Читаем без скачивания 1812. Русская пехота в бою - Илья Ульянов

Подробности боя за саму деревню Семеновскую мы вряд ли когда-нибудь узнаем. Видимо, немногие из находившихся на развалинах солдат остались в живых: защитники деревни не оставили своих позиций. После одновременной атаки неприятельской пехоты и кавалерии русские батальоны были рассеяны, но солдаты продолжали сражаться до конца [130, с. 36]. Н.И. Андреев из 50-го егерского вспоминал: «Наша дивизия была уничтожена… Меня опять послали за порохом, и я, проезжая верхом, не мог не только по дороге, но и полем проехать от раненых и изувеченных людей и лошадей, бежавших в ужаснейшем виде. Ужасы сии я описывать не в силах; да и теперь вспомнить не могу ужаснейшего зрелища. А стук от орудий был таков, что за пять верст оглушало, и сие было беспрерывно… Это было в 7 часов вечера. Я отослал ящики назад, а сам поехал вперед к деревне Семеновской, которая пылала в огне. На поле встретил я нашего майора Бурмина, у которого было 40 человек. Это был наш полк. Он велел сих людей вести в стрелки. Я пошел, и они мне сказали: «ваше благородие, наш полк весь тут, ведите нас последних добивать». [87, с. 192, 193]

В то время, когда на флешах еще шли тяжелые бои, 4-й корпус Великой армии под командованием генерала Е.Богарне, захватив Бородино и тем обеспечив свой левый фланг, двинулся к «Большому редуту» — русской батарее Раевского. Как оказалось, выйти на позиции для атаки было совсем непросто, так как кустарники у устья Семеновского ручья занимала егерская бригада 26-й дивизии, заставлявшая французов дорого платить за каждый шаг. По словам И.Ф. Паскевича, «пройти кустарники стоило французам величайших усилий. Более часа егеря моей дивизии удерживали их наступление» [124, с. 102]. Бой егерских цепей разбивался на отдельные схватки, в которых очень многое зависело от выучки и инициативности солдат и офицеров. Так, в 5-м егерском полку знаками отличия военного ордена были награждены барабанщики Иван Андреев, Герасим Манихин и рядовые Яков Яковлев, Софрон Васильев, Карп Афанасьев, Филипп Иванов, которые, «когда неприятелем были отрезаны, то, не теряя присутствия духа, соглася всех наших с ними бывших солдат, ударили храбро на штыки и тем освободились от плена, нанеся немалый урон неприятелю». Еще 18 рядовых егерей были награждены за то, что «находясь в стрелках, пригласили своих товарищей, ударили на неприятельское орудие, которое мужественными их подвигами взято в плен» [94, с. 147, 148].

Паскевич так вспоминал о дальнейших действиях своей дивизии: «Видя, что неприятель приготовляется к нападению, вышел к нему на встречу с остальными полками своей дивизии, собрав своих егерей, разместив войска по обоим флангам люнета, поставил я Нижегородский и Орловский полки по правую сторону, Ладожский и один батальон Полтавского — по левую, а другой батальон Полтавского рассыпал по укреплению и во рву 18, 19 и 40-й егерские полки расположены позади люнета в резерве» [124, с. 102, 103]. По уверению генерала, он даже выдвинул полки вперед, некоторое время удерживал натиск передовых батальонов французов и отступил за батарею, понеся немалые потери.

Сама «батарея Раевского», или «центральный редут», представляла собой земляной люнет из двух загнутых к тылу фасов, защищенный сзади двойным палисадом из заостренных бревен; с обоих флангов между фасами укрепления и палисадом оставались проходы [83, с. 153].

Около 9 часов утра Е. Богарне повел наступление на батарею, и пятибатальонный 30-й линейный полк под командованием генерала Ш. Бонами сумел ворваться на батарею. Очевидно, в этот момент ветер совершенно утих, и пороховое облако так плотно укутало вершину холма, что приближение французов не было вовремя замечено. Сам Н.Н. Раевский, находящийся в укреплении, увидел французских пехотинцев уже в тот момент, когда они с тыла вбегали на площадку батареи. Внезапное появление неприятельской пехоты перед колоннами некоторых полков 26-й дивизии вызвало настоящую панику — русские войска отхлынули от вершины кургана. Впрочем, замешательство было недолгим: генерал-майор И.Ф. Паскевич повел в атаку батальоны 26-й и 12-й дивизии с левого фланга, а в центре и на правом фланге атаку возглавили генерал-майоры И.В. Васильчиков и А.П. Ермолов с батальонами 26-й и 24-й дивизий, а также с 18-м егерским полком.

Дружный натиск русских полков заставил французов отступить далеко от батареи, 30-й полк был почти полностью уничтожен, а сам генерал Бонами взят в плен фельдфебелем 18-го егерского полка В.В. Золотовым.

Для полков 24-й пехотной дивизии центральная высота стала подлинной голгофой. Все полки дивизии приняли участие в контратаке на захваченную французами батарею. 19-й и 40-й егерский, а также, видимо, 3-й батальон Уфимского полка ворвались в укрепление, в то время как остальные полки, атакуя колоннами справа от высоты, остановили французов, стремящихся поддержать свой 30-й линейный полк, гибнущий на батарее. Атаку батальона уфимцев, двигавшихся «толпою в виде колонны», возглавил лично А.П. Ермолов. В своих воспоминаниях адъютант Барклая де Толли В.И. Левенштерн утверждал, что он первый лично повел на батарею батальон Томского полка, но в наградных документах этой части упоминаний о громком подвиге почему-то не содержится.

Очищенную от французов батарею вновь заняла русская артиллерия, а на самой площадке укрепления, по-видимому, были расположены егеря и гренадеры 18-го егерского полка, присоединенного к егерской бригаде 24-й дивизии. Из документов известно, что капитан полка Бреер «удерживал стрелками и взводом гренадер батарею, где мужественно и храбро защищался против неприятеля» [39, с. 260]. Здесь же находился и ослабленный болезнью командир дивизии генерал-майор П.Г. Лихачев. Остальные полки разместились за батареей и по флангам от нее в двух линиях батальонных колонн. Ослабленные полки 7-го корпуса, по всей видимости, были отведены за овраг ручья Огник. Наконец, 4-я пехотная дивизия заняла позиции южнее высоты, примкнув к подошедшему 4-му корпусу.

Стоявшие справа и слева от батареи полки подвергались ожесточенному обстрелу французской артиллерии. П.Х. Граббе вспоминал: «По выдавшейся углом нашей позиции огонь неприятеля был перекрестный, и действие его истребительно. Несмотря на то, пехота наша в грозном устройстве стояла по обе стороны Раевского батареи, Ермолов послал меня сказать пехоте, что она может лечь для уменьшения действия огня. Все оставались стоя и смыкались, когда вырывало ряды. Ни хвастовства, ни робости не было. Умирали молча. Когда я отдавал приказание Ермолова одному батальонному командиру, верхом стоявшему перед батальоном, он, чтобы лучше выслушать, наклонил ко мне голову. Налетевшее ядро размозжило ее и обрызгало меня его кровью и мозгом» [67, с. 88]. Ширванский полк, после 10 часов утра не участвовавший, судя по наградным документам, в активных боевых действиях, тем не менее потерял 179 нижних чинов убитыми, 301 — ранеными и 41 — пропавшими без вести. Напротив, Томский полк, стоявший за батареей, имел всего 6 рядовых, гибель которых была подтверждена. Около 2 часов дня неприятельская пехота начала планомерное выдвижение к редуту, но основной удар по 24-й дивизии нанесла кавалерия маршала И. Мюрата. С южной стороны последовательно атаковали 2-я и 7-я дивизии тяжелой кавалерии. Французские кирасирские полки под огнем добрались до укрепления и напали на стоявшие возле него русские батальоны. Часть всадников через левый проход палисада и прямо через обвалившийся бруствер проникла на площадку люнета, другая часть сумела пробиться к правому проходу. Штыки и пули русской пехоты отбросили зарвавшихся кавалеристов, но артиллерия в эти минуты ослабила огонь и колонны французов смогли сделать еще несколько сот шагов в относительной безопасности. Очевидно, в последующие 10-15 минут Лихачев успел частично сменить пострадавший гарнизон люнета, введя на площадку роту Томского полка, и в этот момент новая волна кавалерии накрыла дивизию. Саксонский кирасирский полк Гар дю Кор из состава 7-й дивизии повторил путь французских кирасир, а прочие полки этой дивизии, пройдя сквозь боевые порядки Томского полка, дошли до оврага, оказавшись в тылу второй линии дивизии Лихачева, так что медики дивизионного перевязочного пункта вынуждены были спасаться от неприятеля. Артиллеристы и пехотинцы, находящиеся внутри укрепления, ожесточенно отбивались от кавалеристов. В целом, у них был шанс выстоять — кирасиров было не так уж и много, а штыки и в этот раз служили надежной опорой, — но через остатки бруствера уже лезли подоспевшие французские пехотные колонны. На ставшей тесной от массы войск площадке люнета остатки гарнизона дорого продали свою жизнь. Генерал Лихачев, поднявшийся с походного стула, сражался вместе с солдатами, но был сбит с ног прикладом и взят в плен. Уже на следующий день побывавшему на батарее французскому офицеру показалось, что «погибшая тут почти целиком дивизия Лихачева, кажется, и мертвая охраняет свой редут».