Читаем без скачивания Мастер Баллантрэ - Роберт Стивенсон

Но что говорить обо мне? Дело не во мне. О себе я упомянул только так, к слову. То, что мне пришлось испытывать, ничто в сравнении с тем, что испытывал мистер Генри, и в то время, как я терпел различные неприятности, я еще яснее представлял себе, какие мучения претерпевал мой бедный патрон.

Вся тяжесть бремени лежала на нем. Разве можно было требовать, чтобы он в присутствии отца и жены отвечал любезностью на любезность мастера Баллантрэ, когда он знал, что это только одна комедия? Разве он мог любезно и ласково улыбаться ему, как тот делал это, когда он отлично знал, что это фальшивая улыбка? А между тем, на него падала тень, будто он ненавидит брата, и его считали нелюбезным и неблагодарным. Ему оставалось только одно: молчать. Да если бы он и был менее горд и вздумал бы жаловаться, кто поверил бы ему? Миссис Генри и милорд были изо дня в день свидетелями, как мастер Баллантрэ ухаживал за своим братом, и как мистер Генри отвергал это ухаживание. Я уверен, что если бы их вызвали в суд и заставили бы их высказать мнение по поводу того, кто из обоих братьев ведет себя лучше, то они, наверно, сказали бы, что мастер Баллантрэ любезный и внимательный брат, а мистер Генри завистливый и неблагодарный человек. И мистер Генри был тем более достоин порицания, что в то время, как он жил себе спокойно в доме отца, брат его был на краю смерти, и что благодаря тому, что его считали мертвым, мистеру Генри удалось жениться на той девушке с огромным состоянием, на которой должен был жениться он, мастер Баллантрэ.

— Генри, не желаешь ли ты составить мне компанию и поехать со мной верхом? — спросил брата как-то мастер Баллантрэ.

Мистер Генри, который в продолжение всего утра терпел неприятности от мастера Баллантрэ, ответил резким тоном:

— Нет, не хочу.

— Разве ты не можешь ответить мне менее резко? — сказал мастер Баллантрэ тихим, укоризненным тоном.

Я привел эту сцену только в пример, но подобного рода сцены повторялись изо дня в день. Не мудрено, что отец и жена осуждали мистера Генри, что, глядя на то, что вокруг меня происходило, я приходил в какое-то лихорадочное состояние и едва в силах был сдерживать гнев, который волновал мне кровь.

С таким врагом, как мастер Баллантрэ, нападавшим на нас не открыто, а из-за угла, чрезвычайно трудно было бороться. Если бы миссис Генри была более добросовестная и внимательная жена, то она, разумеется, очень скоро поняла бы, что против ее мужа велась интрига, тем более, что она была уже много лет замужем и имела время изучить характер своего мужа. Если бы она только желала, то она давным-давно завоевала бы себе его доверие и знала бы, что происходит в душе этого гордого человека.

Но она этого не желала, и это меня крайне удивляло. Далее, меня крайне удивляло, что милорд, который был человек отнюдь не глупый и крайне сметливый, мог до такой степени попасть под влияние своего старшего сына, что совсем не замечал его интриг. Я могу объяснить себе это только тем, что мастер Баллантрэ был удивительный актер и мастер своего дела, и что поэтому его очень трудно было уличить в обмане. Что касается миссис Генри, то ее обмануть было чрезвычайно легко, и не было ничего легче, как очернить в ее глазах ее мужа, так как, насколько я мог заметить, нет людей, которые относились бы друг к другу до такой степени несочувственно, как муж и жена, охладевшие друг к другу. Далее, неудивительно было, что и милорд, и миссис Генри были слепы: это происходило по той причине, что в них укоренилось совершенно фальшивое предубеждение против мистера Генри и пристрастие к мастеру Баллантрэ. И этим пристрастием мастер Баллантрэ умел отлично пользоваться, и, кроме того, пользовался одним средством, которое обезоруживало не только отца и миссис Генри, а также и мистера Генри: он постоянно толковал о том, что если в Шотландии посторонние лица узнают, что он жив, ему может грозить опасность, и страх за жизнь их любимца до такой степени действовал на лорда и на его невестку, что они не позволяли себе даже критиковать его поступки, а дрожали только над его драгоценной жизнью.

В то время, как я наблюдал за тем, что изо дня в день происходило, я волей-неволей сравнивал наружность обоих братьев; я лично чрезвычайно терялся в присутствии мастера Баллантрэ, но это было вполне естественно, так как я не обладал выдающейся наружностью, но что мистер Генри, который во всяком случае имел вид джентльмена, совершенно стушевывался в присутствии старшего брата, меня удивляло. Но все-таки отрицать этого я не могу. Когда мистер Генри воодушевлялся каким-нибудь серьезным государственным вопросом, он говорил чрезвычайно умно и держал себя при этом с большим достоинством, и по мере того, как лицо его воодушевлялось, оно казалось красивее, но когда он молчал и углублялся в свои мысли, он казался крайне неинтересным, тогда как мастер Баллантрэ, говорил ли он, молчал ли он, всегда был одинаково красив. Он был, кроме того, изящнее своего брата, и все его движения были крайне грациозны, тогда как движения мистера Генри были угловаты. И чем больше мистер Генри старался походить в этом отношении на брата, тем менее это ему удавалось и тем менее грациозны делались его движения, а чем больше мастер Баллантрэ убеждался в том, что брат его старается ему подражать, тем больше он следил за каждым своим жестом и радовался, что все старания мистера Генри не приводят ни к чему. Он отлично понимал, что брат его не может соперничать с ним в этом отношении, и радовался этому.

Я говорил уже о том, что Баллантрэ ужасно любил пугать своих близких тем, что ему может грозить гибель.

Он говорил об этом таким легким, отнюдь не серьезным тоном, как будто ему доставляло особенное удовольствие упоминать об этом. Мистера Генри он постоянно поддразнивал тем, что жизнь его висит на волоске, и, толкуя о своей гибели, старался всячески оскорбить брата.

Я помню, например, такой случай: как-то он, мистер Генри и я случайно остались в зале втроем. Мастер Баллантрэ подошел к окну из разноцветных стекол и, указывая на видневшийся посреди его ромб, сказал:

— Вот окно, через которое в сад пролетела гинея, принесшая тебе столько счастья, Иаков.

Мистер Генри ничего не ответил и только с укором взглянул на брата.

Убедившись в том, что ответа не последует, мастер Баллантрэ продолжал свою коварную речь:

— Не смотри на меня таким недовольным взглядом, — сказал он. — Если ты желаешь, то ты легко можешь избавиться от меня. Тебе стоит только донести о том, что я тут скрываюсь. Пожалуйста, не стесняйся. С каких пор ты сделался таким щепетильным? Быть может, ты не решаешься донести о том, что я здесь, так как боишься, что на меня это сильно подействует? О, не беспокойся, я привык к сильным ощущениям.