Читаем без скачивания Второй Саладин - Стивен Хантер

Он подумал, что надо позвонить еще какой-нибудь девушке, потому что мысль о том, чтобы провести в этой комнате, рядом с той комнатой, в одиночестве, еще хотя бы одну секунду, была невыносима.

Глава 24

Чарди решил, что не станет рассказывать им – ни Ланахану, ни Йосту, и уж точно ни тому человеку, чье присутствие ощущалось буквально во всем, Сэму Мелмену, – о Тревитте и о Мексике.

– Пол, по-моему, вам пора возвращаться к Данцигу. Вер Стиг, – это имя Ланахан произнес с желчью в голосе; похоже, он не относился к числу поклонников Йоста, – говорит, что справится со всем за день-другой.

Майлз злился – он в дейтонскую группу не попал. Похоже, им пожертвовали в пользу людей, которым Йост не то больше доверял, не то меньше их боялся.

– Успокойся, Майлз. Ты еще увидишь Улу Бега. В Дейтоне Йост его не возьмет.

– Да они оцепили весь Дейтон. Он у них под колпаком. Это всего лишь вопрос времени, – уныло сказал Ланахан.

Он потел. Из-под его челки катились капли неразбавленного честолюбия.

Чарди вдруг понял, что Ланахан холодно и откровенно не желает, чтобы Йост поймал курда. Без его участия.

– Нет, Майлз. Йост совсем не знает курда. Думает, он какой-нибудь ошалевший террорист из третьего мира. Безмозглый стрелок, человек с оружием, которому моча ударила в голову. Он не понимает, что Улу Бег хлебнул по полной программе.

Хлебнул? Чего?

Но спрашивать Ланахан не стал, просто уставился на Чарди сердитым взглядом.

– Крысятам, вроде Йоста, не по зубам ловить героев вроде Улу Бега, – проговорил он наконец.

– Что-то в этом роде.

– Чарди, это все чушь собачья. Дурацкое убеждение, совершенно детское. Романтический бред, миф. Ерунда с начала до конца. На Улу Бега охотятся люди, вооруженные компьютерами, хитрой электроникой и оптикой. И человеческими ресурсами. У них полная свобода действий. Все, что угодно. Сколько хочешь пушечного мяса. Полное управление пушечного мяса. Вы прямо делаете из него благородного героя-одиночку, которого может одолеть только другой такой же герой с чистой душой. Мы все-таки живем не в прошлом веке – он, если вы еще не заметили, некоторое время назад закончился.

– Ладно, Майлз. Не говори потом, что я тебя не предупреждал. Ты мне почти нравишься. Ты так хочешь добиться успеха.

– Хватит, Пол.

– Ты хочешь вырваться наверх. Примазаться к гарвардским мальчикам.

– Хватит об этом говорить, Пол. Я должен сообщить Йосту, где вы. Советую вам отправиться туда, где вам положено находиться.

Нет, Чарди не станет говорить Майлзу о Тревитте. Потому что у Тревитта не было официального разрешения работать в Мексике, и потом не оберешься проблем, если вдруг окажется, что Тревитт проводил в Мексике какую-то операцию, категорически запрещенную Йостом.

Но тут крылось еще кое-что. И это, пожалуй, доставляло Чарди наибольшее удовольствие и лучше всего объясняло его решение: впервые за все время ему было известно что-то такое, чего они не знали.

Надо дать Тревитту какое-то время, пространство для маневра. Может, он что-нибудь и накопает. Но что? Или кого?

Чарди улыбнулся.

«Я, пожалуй, ставлю на Тревитта, – подумал он. – Мечтателя, едва вышедшего из школьного возраста, полного безумных, бредовых представлений о приключениях. Отягощенного легендами, бредящего героями – настоящего фаната, настолько не похожего на трезвомыслящего, мрачного, бесцеремонного коротышку Майлза, насколько это вообще возможно. Тревитт – это воплощенное рвение и лопоухая щенячья любовь».

Чарди подумал о всех тех ребятах, которым он прикрывал спину и которые прикрывали спину ему. О героях, начиная с Френчи Шорта, которые плохо кончили. А он тут со своими ставками на Тревитта.

– Что тут смешного, Пол?

– Не знаю. Все, Майлз. Ты, я, все.

Но Майлз не улыбнулся.

– Поезжайте, Пол. Большой Человек ждет. И советую вам быть готовым в эти выходные сняться с места. Будет работенка.

Чарди обернулся, уязвленный.

– Я думал, он будет сидеть дома.

У него были планы на эти выходные.

– Только что выяснилось, что нет. Впрочем, может быть, Йосту повезет раньше.

– Не повезет.

– Не волнуйтесь. Вы полетите в Бостон.

Глава 25

Ее звали Ли. Его имени она не спрашивала. На второй день она начала называть его Джим. Он не спрашивал почему.

Ли была высокой крепкой женщиной с широко расставленными шалыми глазами, приплюснутым носом и длинными пальцами, которые оказались на удивление розовыми с обратной стороны. Волосы она стригла коротко, по-мальчишески, и у нее имелись три чудесных парика – рыжий, желтый и угольно-черный, – которые она надевала в зависимости от настроения. Кожа у нее была коричневая, почти желтая. Держалась Ли серьезно и степенно – до тех пор, пока не пропускала несколько стаканчиков вина, что случалось каждый вечер. Тогда она принималась хохотать и прыскать, как разболтанная девчонка.

Работала она в каком-то «Райксе»,[34] в отделе (как она сама это называла) уцененки. Но он так и не смог взять в толк, что собой представляет этот «Райкс» и что такое эта уцененка. Должно быть, это заведение имело какое-то отношение к одежде, потому что она принесла ему кое-что: костюм, какие носят американские бизнесмены, плащ, щегольскую шляпу.

– Это тебе, милый, – сказала она.

Он взглянул на подарок. Ему нельзя иметь гардероб, потому что нужно передвигаться быстро. Нельзя обременять себя багажом, роскошью. Богатство не интересовало его. Он обернулся и взглянул на чернокожую женщину. Ее лицо было оживленным.

– Очень красиво, Ли. Но я не могу это носить.

– Но почему, милый? Я хочу, чтобы ты хорошо выглядел. Ты видный мужчина, рослый и крепкий.

Она уже успела хлопнуть несколько стаканов вина.

– Ли, – сказал он. – Я не могу больше у тебя оставаться. Мне нужно дальше.

– Почему такая спешка, Джим?

– Э-э.

Он отвечал ей уклончиво. Не потому, что не доверял, просто понимал, что никогда не сможет все объяснить. На это уйдет слишком много времени, слишком далеко в прошлое придется углубиться.

– Мне нужно в одно место. Повидаться с одним человеком.

– Ты что-то задумал. – Она оглушительно расхохоталась. – Что-то нехорошее. Я уже видела такое выражение, как у тебя. Я много лет подряд его вижу. Как у кого-то, кто хочет спереть что-то у другого человека. Смотри только не попадись, слышишь?

В этом была вся Ли: она никого не судила. Он вошел в ее жизнь так гладко, как будто для нее не было в этом ничего необычного, как будто она только и делала, что подбирала на улице истекающих кровью мужчин и приводила их к себе домой. Она не просила ни о чем, кроме его общества, и если он никогда не выходил за порог, если у него не было прошлого и он не хотел говорить о будущем, кроме как в самых сдержанных и обтекаемых выражениях, значит, она принимала это.

– Почему, Ли? Почему ты помогла мне? Я ничем не могу тебе отплатить.

– Милый, ты кое-кого мне напоминаешь. «Они украли у меня бумажник», – она передразнила его голос, – и давай нестись вверх по холму, как будто тебе жить надоело. А через минуту ты спускаешься обратно. Никогда не видела ничего подобного после того, как мой братишка вздул мальца шерифа Газери, Чарли, в пятьдесят восьмом, в Западной Виргинии. Все твердят: «Бобби, он от тебя мокрого места не оставит». А Бобби знай себе отвечает: «Он украл у меня деньги», идет прямиком к его дому, разделывает щенка под орех и получает обратно все до цента. В тех местах никто не видел ничего подобного многие годы.

Она снова засмеялась своим давним воспоминаниям.

Судя по всему, этот Бобби был второй Джарди.

– Храбрый человек. Он был солдат, твой брат Бобби?

– О, Бобби был чудо что такое. В пятьдесят седьмом он выиграл забег на пятьдесят метров на соревнованиях школ Западной Виргинии. Да, вот такой у меня был братишка, чудо что такое. Белые сказали, что он их ограбил. Ну, его сразу в тюрьму, в Моргантаун. А там кто-то пырнул его ножом. И трех недель там не просидел, как его убили.

– Это ужасно, – сказал Улу Бег.

Он сам долгое время провел в тюрьме в Багдаде и знал, какие дела там творятся.

– Спаси бог его душу.

– Потом мама умерла, а я подалась в Дейтон и вот с тех самых пор так здесь и живу. В «Райксе» уже двадцать лет как работаю. Это не та жизнь, о какой я мечтала, но какая уж есть.

– Ты должна быть сильной. Должна заставить их заплатить.

– Кого «их», Джим? Никто ни за что не заплатит.

Она налила себе еще вина.

Квартирка у нее была тесная и темная, в старом доме с пропахшими мочой, замусоренными коридорами. Лампочки выбиты, все стены исписаны. Улу Бег узнал английское слово, означавшее «свобода», нацарапанное огромными белыми буквами. Здесь жили одни только черные; когда он выглядывал из окна, то видел только черных, кроме разве что полицейских в патрульных машинах, которые порой опасливо проезжали по улице.