Читаем без скачивания Новый Мир ( № 3 2008) - Новый Мир Новый Мир

Горячкина. Простите — сын звонит. (В трубку.) Светленький, прости, я перезвоню тебе, сейчас очень занята!

Лариса. Мой сын в три года очень уж хотел новую футболку! Я купила и говорю: глаз не оторвать. А он заплакал, закричал: “Мама, мама, что ты — не отрывай глаза!”

Петр. Лара, птичка-невеличка, может, ты встанешь? Ну давай, а! (Плачет.)

Лариса ( Горячкиной и Ёжикову). Как хорошо, что вы сейчас пришли! Меня сегодня хозяин уволил из лесничих.

Ёжиков. Ну, когда это было! Тогда мне десять лет исполнилось, я только-только курить пробовал.

Лариса. А откуда что берется?

Горячкина. Что — все, Лариса? Вы о чем?

Лариса. Ну, откуда берется это все: лес, собаки?

Горячкина. Во сне?

Лариса. Все сейчас, наяву.

Горячкина. А что конкретно происходит?

Лариса. Почему так жалко с собаками расставаться? Уже и с лесом я готова проститься… Но собак жалко.

Предсмертное видение Ларисы (на экране).

Она идет по лесу к цветущим вербам, губами прикасается к их пушистым шарикам, обнимает их. (Если экран, то рядом с Ларисой собаки.) Резко исчезает свет, затемнение. Потом начинается рассвет. Лариса расписывает зеркало узорами в новогоднем стиле. Кашляет. Ша-

рики лопаются несколько раз, а Пенсионерка снова вручает надутые шарики.

Лариса. Начались судороги по всем фронтам.

Петр. Мы разгромим их на всех фронтах. И водрузим памятник … (Спохватывается, закрывает рот рукой, уходит выпить.)

Лариса. А сегодня я дожила до того, что купила гусей. Они живут у меня в лесничестве уже пять лет. На них нужно идти вот так (поднялась слегка и сделала руку клювом).

Горячкина. Где гуси плавали?

Лариса. Речка за лето разбивалась на цепь прудов. Домашние гуси осенью взбирались на пригорок и пытались улететь… Но в изнурении падали и угрюмо шли домой. Им я подрезала крылья, чтобы они зря не расходовали жир на попытки полета. Подрезать трудно, гусь шипит, клюв у него как молоток. Он от собаки даже легко отбивается. (Кашляет.)

Петр. Ты говори, говори дальше.

Лариса. Вот ты, Петя, нашел сто долларов. И сейчас убежишь от меня с ними.

Петр. Нет, не убегу. Я что — мутант?

Лариса. Петя, Петенька, сделай что-нибудь!

Петр. Надо вот что… (Оживленно приподнимается, счастливым голосом.) Знаешь, в детстве я капусту мерзлую рубил на балконе. Она сильно застыла, а я ей кричу: “Ах, ты так! Враг! Я тебе покажу! Не сдаешься? Знай наших!” (Тихо опускается.)

Лариса. Ты что замол…

Петр. А ты чего замолкла? Заснула?

Лопается Ларисин шарик. Входит Пенсионерка с шариком, долго смотрит на Ларису, затем машет безнадежно рукой и уходит. Сначала она играет несколько тактов печальных,

но вскоре переходит на быстрый и бодрый перебор.

Ёжиков. Заснула уже навсегда.

Петр тихо опускается на колени возле дивана и бесшумно вытирает слезы.

Ёжиков. Она ушла туда, наверх, там у нее сейчас берут более серьезное интервью. А мы о своем должны думать.

Горячкина. В морг позвони. И сыну Лары позвони.

Петр. У вас что — есть телефон сына?

Горячкина. Мы к нему ездили. Он говорил: я маму жду, приму…

Ёжиков. Но Лариса не захотела уезжать отсюда.

Петр. А я к тебе скоро приду, Ларочка! (Рыдает бесшумно.)

Ёжиков. Сначала сниму надпись на киоске. (Оборачивается.) Хороший мусор уродился! (Снимает дерево с пакетами.)

Горячкина (Петру). Я с вами выпью. (Наливает, выпивает, плачет.)

Петр. Я с Ларой скоро там встречусь. Лара, ты меня слышишь?!

Ёжиков. Налейте мне тоже. Земля пусть будет ей пухом!

Входит Дама-аниматор.

Дама. Говорят, что пьют те, у кого недостает кремния . (Петру.) Я куплю вам кремния сколько угодно!

Ёжиков (в сторону). И виагру.

Петр. Сон в руку…

Дама. Какой сон?

Петр. Что выпали все зубы и раз — выросли новые зубы!

Дама. Я же аниматор. То есть оживитель.

Петр. И ты меня в самом деле оживила. (В сторону.) Не знаю только, куда от этого бежать. А Лару никто не оживит.

Кабинет шефа. Отмечают получение премии за фильм “Вербный цвет” (о Ларисе и Петре).

Северин Петрович. Я вас, ребята, поздравляю! Это настоящий успех!

Ёжиков. Вы видели, как уже захорошевший коммерсант, вручая премию, не нам, а вторую, вдруг упал со сцены в барабаны, в оркестровую яму… Все от ужаса закричали, что в следующем году не будет премий.

Северин. И что, порвал барабан?

Ёжиков. Нет, барабан очень крепкий.

Северин. А шея коммерсанта еще крепче.

Горячкина (кричит). Зачем мы не спасли Ларису — не вызвали “скорую”!

Северин Петрович. Успокойся. (Дает ей коньяку.)

Горячкина. Не будет нам прощения!

Северин. Но миллионы людей посмотрят ваш фильм и не захотят стать бомжами.

Ёжиков. Все останутся людьми.

Северин. Престижную премию получили! И еще разных премий нахватаете! Сплошная польза!

Ёжиков. Говорите, говорите, Северин Петрович!

Горячкина. Надо было ее куда-то устроить, Ларису, хоть в самую плохую больницу…

Северин. Ну, она бы вышла через неделю и снова запила. И умерла бы все равно.

Горячкина. На неделю позже! Это целая неделя жизни, как много! Целых бы семь дней, а каждый день — это рассвет, небо, облака, деревья, разговоры, закат.

Северин. Ну, допустим, закат они уже не видели, потому что были в отключке.

Горячкина. И не обязательно каждый день к вечеру в отключке!

Северин. Почти каждый вечер.

Горячкина. А где милосердие? Милосердие — это что, отстой по-вашему?

Северин. Я не говорил этого.

Горячкина. Пушкин призывал милость к падшим!

Северин. А можно спросить? Пушкин кто был?

Горячкина. Не чета нам!

Северин. Да он помещик, брал оброк с крестьян. А как они жили, его крестьяне? Может, немного получше, чем эти бомжи.

Ёжиков. Да, сначала Александр Сергеич оброк дерет, а потом кричит: милость, милость!

Северин. Все, хватит печалиться!

Ёжиков (Горячкиной). Светленькому купим компьютер развивающий! А то у всех вокруг есть уже такие компьютеры!

Северин. Еще раз за премию вашу! Надо просачиваться во все поры!

Горячкина. Что?

Ёжиков. В этот мир мы уже просочились…

Северин. Хотя нас никто не ждал.

Ёжиков (Горячкиной). И ты просочилась? Очень приятно.

Северин. А мне-то как приятно! (Пауза.) Ну, хорошо повеселились.

Горячкина. Это не для эпитафии? Представляю! На могилке надпись: “Хорошо повеселились”.

Северин. Вот что я хочу тебе сказать, Горячкина! Ты чудовищно неблагодарна к жизни.

Ёжиков. Какой роскошный коньяк! Как будто бы находишься внутри него, как будто бы ходишь по нему, как по музею драгоценностей…

Занавес.

По авансцене идут подвыпившие Горячкина и Ёжиков. Они видят Петра на косты-

лях. Он падает. Горячкина и Ёжиков с трудом его подняли, но он снова падает.

Ёжиков. Петр, а мы премию получили за фильм о Ларисе.

Петр. Я иду к ней. Лара! Лара!

Горячкина. Минус десять!

Петр. Я второй день добираюсь до вокзала.

Горячкина. Мы не можем — я просто не могу — оставить его умирать!

Ёжиков. А ты думаешь: так просто и легко вызвать к Петру кого-нибудь?

Горячкина. Хватит! Мы ведь тележурналисты. Чего-то добиться сумеем.

Расходятся в разные стороны и звонят.

Ёжиков. Вот едут уже.