Читаем без скачивания Среди факиров - Луи Буссенар
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Но, милорд, вспомните, что мы стеснены неприятелем, что курьеры не попадают к нам и что мы лишены всяких других средств общения, кроме оптического телеграфа.
— Да, я знаю все это, поэтому еще сомневаюсь. Но это еще не все. Представьте себе, что сегодня ночью у меня была не менее тяжелая, не менее ужасная галлюцинация. Мои дети, мой маленький Патрик, моя милая Мэри, звали меня раздирающими голосами, и их крики выражали такое отчаяние, что меня сразу бросило в пот. Мэри отбивалась от каких-то неизвестных грубиянов, а Патрик лежал неподвижно рядом с ужасными костями. Скажите, мой друг, разве это не ужасно?
— Да, милорд, это ужасно, тем более, что это ясновидение при отсутствии всяких сведений создает для любящих сердец целый мир страданий, которые все более и более обостряются. Я надеюсь, что нам удастся прорваться сквозь окружающие нас войска, и тогда мы получим новости от давно уже прибывших курьеров… Смею надеяться, милорд, что ваши галлюцинации рассеются под впечатлением добрых, нежных писем…
— Благодарю вас за ваши добрые пожелания, мой милый лейтенант.
Увидев своего трубача, который, с развязностью доброго старого служителя, подходил пожелать своему начальнику доброго утра, майор прибавил:
— Может быть и ты, Кильдар, видел сегодня что-нибудь? Близость сражения волнует и возбуждает умы; в это время некоторые люди получают способность видеть то, чего другие не могут даже предчувствовать.
— О милорд, то, что я видел, не стоит внимания.
— Что же такое?
— Что я был ранен в начале сражения. Но это решительно ничего не значит; мой инструмент уцелел, и я мог на нем играть.
— Слышите, Тейлор, слышите? Кильдар тоже имел видение! Будьте уверены, что это исполнится! — воскликнул майор с живостью, по которой можно было судить, какое глубокое значение он придавал своей странной, суеверной фантазии.
Молодой человек, не зная, какой аргумент противопоставить этой слепой вере, весело воскликнул:
— Ну, так и я могу сказать, что видел что-то или, лучше сказать, кого-то. Я видел, что мой добрейший отец, который так любит хорошо покушать, — вы ведь знаете его, майор, — председательствовал за роскошным завтраком с той же важностью, с которой он председательствует в Главном Суде, и говорил: надо бы послать этот отличный пирог вместе с ящиком старого вина нашему милому лейтенанту, который находится на войне, в стране афридиев. Так вот теперь буду ожидать пирога и бутылок, и рассчитываю устроить пир после сражения. Приглашаю и вас, мой милый Кильдар!
В это время со всех сторон раздались трубные звуки и все бросились к своим постам. Главнокомандующий сел тем временем на лошадь и вместе со штабом и свитой направился к возвышению, откуда мог следить за сражением.
Вдруг вся эта масса людей зашумела, и раздалось громкое «ура». Одному курьеру удалось прорваться сквозь неприятельские линии. Он принес генералу самые важные документы и некоторым наиболее счастливым столь нетерпеливо ожидаемые известия. Мешки с депешами прибыли на двух артиллерийских повозках, запряженных каждая шестеркой лошадей, со взводом улан по бокам. По случаю столь важного события главнокомандующий приостановил атаку как раз на столько времени, какое было нужно на поспешную раздачу писем. Вахмистры, по трубному призыву, бросились к главной квартире, где получили письма, заранее распределенные по батальонам. В одну минуту они очутились на месте и для сокращения времени отдали все пакеты командирам войсковых единиц. Все это произошло так быстро, что едва ли можно было заметить остановку движущихся колонн.
Майор Леннокс, вложив саблю в ножны и бросив повод на шею лошади, чтобы иметь свободные руки, нервно теребил письмо, с трудом распечатав его. Он узнал почерк Мэри, но как он изменился, как стал неровен!
Лейтенант Тейлор тоже получил письмо. Подпись принадлежала его матери, но конверт имел черный ободок. Солдаты его роты увидели, как он вдруг зашатался на седле и побледнел, как смерть. В тот же момент и майор глухо вскрикнул и схватился за сердце. Лейтенант, с широко раскрытыми от ужаса глазами, читал ужасные слова, которые прыгали перед его глазами и казались огненными.
«Отец убит начальником тугов… задушен ночью».
Майор затуманенными глазами читал горестные строки, написанные его дочерью Мэри и орошенные ее слезами.
«Наша обожаемая мать была заколота фанатиком… начала уже поправляться… но задушена ночью начальником тугов»…
Лейтенант временно командовал первой ротой батальона, находившегося под начальством Леннокса; поэтому он ехал непосредственно за ним. Майор обернулся, и оба были так бледны, что каждый сразу догадался о постигшем другого несчастьи.
— Ах, Тейлор, вот ясновидение! — пробормотал майор. — Какое ужасное несчастье! Бывают дни, когда сильно желаешь быть убитым!
Опять вдалеке зазвучали трубы, призывая к атаке, и им отвечали звуки волынки в Гордоновом полку, выводя мотив марша горцев.
Forward, forward!
Темп ускорялся. Хотя расстояние было еще вне досягаемости оружия, но неприятель начал стрелять. Атакующие колонны получили приказание не отвечать на этот огонь. Мало-помалу дистанция все уменьшалась. Раздалась короткая команда, и за ней последовала сильная канонада.
На минуту произошло смятение, которым шотландцы воспользовались, чтобы приблизиться к неприятелю. Когда полковник увидел, что его полк подошел достаточно близко, он приказал дать один за другим три страшных залпа. Пули посыпались, как свинцовый дождь, уложили целый ряд туземцев. Послышались новые отдаленные призывы к атаке. У шотландцев атаку играют на мотив старых народных песен. Кильдар, выступавший во главе 1-й роты, играл на своем инструменте, представлявшем собой нечто вроде волынки, мотив старого шотландского марша. Мотив этот был тотчас же подхвачен музыкантами других полков. Когда раздались первые звуки этого весьма примитивного инструмента, всеми рядами овладело лихорадочное возбуждение. Какая-то дрожь потрясла этих сильных горцев и неудержимо толкала их вперед, заставляя взбираться на скалы, лезть на траншеи, где копошились и кричали афридии. Храбрые горцы были встречены жестоким огнем, от которого их первые ряды сильно поредели. Первый же залп свалил Кильдара, как он это предчувствовал и предсказывал. Он тяжело упал, как подкошенный, с раздробленными ногами, но даже не вскрикнул.
Он хладнокровно пощупал свой инструмент и, убедившись, что он не попорчен, воскликнул:
— Волынка действует!.. Вперед, товарищи! Да здравствует старая Шотландия!
С этими словами он потащился вперед на руках и коленях, не обращая внимания на свои ноги, которые висели, как лохмотья; наконец, ему удалось усесться на скале. Он взял свой инструмент и начал изо всей силы играть шотландский марш. Горцы Гордона бросились вперед, как безумные, выражая свое одобрение мужественному музыканту.