Читаем без скачивания Среди факиров - Луи Буссенар

С этими словами он потащился вперед на руках и коленях, не обращая внимания на свои ноги, которые висели, как лохмотья; наконец, ему удалось усесться на скале. Он взял свой инструмент и начал изо всей силы играть шотландский марш. Горцы Гордона бросились вперед, как безумные, выражая свое одобрение мужественному музыканту.

Майор и его лейтенант ехали коротким галопом впереди своих солдат, а те следовали за ними бегом. Майор имел печально пассивный вид и все еще судорожно мял в руках роковое письмо. Неожиданный прыжок лошади привел его в себя. Он увидел себя в двадцати шагах от первой траншеи, откуда вырывались языки пламени, окутанные белыми парами. Он слегка пришпорил лошадь и крикнул громовым голосом:

— Вперед!

Не обращая внимания на мятежников, которые продолжали стрелять, но каким-то чудом не попадали в него, майор пришпорил лошадь и заставил ее с размаха перескочить траншею. Лейтенант бесстрашно последовал за ним, и оба офицера пустились по направлению ко второй траншее раньше, чем их солдаты успели достигнуть первой. Сзади них завязалась быстрая и горячая рукопашная борьба. Все это было делом одной минуты. В скором времени афридии, разбитые, рассеянные, пригвожденные к месту, начали отступать с яростными криками и кинулись на вторую траншею, к которой теперь приближались оба шотландские офицеры. Услышав раздававшиеся за собой яростные крики, они заметили свою неосторожность и убедились в том, что окружены со всех сторон. В одну секунду они поняли свое положение. Вернуться назад, прорвать окружающую толпу было совершенно невозможно. Их возвращение могло быть принято за бегство и повлияло бы деморализующе на их шотландцев, которые так храбро кинулись в атаку. Они выбрали единственно возможный в этом случае исход и смело кинулись галопом на траншею. Перескочить эту траншею было опаснее и труднее, чем первую. Крутой склон был весь усеян обломками скал, кое-где попадались расщелины, из-за чего эта траншея была почти недоступна для конницы. Чтобы осуществить такой смелый замысел, нужны были английские лошади и их несравненные седоки. Относясь с высокомерным презрением к врагам и их пальбе, они помчались к огромной расщелине, откуда раздавались крики фанатиков. Они собирались броситься в среду этих пехотинцев, смять их, что легко могло случиться благодаря тому моральному действию, которое производит кавалерия, будто с неба сваливающаяся на пехоту. К несчастью, пуля, попавшая прямо в грудь лошади майора, положила конец ее бешеной скачке. Майор быстро соскочил на землю, держа в руке револьвер. Он очутился перед группой людей, готовых его схватить. В это самое время лейтенант, видя своего начальника пешим и не желая его покидать, остановил свою лошадь и закричал:

— Милорд! Садитесь на круп моей лошади и будем продолжать атаку!

Он вынул ногу из левого стремени и подвинулся вперед, чтобы дать майору возможность сесть на лошадь. В эту минуту раздался сухой звук, и лошадь упала, пораженная пулей в лоб. Ловким гимнастическим движением молодой человек высвободился, легко спрыгнул на землю и гордо встал около своего начальника, лицом к лицу с неприятелем. Вся эта маленькая драма продолжалась не более полминуты. Револьвер майора был уже разряжен. Тейлор с тем же хладнокровием дал шесть выстрелов из своего револьвера, а когда все патроны вышли, вытащил саблю. Эти два всадника, которые только что прискакали во весь опор и в глазах защитников траншеи казались сверхъестественными существами, стали теперь весьма обыкновенными людьми, очень хорошо и ловко владеющими саблей, но не более. Лошади были убиты, револьверы пусты, оставалось только холодное оружие, правда, страшное, но мусульмане скоро к нему привыкли. Люди, засевшие в первой траншее, успели оправиться и отражали шотландцев, нападавших на них со штыками. Офицеры, отличавшиеся атлетическим сложением, отлично умевшие владеть саблей, рубили направо и налево, нанося ужасные удары. Враги, видимо, старались взять их живыми, иначе они давно были бы изрублены в куски.

Майор первый был вынужден уступить. Лезвие его сабли, наткнувшись на ружье, сломалось. Бросив на землю ни к чему не годный обломок, он скрестил руки на груди и стал пристально смотреть на неприятелей, смущенных его гордой осанкой. В то же самое время лейтенант, схваченный сзади за руки и за ноги, упал на колени… Все было кончено! Храбрые офицеры шотландского полка Гордона попали в плен к афридиям.

ГЛАВА II

На Башне Молчания. — Ужасное положение. — Находчивость Джонни. — Освобождены, но не спасены. — Среди костей. — Фосфорический свет. — Земляные работы. — Патрик в опасности. — Обвал. — Выхода нет. — Ящик. — Имя и герб семейства герцога Ричмондского.

Биканель и его сообщники, бросив наших беглецов на платформе Башни Молчания в добычу коршунам, быстро исчезли.

Начальник туземной полиции ни за что не хотел, чтоб его подозревали в похищении и убийстве человека, вина которого должна была разбираться английскими судебными властями.

Англичане, как крайние формалисты, не позволяют никому как бы то ни было обходить закон, и должностное лицо, навлекшее на себя подобные подозрения, рискует быть сосланным в каторгу.

Не менее неприятно было бы и то, если б до сведения парсов дошло, что посторонние люди проникли на место погребения их умерших.

Преданные своей вере, верные своим традициям, они жестоко отплатили бы виновным за совершенное ими оскорбление святыни. Чтоб избегнуть этой двойной опасности, бандиты бросились в бегство без оглядки, зная, что ничто уже не может спасти несчастных, обреченных на верную смерть.

Эти последние, действительно, могли считать себя погибшими.

Они лежали на солнце, связанные, спутанные, с заткнутыми ртами, не имея возможности говорить, измученные страхом мучительной смерти. На них начала спускаться отвратительная стая коршунов. Патрик закрыл глаза и лишился чувств. Связанные мужчины глухо застонали, когда когти хищных птиц вцепились в их одежды. Марий и Пеннилес, лежавшие в каменных углублениях, не могли даже пошевельнуться. Но рулевой Джонни начал биться на месте, как бесноватый, катался, извивался и немного напугал коршунов, не привыкших видеть таких подвижных мертвецов. После нескольких таких движений веревки свалились с него, как по мановению волшебного жезла. Все это казалось какой-то странной фантасмагорией. Когда его руки оказались свободными, он сделал веселый прыжок, чтобы выразить свое торжество. Один коршун, более смелый или более голодный, чем другие, снова кинулся на Патрика. Во мгновение ока рулевой схватил отвратительную птицу за бесперую шею и, не обращая внимания на ее крик и хлопанье ее крыльев, стал махать ею, как пращой, приговаривая: