Читаем без скачивания Синьора да Винчи - Робин Максвелл

— Позволь представить тебе моего любимого наставника и давнего друга нашей семьи, Марсилио Фичино, — обратился ко мне Лоренцо.

От удивления я растерялась, если не сказать больше: Фичино был прославленный на весь мир ученый, известнейший писатель и переводчик.

— Силио продолжал меж тем Лоренцо, — познакомься с нашим новым другом Катоном-аптекарем.

Гордость, с которой он представил меня гостю, наполнила меня радостью. Мое новое имя внушало людям уважение — от такой мысли я даже приосанилась. Оказалось, что этот вечер, и без того удивительный, таил в себе еще много чудес: я в гостях во дворце Медичи, предлагаю лечебные услуги флорентийскому правителю, а теперь еще и знакомлюсь с Марсилио Фичино!

«Поверит ли всему этому папенька?» — задалась я вопросом и тут же вспомнила его слова, с которыми он вручил мне сундук с бесценными рукописями: они мне понадобятся, когда я буду в кругу первейших людей Флоренции. Но откуда ему было знать?!

Эти мысли ненадолго отвлекли мое внимание, и когда я снова прислушалась к разговору за столом, выяснилось, что все обсуждают чрезвычайно занимательную тему. Оставалось надеяться, что я не пропустила ничего существенного. Лоренцо в самых высокопарных выражениях рассказывал о древнем манускрипте, обнаруженном шесть лет назад и отданном Фичино для перевода.

— Помнишь, какое нетерпение выказывал мой дед, поторапливая тебя с переводом? — спросил он наставника.

— Нетерпение, — улыбнулся тот, — не слишком подходящее слово для его желания увидеть готовый перевод. Козимо весь зудел.

Боттичелли, Лоренцо и Лукреция усмехнулись его сравнению. Пьеро, в отличие от них, с важным видом кивнул:

— Он во что бы то ни стало хотел перед смертью прочесть «Корпус Герметикум», и ты, Силио, помог ему осуществить эту мечту.

«Корпус Герметикум»? Судя по названию, текст был алхимический, но папенька мне ни разу о нем не упоминал. Возможно, он и сам ничего о нем не слышал.

— За сколько месяцев ты перевел его с греческого на итальянский? — с каверзной улыбкой спросил Лоренцо. — За шесть?

— За четыре, — посерьезнев, ответил Фичино. — Мы все знали, что Козимо при смерти. Как же я мог не оправдать его надежд?

— Простите мне мое невежество, — решилась поинтересоваться я, — но мне ничего не известно о «Корпусе Герметикум».

Все взгляды обратились ко мне, и Лоренцо пояснил собравшимся за столом:

— Катон читал «Асклепия»… по-гречески.

Фичино одобрительно покивал. Я ощутила, как жар приливает к моей шее, и подумала, что неуместно было бы здесь краснеть, как девчонке.

— Он пока не опубликован, — обратился ко мне Фичино, — но если вы прочли «Асклепия», значит, вам знаком и его автор Гермес Трисмегист. А «Корпус» — недавно найденное сочинение того же египетского мудреца из мудрецов.

Я не смогла скрыть свое изумление.

— В нем, как и в «Асклепии», Гермес проливает свет на магические верования египтян, — продолжал Фичино.

Я едва удерживалась, чтобы откровенно не разинуть рот: меня поражало, что эти блестящие мужи так открыто обсуждают тему, которую Церковь заведомо объявила еретической.

— Гермес преподробно описывает, как можно духовно самосовершенствоваться с помощью колдовских изображений и амулетов! — добавил с крайним воодушевлением Сандро Боттичелли. — Он рассказывает об изваяниях, наделенных даром речи!

Клариче откашлялась чересчур громко, словно нечаянно подавилась. Все посмотрели на нее — она пылала от возмущения.

— Что же? — спросил ее Лоренцо. — Вы что-то хотели сказать, супруга моя?

Никакого особенного проявления чувства в его голосе я не подметила.

— Хочу сказать… что все эти разговоры про колдовство, про астрологию и говорящие статуи… — запинаясь, вымолвила Клариче.

Мне вдруг пришло в голову, что подобные темы за этим столом — отнюдь не редкость.

— …просто богохульство!

Клариче поглядела на Лукрецию, ища у нее поддержки.

— Разве не так?

— Клариче абсолютно права, — строго объявила Лукреция, но от меня не укрылась снисходительная нотка в ее голосе.

Хозяйка дома слыла чрезвычайно набожной женщиной, но в первую — и главную — очередь она оставалась любящей матерью. Напустив на себя показную суровость, она погрозила сыновьям:

— Фу, от вас как будто серой попахивает!

Те только рассмеялись.

— Мы всего лишь ищем божественного озарения без посредничества Спасителя, — убежденно сказал Фичино.

— Но не кажется ли тебе, Силио, что так легко впасть в ересь? — беззлобно возразила ему Лукреция.

— А если наделять изваяния астральной силой посредством магии, как поступает наш учитель Фичино, то можно зайти и еще дальше, — поддержал Лоренцо.

Мне было очевидно, что тем самым он хочет поддразнить свою юную женушку.

— Однако, мамочка, все философы прибегают к этому безобидному упражнению, — продолжал Лоренцо.

Лукреция промолчала, а Клариче сидела, надув губы.

— К тому же не забывайте, дорогая моя, — произнес Фичино, — что даже христианнейший Августин читывал Гермеса, и весьма внимательно. Если он и не со всем соглашался, то, во всяком случае, не обвинял огульно автора в ереси.

— Верно, — согласился Лоренцо, — та традиция познания, о которой говорится у Гермеса, восходит по прямой к самому Платону. Кто же решится оспаривать мудрость Платона?

— В сущности, — снова обратился ко мне Фичино, — у нас есть основания считать Гермеса современником Моисея.

— В самом деле? — Эта неожиданная идея так поразила меня, что мне захотелось немедленно написать о ней папеньке.

— Да, — подтвердил Лоренцо, — мы уже даже пробовали дискутировать на тему, не были ли они одно и то же лицо.

— Пойду лягу, — объявил вдруг Пьеро.

Он, видно, довольно наслушался философствований за этот вечер, или же ему просто не давали покоя боли. Положив руки ладонями на стол, Пьеро попытался опереться на них и встать.

— Подождите, папочка! — вскочил Боттичелли. — Я хотел кое-что показать вам!

Лицо хозяина подобрело, а на губах от приятного предвкушения заиграла довольная полуулыбка. Он снова расслабленно откинулся на спинку стула.

— Все сидите, — велел Сандро, устремившись к двери, судя по всему ведшей с лоджии во дворец, — а ты, Джулиано, пойдем со мной, поможешь!

Тот послушно поднялся и пошел вслед за Боттичелли. Вскоре послышался странный скрип — оба катили по мраморному полу подставку с установленной на ней прямоугольной рамой около трех с половиной метров в длину и вдвое меньше — в высоту. Поверх всего сооружения была наброшена заляпанная красками ткань.