Читаем без скачивания Зависть - Анна Годберзен
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– О, отлично! – воскликнула Пенелопа, вставая и хлопая в ладоши. – Но ты же не пойдешь в этом, да?
– Нет, я…
Элизабет пришлось опереться на стену, чтобы не упасть. Её хрупкое тело снова сотрясалось в конвульсиях. Она прижала руку к своему простому корсажу из белого полотна и закрыла глаза. Она собиралась сказать Пенелопе, что ей нужно отойти на несколько минут, но поняла, что не успеет. Она развернулась и поспешила в уборную на ватных ногах. Упав на колени, оперлась на стену, и её вывернуло наизнанку. В желудке почти ничего не осталось, и это немногое вышло наружу быстро.
– С тобой всё хорошо?
Элизабет повернулась, чтобы посмотреть на стоящую в дверях Пенелопу.
– О боже, – беспомощно добавила та.
Элизабет поднесла руку ко рту и попыталась выглядеть достойно.
– Да, я вернусь через минуту. Я просто… плохо перенесла путь, вот в чем дело. Тряска и всё такое прочее, и теперь…
Она умолкла, не поднимаясь с пола. Если бы она не боялась не удержаться на ногах, то встала бы быстро со значимостью и гордостью. Давняя подруга протянула ей руку, чтобы помочь подняться. Жест был несвойственен Пенелопе, но Элизабет ничего не оставалось, кроме как принять помощь.
Когда она снова оказалась на ногах, Пенелопа отступила и скрестила руки на груди. Она изучала Элизабет без враждебности или холодности, но с заметным отсутствием участия.
– Не думаю, что дело в тряске, – наконец молвила она.
– Что ты имеешь в виду?
Элизабет – ну наконец-то, слава богу – смогла изобразить на лице улыбку. Она чувствовала себя более уверенно, и её губы разделились, приоткрыв для Пенелопы ряд жемчужных зубов. Девушки стояли близко друг к другу на маленьких шестиугольных досках паркета, и Элизабет знала, что миссис Шунмейкер жадно впитывает каждую деталь её облика.
– Ну, – беззаботно ответила Пенелопа, – ты можешь называть это как хочешь. Но если тебя интересует моё мнение, то я бы сказала, что ты в положении.
Лёгкий ветерок проник сквозь маленькое окошко, пощекотав затылок Элизабет. Страх принялся обвивать её, словно лоза, начинаясь от пальцев ног и взбираясь вверх по телу.
– Это невозможно, – хрипло прошептала она.
Одна из аккуратных бровей Пенелопы недоверчиво изогнулась. Она посмотрела в глаза Элизабет и пожала плечами, перед тем как развернуться и выйти из уборной.
– Наверное, прогулка верхом сейчас не лучшее времяпровождение. Давай вместо неё поиграем в крокет?
В комнате Диана зашевелилась под одеялами, и, откинув кудри с сонного лица, ошеломлённо уставилась на посетительницу. Элизабет же была поглощена мыслью о том, как показать Пенелопе нормальность всего происходящего и доказать, что та ошиблась в своих суждениях, и поэтому ободряюще улыбнулась младшей сестре.
– Мы с миссис Шунмейкер собираемся поиграть в крокет, – возвестила она, словно это было в порядке вещей.
Она взяла стакан воды со столика у двери и сделала большой глоток.
Дверь была уже открыта, и из вестибюля доносился шум спускающихся на завтрак людей.
– О, – сказала Диана, прежде чем вновь зарыться в одеяло. Если бы Элизабет не чувствовала себя так отвратительно, она бы заметила мертвенную бледность младшей сестры. – Пожалуйста, будь осторожна.
– Конечно.
Элизабет надменно улыбнулась, подумав про себя, что именно этим сейчас и занимается. Она чувствовала, как с каждой секундой к ней возвращается присутствие духа, придавая ей чуть больше воодушевления и пыла. Ей потребуется каждая унция этого ощущения, чтобы избавить Пенелопу от уверенности в том, в чем та уже казалось убежденной. Девушки вышли на поле для крокета такими же близкими подругами, как и прежде, и долго обсуждали мельчайшие подробности тем, занимавших их умы. Блондинка улыбалась, и брюнетка улыбалась ей в ответ. Они элегантно придерживали шляпки, когда поднимался ветер с моря, трепавший их юбки. Элизабет старалась играть хорошо, но не выигрывать, и, когда они закончили, с типичным для леди удовольствием настояла на реванше. Все это время она держала плечи расправленными, хотя пару раз и не смогла удержаться, чтобы не положить руку на живот и не задуматься, что она там носит.
Глава 29
В субботу после непродолжительной болезни скончался Кэри Льюис Лонгхорн. Последний отпрыск великого рода и имеющий значительный вес в обществе человек. Наследников он не имел, но оставил огромное состояние. Поминальная служба пройдет сегодня в его резиденции отеля «Новая Голландия». Вместо цветов можно осуществить пожертвования в Общество защиты девочек, осиротевших вследствие пожара.
Со страницы некрологов «Нью-Йорк Империал», среда, 21 февраля 1900 года.
Вид, открывавшийся из окон «Новой Голландии», был пустым и совершенно не утешающим. Каролина вспоминала долгие вечера, проведенные за разглядыванием широкой просеки в парке, полном деревьев, и фантазиями о том, что это вид на задний двор дома её покровителя и оттого почти её собственного. Закрывая глаза, она верила, что если упадёт назад, лес нежно подхватит её, словно пуховая перина. Правда же была столь же незатейлива, как и голые ветви деревьев внизу, проста, как ледяное серое небо. Ничего из этого ей не принадлежало, и обладал ли этим всем мистер Лонгхорн или нет, уже не имело значения. Он ушел из жизни и больше не мог ей помочь. Размышляя об этом, она отвернулась от окна.
– Мисс… Брод.
Второе слово было произнесено с изрядной долей скептицизма, как если бы анархист использовал фразу «коттедж в Ньюпорте» для описания шестидесятикомнатных больших особняков с видом на береговую линию Род-Айленда. Каролина яростно заморгала. У мистера Джеймса были густые, расширяющиеся книзу бакенбарды, широкие черные брови и телосложение груши. Говорил он так, что любой генерал мог лишиться мужества, а уж Каролина и подавно упала духом.
– Да?
– Несколько слов о драгоценностях.
За его широкими плечами она видела, как комнату покидают последние из пришедших выразить соболезнования. Роберт стоял – грустно, но одновременно и осторожно – у стола, уставленного холодными закусками и соленьями, который был накрыт несколько часов назад и до сих пор казался нетронутым. Скорбящих было мало: в большинстве своем пришли женщины, которые когда-то надеялись стать миссис Лонгхорн, и их приход лишь усилил страдания Каролины. Ведь старик так умолял её остаться с ним, а она отмахнулась от него и оставила умирать в одиночестве.
– Драгоценности, мисс Брод?
Каролина поморгала, чтобы согнать с глаз выступившие слезы, и попыталась выглядеть удрученно. Она и чувствовала себя именно так, но необходимо было всем своим видом выражать нестерпимую боль утраты.