Читаем без скачивания Дорога в тысячу ли - Мин Чжин Ли

быстро пошли к церкви: один высокий, хрупкий и целеустремленный, другой коренастый, мощный и стремительный.

КНИГА II

РОДИНА

Думаю, что не имеет значения, как много гор и рек ты преодолел, весь мир — Корея, и каждый в нем — кореец.

Пак Ван-су

1

Осака, 1939 г.

Ёсоп глубоко вздохнул и ступил на порог, готовый к молниеносной атаке шестилетнего мальчика, который всю неделю ждал свой пакет с лакомствами. Он распахнул переднюю дверь, слегка склонившись, чтобы устоять.

Но ничего не произошло.

В передней комнате никого не было. Ёсоп улыбнулся. Ноа, должно быть, спрятался.

— Дорогая, я пришел, — крикнул он в сторону кухни, закрывая за собой дверь.

Вынув пакет сладостей из кармана пальто, Ёсоп сказал нарочито громко:

— Интересно, где может быть Ноа? Я полагаю, если он не дома, я могу съесть его долю конфет. Или я могу отложить их для своего брата. Или, может, сегодня хороший день для малыша Мосасу, чтобы впервые попробовать вкус конфет. Никто не может быть слишком мал для удовольствия! Ему уже месяц. — Ёсоп медленно разворачивал хрустящую бумагу, а потом сделал вид, что кладет кусочек лакомства в рот. — Вау, да это самые лучшие тыквенные конфетки, которые я когда-либо ел! Дорогая, — крикнул он, — выйди сюда, я и тебе дам несколько штук! Действительно, вкусно! — Он громко зачавкал, одновременно проверяя сундук для одежды и угол за ширмой — обычные укрытия Ноа.

Простое упоминание новорожденного брата Ноа, Мосасу, должно было заставить мальчика выпрыгнуть и потребовать свои конфеты: в последнее время у него вспыхнула ревность к новорожденному брату, ему казалось, что про него забыли, занимаясь малышом.

Ёсоп проверил кухню, но там никого не было. Печь была прохладной на ощупь, а гарниры выставлены на маленьком столике около двери; рисовый горшок оказался пуст. Ужин всегда готовился к возвращению Ёсопа. Кастрюлю для супа наполовину заполняла вода, порезанный картофель и лук, но никто не поставил ее на огонь. Субботние ужины всегда были самыми обильными, потому что по воскресеньям никто не шел с утра на работу, и все же сегодня оказалось иначе. После неторопливого субботнего ужина семья собиралась пойти в баню. Ёсоп открыл заднюю дверь кухни и высунул голову наружу, но и там никого из своих не увидел.

Конечно, они могли выйти на рынок. Ёсоп сел на напольную подушку в передней комнате и открыл одну из многочисленных газет. Печатные колонки слов о войне плыли перед его глазами: Япония спасет Китай, доведя технологические достижения до сельской экономики; Япония покончит с бедностью в Азии и сделает ее процветающей; Япония защитит Азию от пагубного влияния западного империализма; только Германия, истинный и бесстрашный союзник Японии, борется со злом Запада. Ёсоп не верил ничему из написанного. Каждый день он читал три или четыре статьи, пытаясь угадать правду за пеленой умолчаний и громких слов. Сегодня все газеты повторяли одно и то же; цензоры, должно быть, особенно усердно потрудились накануне.

В тишине дома Ёсоп почувствовал нетерпение и голод. Если Кёнхи отправилась на рынок, то причин для ухода Сонджи с младенцем и Ноа не было. Исэк наверняка занят в церкви. Ёсоп надел ботинки.

На улице никто не знал, где была его жена, и когда он дошел до церкви, его брата там тоже не оказалось. Офис в задней части пустовал, только обычная группа женщин сидела на полу, склонив головы и бормоча молитвы.

— Мне жаль беспокоить вас, но вы не видели пастора Пэка или пастора Йоо? — спросил он.

Женщины среднего возраста, которые приходили в церковь почти каждый день, узнали старшего брата пастора Пэка.

— Они схватили его, — воскликнула одна из них, — и его, и пастора Йоо и китайского мальчика Ху. Вы должны помочь им…

— О чем вы?

— Полиция арестовала их сегодня утром, когда все пошли в синтоистский храм, чтобы поклониться. Один из старост заметил, что Ху произносит слова молитвы Господней, когда должен был произносить присягу на верность императору. Полицейский стал его допрашивать, и Ху сказал, что эта церемония — поклонение идолам, и он больше не будет этого делать. Пастор Йоо пытался объяснить полиции, что мальчик ошибается, что он ничего плохого не имел в виду, но Ху стал возражать пастору Йоо. Пастор Пэк тоже пытался объяснить, но Ху сказал, что готов пойти в печь за веру. Подобно Седраху, Мисаху и Авденаго! Вы знаете эту историю?

— Да, да, — сказал Ёсоп, раздраженный их религиозным волнением. — Они находятся и сейчас в полицейском участке?

Женщины кивнули.

Ёсоп выбежал наружу.

Ноа сидел на ступеньках полицейского участка, держа на руках уснувшего брата.

— Дядя, — прошептал Ноа, с облегчением улыбаясь. — Мо очень тяжелый.

— Ты очень хороший брат, Ноа, — сказал Ёсоп. — А где твоя тетя?

— Там. — Он мотнул головой в сторону участка, поскольку руки были заняты. — Дядя, ты можешь забрать Мосасу? У меня болят руки.

— Подожди здесь еще немного! Я скоро вернусь или отправлю твою мать на помощь.

— Умма сказала, что угостит меня вкусным, если я не ущипну Мо и буду с ним осторожен. Они не пускают детей внутрь, — сказал Ноа серьезно. — Но я ужасно голодный. Я все сижу и сижу тут.

— Дядя тоже позаботится о тебе, Ноа. Дядя вернется, — сказал Ёсоп.

— Но, дядя, Мо…

— Да, Ноа, понимаю, но ты очень сильный. Я тобой горжусь.

Ноа распрямил плечи и затих. Он не хотел разочаровывать дядю, которого очень любил.

Ёсоп собирался открыть дверь участка, но обернулся на вопрос Ноа:

— Дядя, а что мне делать, если Мосасу заплачет?

— Спой ему песенку. Помнишь — ту, которую мы тебе