Читаем без скачивания Мастер Баллантрэ - Роберт Стивенсон

Я вообще по природе не влюбчив и мало интересуюсь любовными интригами, поэтому не мудрено, что любовь, которую миссис Генри питала к такому недостойному человеку, как мастер Баллантрэ, не внушала мне симпатии и возбуждала во мне лишь одно отвращение. Я отлично помню, как я один раз рассердился на какую-то простую девушку, прислуживавшую в доме лорда, за то, что она пела какую-то любовную песню, которую, по моему мнению, нельзя было петь, и помню, что вся женская прислуга в доме лорда не любила меня за то, что я не обращал на нее никакого внимания. Мистер Генри очень потешался этим и не раз поддразнивал меня по поводу того, что женская прислуга меня недолюбливает. Странно, несмотря на то, что и мать моя, и моя тетка Диксон, которая платила даже за меня в то время, как я находился в университете, были очень хорошие и трудолюбивые женщины, и я, стало быть, имел дело с прекрасными представительницами женского пола (женский пол был мне всегда несимпатичен), и хотя я и не позволял себе обращаться с женщинами нелюбезно, я по возможности избегал их общества. В том, что я избегал женщин, я нисколько не раскаиваюсь, так как не раз имел случай убедиться в том, что те, которые поступали в этом случае менее благоразумно, чем я, страдали от этого. Мысль о том, как много страданий мужчинам причиняет любовь к женщинам, невольно приходила мне на ум, когда я думал о мистере Генри, и невольно запала мне снова в душу в то время, как я перечитывал во второй раз письмо, поданное мне неизвестным человеком. Письмо это я получил вскоре после того, как посланный от мастера Баллантрэ отправился в обратный путь, не получив денег, и письмо это было первым предвестником последовавших в скором времени неприятностей.

Письмо полковника Бурке

(впоследствии кавалера Бурке)

к мистеру Маккеллару

«Мой дорогой сэр, вы, без сомнения, будете крайне удивлены, получив письмо от столь мало знакомого вам человека, но так как во время своего пребывания у лорда Деррисдира я заметил, что вы человек серьезный и положительный, и я должен сказать, что эти качества в человеке я высоко ценю, настолько же высоко, как я ценю солдата за его храбрость, то я и решаюсь обратиться письменно к вам, тем более, что мне известно, какой интерес вы питаете к той уважаемой семье, которой вы служите, или, вернее сказать, какой вы друг этой семьи. В этом я убедился, когда поговорил с вами в то утро, в которое вы были так любезны проводить меня.

Находясь уже второй день в Париже, в этом знаменитом городе, где в настоящее время стоит мой полк, я воспользовался случаем и отправился к моему другу, мастеру Б., чтобы узнать от него, как ваша фамилия, которую я, признаться, снова было забыл, и теперь, узнав ее, спешу сообщить вам весьма интересную новость.

В то время, когда мы виделись с вами в последний раз, я сообщил вам о том, что у моего друга в Париже хранится весьма крупное состояние. Благодаря этому состоянию он в скором времени по приезде в Париж поступил в полк, а благодаря протекции сделался командиром полка, тогда как я, несмотря на то, что состоял в свите принца, должен был ехать в провинцию, в глушь. Я также привык вращаться в аристократическом обществе и служить при дворе, и поэтому вполне сочувствую моему другу в том отношении, что он не пожелал жить в провинции, хотя, должен сказать, дорогой сэр, что лучше решиться уехать подальше от столицы, чем искать протекции у дам, как это сделал мой друг Б. Он вообще пользуется огромным успехом у женщин, и благодаря им он сделал карьеру.

Но счастье его продолжалось недолго. Когда я имел удовольствие видеть его в последний раз, он только что вышел из Бастилии, куда его засадили, по какой причине, мне неизвестно, так как она держится в секрете, и откуда его теперь выпустили. В настоящее время у него, разумеется, ничего больше нет, ни полка, ни капитала: все у него отнято. Ни хитрость, ни протекция не могут ему теперь больше помочь, вы, вероятно, согласитесь со мной в этом отношении.

Мастер Б., умом и гениальностью которого я и ныне восторгаюсь и которого я люблю, так как считаю его своим другом, находится в настоящее время в крайне печальном положении. Он положительно в отчаянии и желает непременно предпринять экскурсию в Индию (туда я также намереваюсь съездить, вместе с моим известным соотечественником, мистером Лалли).

Насколько я мог понять, моему другу на поездку нужны деньги, и вот об этом я и имею честь доложить вам, мой дорогой сэр. Вы, быть может, слышали военную пословицу: „Врагу, лишь бы он обратился в бегство, каждый рад выстроить хотя бы даже золотой мост“, и вот этой пословицей я советую вам руководствоваться.

В надежде, что вы воспользуетесь моим советом, я, прося вас передать мое нижайшее почтение лорду Деррисдиру, его сыну и прелестной миссис Дьюри, остаюсь, дорогой сэр, вашим покорным слугой

Ф. Бурке».

Это послание я, разумеется, тотчас отнес мистеру Генри, и он, равно как и я, подумал, по всей вероятности, одно и то же, а именно: что письмо пришло неделей позже, чем следовало. Я, конечно, поспешил послать ответ полковнику Бурке и попросил его передать мастеру Баллантрэ, чтобы он прислал за деньгами, что мы вручим их посланному, но, несмотря на всю мою поспешность, я не мог предупредить того, что должно было случиться. Я мог только надеяться на то, что Провидение не допустит, чтобы совершилось что-нибудь ужасное, хотя, как я теперь вспоминаю, мы, желая предупредить разыгравшуюся все-таки катастрофу, сделали со своей стороны все, что могли, чтобы не дать ей возможности совершиться.

Получив письмо от полковника, я приобрел подзорную трубу, чтобы иметь возможность видеть из своей комнаты, если кто-нибудь чужой покажется вдали аллеи. Кроме того, я узнал у крестьян, в какое время приблизительно свободные торговцы приходят в поместье, чтобы в случае, если между ними окажется посланный от мастера Баллантрэ, я мог пригласить его к себе и осведомиться о том, что меня интересовало. Я обратился с этим вопросом к крестьянам, а не к самим торговцам, с которыми я иногда встречался, по той причине, что торговцы эти были народ грубый. Иметь с ними дело было крайне неприятно, тем более, что большинство из них были воры, и, кроме того, все они были вооружены. Меня эти вечно полупьяные разбойники терпеть не могли и не только дали мне почему-то прозвище «подагрик», а старались всячески злить меня. Раз как-то я поздно вечером шел по одной из боковых аллей огромного парка, как вдруг на меня набросилась партия полупьяных торговцев и крича: «Подагрик, подагрик!», заставила меня плясать перед ней, то есть торговцы своими обнаженными кортиками принялись бить меня по ногам и таким образом, разумеется, заставляли меня прискакивать и делать невольные движения ногами. Хотя существенного вреда они мне не причинили, они настолько сильно побили меня, что мне пришлось несколько дней пролежать в постели. По моему мнению, для Шотландии это положительно позорно, что в XVIII веке там могли происходить еще подобные вещи, и виновники таких гадких поступков, совершая их, не подвергались за это наказанию.