Читаем без скачивания Поездка в Обонежье и Корелу - Владимир Николаевич Майнов

на товарные поезда так до того не поскупились, что довели число их до 9 в сутки. Кабы устами антрепренера да мед пить! Заносов антрепренер не боится никаких, так как предполагается на заносных местах устроить такие галереи, какие устроены на тихоокеанской железной дороге в американских штатах, благо лес-то не покупать стать, как мы увидим дальше. Антрепренер видимо шутку шутить не любит, а задумал действовать по-петровски (если гениальности хватит); весь путь должен быть окончен через 1,5 года. Антрепренер такой человек, что даже страх берет, когда его проект прочтешь; и откуда это только берутся у нас на Руси такие люди, да с такими широкими размахами; напр., он за все сам берется; ни правительство, ни земство, ни города не затратят на проведение дороги ни копейки, но за номинальное только содействие свое получат мзду великую, а какова эта мзда, да рассудит всякий по-своему. Стоимость версты определена в 11,400 р. (видимо аккуратность отложена в сторону и принята цифра круглая), так что вся дорога обойдется в 2 м. и 622 т. р. Антрепренер с своей стороны тотчас же предлагает внести в виде залога 39,330 р., которые составляют 1/3 шести процентов на 3/4 всего затраченного капитала; вот эту-то сумму он и просит ему гарантировать, но чтобы земство не испугалось такой гарантии, он немедленно приступает к выкладкам, сыплет цифрами и доказывает, как дважды два, что не только земство никогда не приплатит гарантированной суммы, но еще и само неминуемо попользуется от дороги. Ежегодных расходов он предполагает 262,300 р., а чистого дохода ожидает не менее 400,600 р., причем рассчитывает на проход 472 м. пудов груза и на проезд 60 т. душ пассажиров. Из чистой прибыли 7% на нарицательный капитал он откладывает про запас дороги, а затем 73 часть остатка отдает гарантирующим земствам и городам. Положим, что такой благодати ни земства, ни города конечно никогда не дождутся, но тем не менее можно быть вполне уверенным, что и гарантированной ими суммы им приплачивать никогда не придется; хоть и смело можно сократить и количество грузов и число пассажиров, однако и того и другого наверное хватит, чтобы дорога давала изрядненький барышок. Conditio sine qua non для постройки дороги — уступка лесного материала безмездно.

L

А пока дорога еще не проведена, и земство, хотя и одобряет проект, но дело еще не подвигается, приходится не на шутку задуматься всякому, кто вздумает отправиться за Повенец в настоящее время. Так и я было задумался, да благодаря помощи местных сильных мира сего оказалось, что и задумываться было не о чем, так как все было решительно сделано для того, чтобы мне было и удобно, и хорошо. Посмотревши на карту, я решил, как думал еще в Петербурге, пробраться сухим путем в Данилов, затем спуститься по Выгу и вернуться через Теликину обратно в Повенец. Закупил я в достодолжной пропорции консервов Данилевского и опять же на почтовых полетел по превосходной дороге в Данилов. Тут уже начинаются бывшие владения Даниловского монастыря; все деревни, существующие здесь ныне; прежде были, так сказать, монастырскими выселками, скитами, которые мало-помалу обратились в богатые погосты. Первая станция «обывательская» конечно (так как за Повенцом нет уже почтового сообщения и Пудож пересылается с ним письмами чрез Вытегру и Петрозаводск) в Габсельге, которая ничего особенного не представляет, кроме разве того, что она на всех картах отмечена решительно неверно и должна быть отнесена версты на две на восток. Лобская тоже интересна лишь полным отсутствием чего либо выдающегося из ряда, но зато третью станцию Тихвин-бор никогда я не забуду, по тому грустному впечатлению, которое произвело на меня это бывшее когда-то богатым, а теперь разоренное поселение человеческое; разве только, что Тихвин-бор был первым на моем пути явным следом нашей негодности и нашего непонимания дела? Данилов и Лекса еще поразительнее ошеломляют человека, но их я увидал после и впечатление несколько умалилось. Запертая и заколоченная часовня производит тяжелое впечатление, а как увидишь недоверчивость жителей к вам, как к никонианцу и следовательно, как к непременному преследователю, как услышишь разговоры о том, что вот, дескать, и ламанты, и мусульмане имеют храмы и молятся по своему, а нас христиан словно нехристей гонят, часовни разрушают, — до такой степени неловко станет хлопать глазами перед этими людьми, что рад бы сквозь землю провалиться.

LI

Какой-то великий проповедник слова Христова, при помощи становых и разных атрибутов власти, в роде нескольких возов розог и просто усугубленных заушений, сказал раз, что часовня — враг церкви. Строго разбирая это слово его, нельзя не согласиться, что он верно понял суть дела, но ошибся лишь в тех средствах, которыми он думал свести силу часовенников к нулю; запечатали часовни, перепороли, переколотили массу народа, но цели не достигли отнюдь; уничтожили часовню, стали являться кресты на перекрестках с таким обличием, какого не один перекресточный крест не имеет; перестали собираться по часовням — стали собираться по избам; изгнали раскол, не скрывавшийся и бывший у всех на виду, — пошел раскол прятаться по заизбьям, по закутам и, чтобы уничтожить его по рецептам наших проповедников и ревнителям придется срыть все избы и запороть всех раскольников. Кое-где, как напр., в Данилове, придумали устроить в бывшей монастырской часовне православную церковь, но эта фантазия, так фантазией и осталась, и ни один-то человек не посещает несчастную церковь, которая кроме смеха ничего в местных жителях не возбуждает. Как-то живя в Данилове, мы зашли в православную церковь, как раз в день Ильи пророка, 20 июля, т. е. именно в тот день, который наиболее уважается народом и в который церкви решительно ломятся от толпы народа; священник в рваных ризах, какая-то темненькая личность, заменяющая дьячка, да волостной старшина — вот и вся компания, бывшая в церкви. И до того жалко стало мне этого священника, вопиющего в пустыни, — да он впрочем даже и не вопил, а зная, что его никто не слушает, читал как-то про себя, словно стыдно ему было возглашать ектении «за зде стоящих и молящихся...» трех людей, сошедшихся в церкви отнюдь не «во имя Его,» а просто ех officio. Преследование имело правда огромный результат, но отнюдь не тот, которого ожидали ревнители; единственно чего добились и становые, и духовенство — это появление безверия, невежества и стремления к таинственным противообщественным сектам. Преследующие не правы, не понимая слов Христа; преследуемые также не правы, стоя вместе с делом