмешалась Бабуля. — Ты в классе «Синяя птица».

— Я не хочу быть дурацкой синей птицей, — заявила Энни. — Синие птицы — какашки. Хочу быть черным жеребцом. — И поскакала прочь.

— Люблю это дитя, — сказала я Бабуле.

— Угу, — согласилась Бабуля. — Напоминает тебя в этом возрасте. Прекрасное воображение. Идет по моей семейной линии. Твоя матушка, Валери и Энджи во всех отношениях синие вороны.

Я взяла пончик и налила чашку кофе.

— Что-то в тебе изменилось, — заметила Бабуля. — Не пойму, в чем дело. Как вошла, так не перестаешь улыбаться.

Проклятый Рейнджер. Я заметила эту улыбку, когда еще зубы чистила. И никак ведь не сходит!

— Удивительно, что может с человеком сделать здоровый сон, — пояснила я Бабуле.

— Я бы не отказалась заполучить такую улыбку, — призналась Бабуля.

К столу вышла Валери. Вид у нее был угрюмый.

— Не знаю, что делать с Альбертом, — призналась она.

— Не наблюдается дома с двумя ванными?

— Он живет с матерью и зарабатывает еще меньше меня.

Ничего удивительного.

— Хорошего мужика найти трудно, — сказала я. — А когда находишь, то всегда с ним что-то не так.

Валери заглянула в пакет с пончиками:

— Здесь пусто. Где мой пончик?

— Стефани съела, — наябедничала Бабуля.

— Я только один!

— Ох, тогда должно быть, я, — сказала Бабуля. — У меня было три.

— Надо купить еще, — сделала вывод сестрица. — Мне срочно нужен пончик.

Я схватила сумку и закинула на плечо.

— Я добуду. Мне бы тоже еще один не помешал.

— Я еду с тобой, — объявила Бабуля. — Хочу проехать в твоей черной блестящей красотке. Мне не рассчитывать, что дашь порулить?

— Не смей давать ей вести машину, — воскликнула стоявшая у печи матушка. — Под твою ответственность. Если она поедет и попадет в аварию, сама будешь навещать ее в больнице.

Мы поехали в Гамильтон во «Вкусную выпечку». В старших классах я там работала. Там же рассталась с девственностью. После работы за шкафами с эклерами в компании Морелли. Не знаю, как это случилось. Только что я продавала ему канноли, а потом вдруг очутилась на полу со спущенными трусиками. Что-что, а уговорить женщину скинуть трусики Морелли умел, как никто другой.

Я припарковалась на маленькой стоянке у «Вкусной выпечки». Послецерковная толкучка схлынула, и на стоянке было пусто. На ней было семь парковочных мест, упиравшихся в кирпичную стену булочной, и я остановилась в середине.

Мы с Бабулей вошли в булочную и купили еще дюжину пончиков. Наверно, излишество, но лучше иметь больше, чем не иметь вообще пончиков.

Мы вышли из булочной и приближались к Рейнджеровой «Си Ар-Ви», когда на стоянку ворвался зеленый «форд-эксплорер» и, визжа тормозами, остановился рядом с нами. На водителе была маска Клинтона, а на пассажирском сиденье торчал заяц.

Сердце у меня в груди ёкнуло, и адреналин подскочил.

— Беги, — крикнула я Бабуле, роясь в сумке в поисках пистолета. — Беги в булочную.

Тип в резиновой маске и другой в костюме зайца на ходу выскочили из машины. Они с пистолетами в руках бросились к нам и зажали нас с Бабулей между двух машин. Парень в маске был среднего роста и сложения. Носил джинсы, кроссовки и найковскую куртку. На другом была надета огромная заячья голова и уличная одежда.

— Руки на капот, чтобы я их мог видеть, — приказал парень в маске.

— Кто ты такой? — спросила Бабуля. — Выглядишь как Билл Клинтон.

— Ага, я Билл Клинтон, — сказал тип и повторил: — Руки на капот.

— Никогда не понимала ту историю с сигарой (неприличный эпизод из скандала Клинтона с Левински — Прим. пер.), — задумчиво произнесла Бабуля.

— Руки на капот!

Я оперлась на машину, лихорадочно соображая. Перед нами по улице двигались машины, но нас не было видно. Если я закричу, вряд ли кто-то услышит, если не будет проходить мимо по тротуару.

Заяц встал близко ко мне:

— Ба-бу-бу-бу-бу-ба.

— Что?

— Ба-бу-ба.

— Мы не понимаем, что ты говоришь под этой огромной тупой заячьей башкой, — заявила Бабуля.

— Ба-ба, — повторил заяц. — Ба-ба!

Мы с Бабулей вопросительно воззрились на Клинтона.

Тот потряс недоуменно головой.

— Понятия не имею, что он трепет. Что такое, черт возьми, «ба-ба»? — спросил он зайца.

— Ба-бу-ба.

— Черт, — сказал Клинтон. — Никто тебя не может понять. Ты никогда не пытался раньше говорить в этой штуке?

Заяц наградил Клинтона тычком:

— Ба-ба, ты траха ту шлюх.

Клинтон в ответ дал оплеуху.

— Дууак, — сказал заяц. А потом расстегнул штаны и вытащил колбаску. Махнул колбаской Клинтону. А затем указал ею на меня и Бабулю.

— Помнится, они были больше, — заметила Бабуля.

Заяц «передернул затвор» и ухитрился наполовину достичь стояка.

— Гагай. Перёд гагай, — пробубнил заяц.

— Наверно, он пытается сказать вам, что это предварительный показ, — сказал Клинтон. — Чтобы предвкушать с нетерпением.

Заяц все еще трудился в поте лица. Он нашел свой ритм и теперь воистину стал огромным.

— Может, тебе стоит ему помочь? — обратился ко мне Клинтон. — Вперед. Возьми его.

Я брезгливо скривила губу:

— Вы в своем уме? Да я ни за что к нему не прикоснусь!

— А я прикоснусь, — вызвалась добровольцем Бабуля.

— Гааа, — возмутился заяц. И его колбаска чуток увяла.

С улицы на стоянку свернула какая-то машина, и Клинтон бросил зайцу:

— Давай сматываться.

Они отступили от нас, все еще держа нас на мушке. Потом прыгнули в «эксплорер» и только их и видели.

— Наверно, стоит нам взять еще канноли, — заявила Бабуля. — Что-то мне вдруг страсть как захотелось канноли.

Я загрузила Бабулю в машину и повезла домой.

— Мы снова видели того зайца, — рассказала Бабуля матушке. — Того, что дал мне фотографии. Я думаю, он живет поблизости от булочной. На сей раз он показывал свой колокольчик.

Матушка, знамо дело, ужаснулась. А Валери не преминула спросить:

— У него было обручальное кольцо?

— Не заметила, — ответила Бабуля. — Я смотрела не на руку.

— Тебя держали под дулом пистолета и сексуально оскорбили, — сказала я Бабуле. — Ты разве не испугалась? И не оскорбилась?

— Да у них пистолеты не настоящие, — сообщила Бабуля. — Мы же были на стоянке у булочной? Да кто устроит что-нибудь такое серьезное на стоянке у булочной?

— Пистолеты были настоящие, — возразила я.

— Ты уверена?

— Да.

— Ой, что-то мне нехорошо, присяду-ка я, — сказала Бабуля. — А я — то подумала, что тот заяц просто какой-то эксгибиционист. Помнишь Сэмми Скуиррела? Он вечно тряс своими причиндалами на задних дворах у людей. Иногда после мы давали ему сандвич.

Бург имеет свою долю эксгибиционистов: несколько умственно неполноценных, кто-то по пьяному делу, а некоторые таким образом развлекаются. По большей части, к ним относятся с терпимостью, только глаза закатывают. Разве что кто-то потрясет причиндалами не в том дворе и в конце концов схлопочет заряд дроби в зад.

Я позвонила Морелли и рассказала о зайце.

— Он был с Клинтоном, — сообщила я. — И они не очень вежливо себя вели.

— Тебе стоит подать заявление.

— Я могу распознать у этого парня одну-единственную часть тела и не думаю, что она есть в вашем фотоальбоме.

— У тебя был с собой пистолет?

— Да. Но не успела достать его.

— Пристегни к бедру. Так носить вполне законно, лишь бы не видно было. И неплохо бы сунуть в пистолет пару пуль.

— У меня есть пули в пистолете. — Их вставил Рейнджер. — Парня из багажника опознали уже?

— Томас Туркелло. Также известный как Томас «Турок». Громила по найму из Филадельфии. Полагаю, он одноразового применения, и легче прикончить его, чем дать возможность ему проболтаться. Заяц, видимо, из лиц приближенных.

— Что-нибудь еще?

— А что бы ты хотела?

— Отпечатки пальцев Абруцци на орудии убийства.

— Прости.

Не хотелось прерывать связь, но больше мне сказать было нечего. Правда в том, что у меня возникло смутное чувство в животе, которое я терпеть не могла называть. Я смертельно боялась, что имя ему «одиночество». С Рейнджером было жарко и волшебно, но он не от мира сего. В Морелли сосредоточилось все, что я хотела от мужчины, но он желал, чтобы я стала другой, а не тем, кем есть.