Читаем без скачивания Амальгама власти, или Откровения анти-Мессинга - Арина Веста

Времени на раздумья оставалось минут пять, стрелки почти сошлись на южном полюсе циферблата; на тайном языке символов эти несколько минут обозначали погружение духа в материю, спуск в материнскую пещеру и вслед за этим неизбежный подъем! Женское время поможет ему выручить Каму!

– Возьми! – Барнаулов протянул Марею пистолет. – Лучше маленький «ТТ», чем большое карате!

– Как раз наоборот! Скобарь с колом опасней танка! – улыбнулся тот. – Мы скопские, мы прорвемся! Давненько я не скобарил, как второй раз освободился, но руки-то помнят! – внезапно посерьезнев, Марей пошел к вращающимся дверям.

Прежде чем исчезнуть за вертушкой, он обернулся и послал Барнаулову неподражаемое приветствие, как космонавт, уходящий в открытый космос. Чтобы заранее не привлекать внимания к своей особе, Барнаулов вернулся на фуршет.

Ровно в половине шестого Марей увел своего конвоира в зимний сад и решительно разбил о голову вертухая глиняный горшок. Взобравшись на пальму, он ткнул тлеющей беломориной в датчик пожарной сигнализации и, рванув на груди рубаху, вышел навстречу превосходящим силам противника.

– От зари до зари ковали скобы скобари, – напевал он и пританцовывал на паркете, точно гвоздики вколачивал.

По всему зданию завыли сирены, и люди плотного сложения, покинув посты, устремились в вестибюль, чтобы утихомирить разбушевавшегося пьяного, к ним присоединились пятнистые камуфляжники из внешней охраны. Паника охраны была на руку Марею.

– От зари до зари ковали скобы скобари… – Марей с разворота уложил двоих. – Два! – И ударом в колено уронил двухметрового детину. – Три! – Как котенка отшвырнул он «асфальтового тигра», затянутого в серый с пятнами камуфляж.

Этот старинный стиль, больше похожий на пьяную пляску, был русским чудом, таким же, как сам бородатый мужичок с наивными голубыми глазенками и всегдашним веселым бляканьем на языке.

Его расслабленное тело и почти отключенный мозг реагировали на малейшее изменение и отвечали молниеносными ударами, словно за Марея билось иное существо, атлетически сложенное, яростное, не знающее жалости, всевидящее и чуткое. Он действовал в кольце нападавших так же ловко и успешно, как один на один. Превосходящие силы корчились на мраморном полу.

Он громил пятнистых так же победоносно, как Тухачевский – тамбовских крестьян, хотя, случись заваруха со сталинским маршалом, Марей был бы на стороне мирных землепашцев, и еще неизвестно, как бы все обернулось.

Герои появляются в России внезапно, в самый критический судьбоносный миг. Они приходят сразу такими, как после войдут в память потомков, ладные и собранные, точно отлитые в бронзе.

Скобаря прижали к стене, но он продолжал битву на пяди земли, защищая уже не собственную жизнь, а то неведомое, высокое, что реяло у него за правым плечом, – великое и невероятное русское чудо, которое он принес сначала в забывший о чудесах город, а после в казенный дом из серого ракушечника.

По стенам зашлепали резиновые пули. Выстрел снайпера пришелся в плечо Марея. Болевой шок вынудил его прекратить бой, очухавшиеся гоблины уже собрались от души навалять бунтарю, но подоспевшие люди в штатском подхватили и поволокли бунтаря в подвалы Инквизиции.

Барнаулов прошел коридорами в особый отсек, указанный ему местным старожилом Зипуновым. Стараясь действовать тихо, он рукоятью пистолета обезоружил охранника у дверей санитарного блока и прихватил его автомат. Буферные двери медицинского блока были заперты на электронный замок.

– Илга! Это я, Сергей… Сергей Барнаулов! – крикнул он. – Ты знаешь, как открыть дверь?

«Нет, она не услышит мой голос через два слоя легированной стали. Тупица! Как я мог забыть о золотом ключике Авенира?» Барнаулов приложил золотой жетон с песьей головой, дверь распахнулась, и он лицом к лицу столкнулся с Илгой.

– Илга, – он схватил девушку за руку, – бежим скорее!

Она откликнулась мгновенно, точно ждала его решительного голоса и крепкого пожатия руки. Вдвоем они выбежали в коридор и пробежали одно или два колена до буферной двери. За дверью слышался грохот сапог – навстречу топало не меньше взвода охранников.

Илга встала спиной к стене, расправив плечи и приподняв подбородок.

– Прижмись к стене, а то собьют! – шепнула она Барнаулову.

Выкатив белые от злости глаза и почти задевая их локтями, погоня прогромыхала мимо.

– Отведи глаза, – догадался Барнаулов. – Моя мудрая таежная колдунья!

Барнаулов и Илга выскользнули через запасной вход, откуда была временно снята охрана, и выбежали на летное поле позади коробки из серого ракушеника. На их счастье, дверца патрульного вертолета была не заперта. Барнаулов помнил устройство боевого Ми-59 и уверенно взялся за рычаги. Игрушечная машина завелась с полоборота. Истеричные выстрелы вдогонку не причинили им вреда. Бензина в баке было достаточно, и бодрый рокот мотора свидетельствовал о полной исправности двигателя. Сверхсекретность лесного объекта сыграла на руку беглецам. Пока оголтелая военщина свяжется со службами слежения, пока те поднимут в воздух свои собственные геликоптеры, они уже приземлятся на летном поле тверской эскадрильи, где когда-то служил Барнаулов и где у него остались друзья.

Шаман-великан

1944 год,

Енисейский край

По снежной ворге лайки бежали быстрее обычного, в голове упряжки в постромках шел иргичи – ручной волк. На нартах, упакованный в меховой мешок, дремал маленький мальчик. Еще вчера он сидел у теплой печки и играл с котенком в простую игрушку – деревянную катушку из-под ниток, привязанную к бечевке. Он так и задремал на медвежьей шкуре, прижавшись к теплому боку печи.

Поздний стук в дверь разбудил и перепугал его.

– Аси, откорой, это я, Илимпо!

Незнакомый голос называл мать по-таежному – Аси. В открытую дверь ворвался морозный пар, и вместе с сизым облаком в избу вошел маленький человечек с большой кожаной торбой за плечами.

– Эден-Кутун велела забрать Вова, – быстрым шепотком проговорил ночной гость.

Даже имя мальчика он произнес необычно, с ударением на последнем слоге.

– Что случилось, Оленьи Ноги? – с тревогой спросила мать.

– Беда! Большая беда! Всех аянов забрали люди Сталина!

– Зачем они это сделали? – не поняла мать.

– Железный Шаман ищет людей Агды. Завтра они придут сюда. Худо будет, всех убьют!

– Да сюда-то им зачем? – все еще не верила мать. – Федор мой воюет, властям о нем ничего не известно!

– Твой младший сын – Предреченный! – отрезал поздний гость. – У него на ноге пас – знак Агды!

Мальчик не знал, что такое пас, но на всякий случай опустил толстый вязаный носок и потрогал темную метку на щиколотке правой ноги, похожую на развернутую пружинку от старых ходиков.

Мать не сдавалась:

– Пусть подрастет, и я сама приведу его к тебе в стойбище.

– Будет поздно! – решительно возразил Оленьи Ноги. – С той поры, как он пришел, в наших памах не родилось ни одного шамана. – Он говорил быстро и непонятно, но его слова отпечатались в памяти ребенка четкой и ясной русской речью. – На суглане твоего сына провозгласили Верховным!

Порывшись в торбе, Оленьи Ноги достал ворох светлых одежд: унты из серебристого камуса, белоснежную малицу, отделанную песцовым мехом, белые рукавички и кнутик, под руку пятилетнему ребенку.

– Вот, Аси, повесь на воротах. Других ребят спасешь! – Он вытряхнул из мешка сырую волчью шкуру с розовой мездрой. – Бери, хозяйка, конь от ворот повернет!

Мать растерянно принялась собирать младшего сына.

– Да как же я без Вовы? – вдруг опомнилась она. – Ты ведь знаешь, Илимпо, он все ранения Федора мне рассказывает, что назвать не может, то пальчиком рисует, и соседям тоже открывает, кто в госпитале, а кто здоров. А кого уже в живых нет, то ручки кладет под щеку, вроде как спит…

Мать говорила непривычно много, сразу видно – волновалась, но говорила правду. Маленький Вова знал и видел гораздо больше, чем мог сказать. В деревне Елань, куда они переехали из уральского Чебаркуля, его считали ясновидящим. К нему приходили издалека за сведениями о воюющих отцах и братьях, за поддержкой и утешением.

– Мама, не отдавай меня! – Он внезапно понял, что придется покинуть мать, и даже больше того, его увозят тайно, среди ночи, и от этого было еще страшнее. – Я останусь с тобою! Я ничего не боюсь! – кричал мальчик. – Я буду стрелять, когда они придут!

Но мать впервые не слушала его, она завернула в полотенце с вышивкой теплый каравай хлеба и решительно одернула на нем новенькую малицу.

– Соли насыпь, – попросил Илимпо, – отвезу в стойбище.

Мать отдала холщовый мешочек с давней, еще уральской солью.

– А ты, Аси, останься здесь, не провожай! – приказал Илимпо с неожиданной строгостью.