Читаем без скачивания Кукловод. Книга 2. Партизан - Константин Калбазов

Кстати, эти «манлихеры» не совсем обычные. Что касается механизмов, тут все нормально. Разве только добавилась планка для крепления оптики. А вот ложе претерпело некие изменения. Во-первых, оно изготовлено из березы, что несколько облегчает деревянную часть. Во-вторых, появилась полупистолетная рукоять с вырезанным в верхней части пазом под большой палец. Теперь рука ложится на ложе совершенно органично, и оружие удерживать намного удобнее. Появились небольшие сошки, которые напрочь съели выигрыш по весу. Да еще, пожалуй, и прибавили вместе с прицельной планкой.

Все эти переделки были сделаны по заказу Шестакова. Разумеется, он не мог предоставить четких чертежей, а только рисунки, но плотник или краснодеревщик все исполнил в лучшем виде. Кстати, и в версию по якобы переделке поврежденного в боях оружия также укладывается.

Единственный недостаток — то, что теперь винтовку зарядить пачкой можно только при отсутствии оптического прицела. При его наличии, отстреляв пачку, находящуюся в магазине, дальнейший огонь можно будет вести, заряжая оружие по одному патрону. Как на «берданке». Это несомненное неудобство. К примеру, ту же «мосинку» или «маузер» можно снаряжать по одному патрону, до полного магазина.

Но Шестаков намеренно сделал выбор в пользу «манлихера». И дело тут вовсе не в том, что его группа действует на австро-венгерском фронте и, соответственно, в тылу не будет проблем с боеприпасами. Куда больше его устраивал калибр в восемь миллиметров и, как следствие, более тяжелая пуля.

Повертел в руках винтовку, принял от лавочника оптику и без его помощи довольно быстро разобрался, что тут к чему. Присоединил прицел, приложился. Очень удобно. А главное, мастер четко уловил идею с нащечником на прикладе. Все выполнено не просто с мастерством, но с любовью. Получилось очень прикладисто. Выпускать из рук такую красоту не хочется.

— Ну как? — самодовольно поинтересовался лавочник.

— Василий Григорьевич, у меня просто нет слов. Замечательно.

— Ага. Ну тогда, я надеюсь, свою обычную песню про скидочку вы не заведете.

— На этот раз нет. Вот только особо-то не зверствуйте, — тут же спохватился Шестаков.

— Да что вы, Иван Викентьевич, я по-божески. Правда, цена все же возросла. Я ведь тогда вам навскидку говорил, а это дело такое.

— Это-то я понимаю. Таких красавиц две дюжины?

— Как в аптеке.

— А что с глушителем и переделкой патронов?

А вот это, кстати, уже не совсем законно. Конечно, официального запрета на продажу приборов для бесшумной стрельбы нет. Просто законы пока запаздывают за этим новшеством, которое к тому же еще не нашло большого распространения. Однако время военное, да еще и революционные боевые группы прекратили свою деятельность не так и давно.

Поэтому вопросы могли появиться и у жандармов, и у полицейских. Шестакову-то на это плевать. Ну, проверят и отпустят, причем со всеми его покупками. А вот к Василию Григорьевичу может возникнуть целый ряд вопросов. И к тому, кто занимался разработкой данного прибора — тоже. А эти люди очень даже могут еще пригодиться. Как тут ни крути, а впереди еще два года войны. А ну как понадобятся новые изделия, и что же, все с самого начала?

— Все сделали, — ответил Василий Григорьевич. — Правда, пришлось помучиться чуть больше, чем думали, но исполнили. Кстати, вы оказались правы, тупоносые пули от патронов к «манлихеру» на дозвуковой скорости показали наилучшие результаты.

— Удалось изготовить универсальный глушитель или вышли два раздельных?

— Нет, универсальное изделие получить не удалось, — открывая другой ящик гораздо более скромных размеров, произнес лавочник. — Извольте. Вот ваши глушители.

Шестаков взял в руки цилиндрический предмет в промасленной бумаге и развернул ее. Довольно увесистая вороненая стальная трубка диаметром около четырех сантиметров и длиной порядка пятнадцати. По всей поверхности имеется множество мелких отверстий. Виден шов, указывающий на то, что трубка раскручивается на две половинки.

— Две камеры, — начал пояснять Василий Григорьевич, — разделены резиновой мембраной с крестообразным вырезом. Такая же стоит и на выходном отверстии. Лишние газы отводятся сквозь эти маленькие отверстия. Выстрела практически не слышно. Легкий хлопок, и не более. «Наган» так и вовсе не слышен, курок и то громче ударяет. Из винтовки прицельная дальность составляет сто сажен. Можно и до ста пятидесяти, но при этом точность сильно падает. Из «нагана» лучше стрелять не далее десяти сажен или вообще семи.

— Ну, «наган» примерно так и планируется использовать, — удовлетворенно произнес Шестаков. — Сколько образцов?

— Как вы и заказывали. По две дюжины к «манлихерам» и «наганам».

— А «наганы» с откидывающимися барабанами найти удалось?

— Не переживайте, нашел. Правда, сейчас это довольно редкий товар, так что уж извините, но…

— Я понял, теперь цену сбить не удастся.

— Вы правильно понимаете, — пожал плечами лавочник.

— Отчего же вы думаете, я не смогу воспользоваться армейскими револьверами?

— Потому что вам нужны эти, с возможностью быстрой перезарядки.

— Угу. Логично. А где можно будет опробовать глушители?

— Так надевайте и пробуйте. Они же глушители. Вон чурбак валяется, в него и бейте.

— А из винтовки-то не пробью?

— Это с уменьшенным-то зарядом? Ой, сомневаюсь.

Ну что же, хозяин — барин. Шестаков снарядил карабин, вогнал обойму с патронами и быстро отстрелял все пять. Действительно, пять негромких хлопков ладошками. И это в закрытом помещении. «Наган» показал еще лучшие результаты.

— Василий Григорьевич, у меня просто нет слов. То, что мамка прописала. Я ваш должник.

— Я это непременно запомню, — с задорной улыбкой пообещал лавочник.

— Да, кстати, я еще возьму маленький «браунинг», так называемый дамский.

— К чему он вам? Сомневаюсь, что от этой модели будет толк на фронте, — искренне удивился Василий Григорьевич.

— Ну, это как бы оружие последнего шанса. Мне бы к нему еще подвеску, так чтобы можно было носить в рукаве.

— A-а, кажется, понимаю. Знаком с таким ношением и даже знаю, кто подобное может изготовить. Но… На фронте.

— Война войне рознь, Василий Григорьевич.

— Хм. Ну что же, пожалуй, вы правы, — вдруг вспомнив о довольно странном заказе для фронтовика, который он сам же и выполнил, согласился лавочник.

Оговорили цену, и Шестаков заверил, что через несколько дней прибудет с деньгами и людьми, чтобы забрать все это богатство. Ну вот, пожалуй, и все, пора уходить. Признаться, он переживал, что что-то может не получиться. Нет, с переделкой лож и установкой прицелов никаких трудностей не должно было возникнуть. Разве только цена будет выше, но это ожидаемо, и уж тем более, когда прицелы самые настоящие цейсовские.

Вот такой парадокс. Вроде бы и война, и в то же время вот она, немецкая работа. Конечно, это скорее всего довоенные запасы. Сомнительно, чтобы германцы позволили военной продукции уходить налево. Да и не нужно это производителям. Тут только успевай выполнять госзаказы. Так что зарабатывать себе геморрой никто не станет.

Выйдя из лавки, сразу подозвал извозчика, благо центр и их тут предостаточно. Идти ему недалеко, но, с другой стороны, на пролетке будет быстрее, а время терять не хотелось. В летнем саду его ожидала Ирина с детьми. Шейранов искренне любил свою жену, но Ирина… Словом, это совершенно другое. А еще ее сынишка и дочь, Сережа и Аня. После всей грязи и смертей эти два чистых и безгрешных человечка оказались настоящей отдушиной. В их присутствии Шейранов буквально отдыхал и оттаивал душой.

Жаль только, подольше пробыть никак не получится. Ему удалось выпросить всего лишь неделю, причем вместе с дорогой. До Самбора, где теперь базировался его партизанский отряд, ему добираться минимум сутки. То есть двое суток долой. Да еще нужно выполнить кое-какие поручения, доставшиеся ему в нагрузку. Ох, не в Советском Союзе появилось это веяние. Так что времени у него не так и много, и стоит дорожить каждой минутой.

Он устроился в мягко покачнувшейся на рессорах пролетке с открытым верхом и откинулся на кожаную спинку. Извозчик залихватски гикнул на «родимую» и не так уж быстро поехал в сторону Летнего сада. А куда мчать-то? На дворе конец августа, денек погожий, народу на улице не протолкнуться. Вот пустишь лошадку вскачь и наедешь на какого-нибудь зеваку. Столько бед потом на голову свалится, что никакой переплате рад не будешь.

В пролетке Шестаков вдруг оказался не у дел. Сиди себе да поглядывай по сторонам на многочисленных прохожих. Как это ни странно, но он и сам являлся объектом внимания. А что, офицер, с отменной выправкой и «Георгием» на груди, привлекает внимание не только молоденьких барышень.