Читаем без скачивания Другая история войн. От палок до бомбард - Дмитрий Калюжный

Итальянскими считались тосканский или ломбардский языки, но не римская латынь. «Латинисты» же полагали, что итальянский (тосканский) язык — просто испорченная латынь, смесь из латинской и разноязычной лексики в сочетании с примитивной грамматикой, что-то вроде креольского языка, сложившегося в определенной ситуации двуязычия (латино-германского) в Италии.

«Что же это за язык, — восклицал Ф. Флоридо, — в котором у имени существительного всего два окончания: окончание единственного числа и множественного, как будто мы в Африке или Скифии».

Он выделял три периода развития «хорошей» латыни: архаический (Плавт), классический (Цицерон) и серебряный (Плиний Старший), и признавал сосуществование книжной и разговорной (народной) латыни. Датировок Ф. Флоридо не давал. Л. Г. Степанова пишет, комментируя его работу:

«Латинский язык, как отмечает ученый, смог избежать германского влияния только в самых глухих уголках Лация и в маленьких деревнях и окрестностях Рима, где и по сей день говорят на языке, почти не отличающемся от латинского…»

Уместно спросить: это на каком же языке говорят в XVI веке в маленьких деревнях в окрестностях Рима? Получается, что на языке Плавта, Цицерона и Плиния. А откуда он тут взялся? И почему же, вопреки всем законам эволюции (в том числе эволюции языков), он тут СОВСЕМ не изменился за ПОЛТОРЫ ТЫСЯЧИ лет?

Джироламо Муцио заявлял, что латынь возникла в неизмеримой дали времен сама собою в результате смешения многих языков: языка жителей окрестностей Рима, выходцев из Трои (Константинополя) и различных греческих городов. Единомышленники Флоридо настаивали на независимости итальянского языка от латинского, то есть не считали латынь «фундаментом» и предшественником итальянского. Кастельветро сообщил мнение «добропорядочных немцев», которые, изучив свои древности, пришли к сходному выводу: де, их язык является древнейшим, в течение долгого времени соперничавшим с латинским. Тот же Кастельветро считает вполне вероятным, что и на территории Франции с древности сохранялся свой местный язык, и что смешение латыни с этими (германскими) языками и было главной причиной возникновения «народного» языка (vulgare).

Итак, четыреста лет назад происхождение европейских языков от латинского не было для лингвистов столь очевидным, как сейчас. Законы эволюции могут нам подсказать, что при неразвитости, а тем более отсутствии национальной письменности «чужой» язык мог становиться языком администрации, науки и литературы в разных странах. Затем, с развитием собственной письменности, он вытеснялся, или происходила ассимиляция языков. А в науке латынь сохранялась в силу традиции. Ученых в каждой стране можно было по пальцам пересчитать, и для общения между собою им, конечно, было удобно иметь общий язык.

Что касается мифа о «древности» латыни, которую якобы ни с того, ни с сего вспомнили средневековые народы (а в деревнях вокруг Рима и не забывали никогда), то скажем еще раз: в науке любой опыт должен быть воспроизведен в тех же самых условиях, и с тем же самым результатом. Мы давно предлагаем лингвистам, свято верующим в возможность «вспоминания» древней латыни средневековыми людьми, повторить этот опыт, взять, да и вспомнить какой-нибудь старинный язык. Ну, хоть бы и русский. Для начала, собравшись в кружок, наши ученые друзья могли бы спеть русскую языческую «колдовскую песню», заклинание против русалок:

Ау, ау, шихарда кавда!Шинда вноза митта миногамъ,Каланди инди якуташма биташъ,Окутоми ми нуффан, зидима…

В таком виде отрывок напечатан в очень солидном источнике, в «Истории русской литературы», том первый, 1908 год, издание Сытина. Текст не расшифрован. Так в чем же проблема, товарищи лингвисты: расшифруйте, ведь это русская песня! Вспомните язык, введите в практику, распространите на многие страны. И мы с радостью поверим, что и с «древней» латынью произошла такая же «эволюция».

Л. Г. Степанова, отнюдь не наш сторонник, фактически подтверждает нашу точку зрения:

«Что касается литературных текстов, то горячность, с которой гуманисты спорили о комедиях Плавта и Теренция (а ведь дело доходило до абсурда: одни клялись, что никогда больше не раскроют сочинений Плавта и не осквернят ими свои библиотеки, а другие обещали поступить точно так же с Теренцием), говорит о том, что влияние писателя на язык (дурное или хорошее) воспринималось как реальный факт и — более того — факт, имеющий прямое отношение к современной действительности (к употреблению грамматических и лексических форм, к пониманию значения слов и изменений лексических значений…)».

О чем здесь говорится? О том, что античные писатели (будто бы жившие за полторы тысячи лет до гуманистов) напрямую влияли на средневековую латынь XIV–XV веков. Петрарка, например, считает для себя неприличным знать сочинение Варрона «О латинском языке», новинку культурной жизни его круга, из вторых рук, в отрывках и пересказах, и тщательно скрывает, что еще не держал рукописи в руках. Книг тогда еще не издавали, а иметь рукопись из первых рук, видимо, означало получить ее от самого Варрона.

Но это настолько противоречит скалигеровской хронологии, что Л. Г. Степанова вынужденно проговаривается:

«Эмоции итальянцев XV в. по отношению к латыни оказываются малоинтересными для исследователей, поскольку не вписываются ни в традиционную историю латинского языка, ни в историю итальянского…»

Конечно, если «развести» латынь одной эпохи в разные, между которыми более тысячи лет, то споры итальянцев XV века не впишутся ни в какую историю. И вот, студентам современных филологических факультетов «латинские» перипетии преподносят так, будто языковые различия между древней и средневековой латынью были в XV веке вполне ясны. Будто студенты той давней поры могли узнать из университетских лекций по истории античной литературы и из курсов филологии о том, что период наивысшего расцвета языка пришелся на «век Цицерона», и что была ясность с датами жизни самого Цицерона. И что они, ученые и студенты XV века, прекрасно понимали, что та языковая норма, которую мы теперь называем классической, сложилась именно в I веке до н. э., а не в XIII-м или начале XIV-го.

А на самом деле ничего этого они не знали, и все было не так.

В действительности же, — на каких языках говорили Нума Помпилий, хан Батый, Данте Алигьери, Иоанн Креститель, Карл Великий, Аристотель, Ричард Львиное Сердце, если они жили — ну, пусть не одновременно, а все же в близких временах? На архаической латыни? По-старофранцузски? По-арамейски? На древнегреческом? На каком языке отдавались приказы в войсках Иисуса Навина, Чингисхана, Александра Македонского, Ивана Калиты? На старомонгольском? На иудеоэллинском? На иврите? На койне? На суахили?

Ответ на эти немного странные вопросы прост. Чем ближе к Византии, тем больше использовался греческий. В Северной Италии и Южной Франции в большем ходу была латынь. На севере Франции, в Германии и Англии говорили на разнообразных германских диалектах. В Восточной Европе — на старославянском. Неужели это непонятно? Но каждый из так называемых индоевропейских языков развивался на базе общего языка-предка. Это, конечно, сложный и многофакторный процесс, проследить который доподлинно уже никогда не удастся, но все же можно предположить, что в некие времена (раньше XI века) житель Галлии понимал язык жителя Галиции с усилиями не большими, чем теперь надо прилагать русскому, чтобы понять язык белоруса.

Но процессы дифференциации и интеграции языков изменяют их, особенно при широкой общественной деятельности, быстро и самым причудливым образом. В более развитом государстве и язык более развитой. Даже обходясь без всяких датировок, изучая только «направление движения», мы без натужных выдумок про «Древнюю Грецию» и «Древний Рим» видим Грецию — Византийскую империю с государственным греческим языком. Видим и явно отстающую от нее по всем статьям Западную Европу с ее Священной Римской империей германской нации и латынью, как «общим» языком администрации, религии и науки. И в учебниках истории находим сообщение, что Византийская (греческая) империя образовалась раньше Священной Римской (латинской) империи. Вот и объяснение, почему «римляне» считали греческий язык более древним, нежели латынь.

Ученые греки, во множестве появлявшиеся в Италии до, а особенно — после краха Константинополя, долго учили итальянских гуманистов своему языку, ведь те мечтали читать Платона, Аристотеля и других мыслителей предшествующих времен в оригинале. Об этом вы можете прочесть в любом учебнике! Историки даже не спорят, — в XI–XII веках Европа узнала о великих греках от арабов Испании, а в XIII–XV — напрямую получила от византийцев «древнюю» греческую ученость!.. Правда, наши «толерантные» историки тут же добавляют, что византийцы все же не были носителями знаний; ученость сохранялась в «найденных» ими рукописях. Как можно отделять знания от их носителей, для нас загадка. Но историков загадками не запугаешь; их не удивляет даже то, что гуманисты, взявшись возрождать античность, едва «найдя» древние рукописи, не медля ни секунды, начинали их… улучшать.