Читаем без скачивания Наполовину мертвый кот, или Чем нам грозят нанотехнологии - Сергей Тараненко

А нанотехнологии дают такого рода начинателям прекрасную почву, замечательный «инструмент» для их построений. Разговоры об «эффективности» и «инновациях» — надежный признак их узнавания, а словосочетание «эффективный менеджер» — сигнал отсутствия научного и инженерного фильтра того, что этот менеджер делает.

Сам ученый, инженер, изобретатель — человек второстепенный, объект манипуляции. Во второй половине XX в. наука в своем развитии прошла этап, когда роль отдельного ученого была нивелирована — наука стала предметом деятельности коллективов, в которых отдельный ученый вполне заменим, не критичен. Нанотехнологии вернули нас в эпоху если не ученых-одиночек, то небольших научных коллективов. И уже поэтому такие научные коллективы зависимы. Они готовы за финансирование заниматься ерундой. Помимо всего, ведь она так красиво называется.

Инстинктивно научные работники это чувствуют, понимают. Наиболее серьезные исследования и вузовские курсы часто избегают слова «нано» — кто разглядит это нано под привычными ученым структурной электродинамикой и физикой конденсированного состояния. И напротив, часто исследования, не имеющие к нанотехнологиям никакого отношения, — при всем уважении к ним, к их принципиальной важности и нужности, — жонглируют словом «нано» в поисках государственного финансирования. Вот и исследуют серьезные ученые наноструктуру кварк-глюонной плазмы, и не важно, что вся эта «плазма» умещается на размерах атомного ядра и, следовательно, много меньших 1 нм.

Критерии смещены. Важно не то, что действительно важно, а то, что правильно называется. И нельзя не согласиться с точкой зрения вице-премьера правительства[119] С. Б. Иванова, пытающегося такой подход изменить: нано — это не то, что так называется, а то, что дает полезный результат. К сожалению, при всем его влиянии, у него слишком много оппонентов, в том числе и «эффективных менеджеров» от науки и экономики, для которых игра в слова — образ их эффективного существования.

Итак, критерии и цели смещены. В норме человек в своей практической деятельности преследует конкретные цели. Нам не нужна эффективность как таковая, она — инструмент, позволяющий достичь нам большего, достичь того, что нам нужно. Действительно нужно. Мы живем в материальном мире, и нам надо удовлетворять свои витальные потребности. Мы люди, и нам надо удовлетворять свои духовные потребности. Человек — существо социальное, и ему надо удовлетворять свои социальные потребности. Но у нас не должно быть потребности соответствовать кем-то придуманным критериям, как не должно быть ориентации на не присущие человечеству как виду цели.

Наши цели должны быть конкретными, адресными и в конечном счете увеличивать человеческое счастье. Слово «человеческое» хотелось бы выделить особенно. Пусть это вселенский эгоизм, но человеку как виду нет дела до судеб трансгуманистических чудищ, даже если это «дело жизни» тех или иных — часто очень влиятельных — менеджеров.

Ошибочность целей имеет еще одно важное последствие. Ресурсы, находящиеся в распоряжении человечества — пусть в каждый конкретный момент, — ограничены. Расходуя их, мы обязательно отказываемся от чего-то другого. И наши цели должны быть достойны такого отказа, ведь, преследуя эти цели, мы отказываем не только себе, но и огромному множеству даже незнакомых нам людей.

В наногонке участвуют более 50 государств. Средства, направляемые на развитие нанотехнологий в мире, составляют колоссальные суммы: ежегодно затрачивается не один десяток миллиардов долларов.

Но на что тратятся эти средства? Значительная часть этих средств — как минимум в России — тратится на проведение выставок, международных конгрессов, на которых рассказывается о предстоящих успехах, на создание инвестиционного климата, развитие инфраструктуры и создания национальных корпораций и институтов развития. Часто все происходит в строгом соответствии с одним из правил Мерфи: если вы не хотите что-либо делать, начните к этому подготовку.

Возникновение и следование ложным целям — не случайность. Это структурный эффект. Технологическое развитие, подстегнутое нано, ведет к смене институтов науки и промышленности, в частности превращая науку, о чем преждевременно заявляли экономисты, в один из важнейших факторов производства, в производительную силу. Кому принадлежит эта производительная сила? Научному коллективу с его новеньким патентом или тому, кто этот патент сложит со множеством других для создания производственной цепочки? В изменяющемся мире ответ еще не найден.

Риск ориентации на ложные цели.

Риск превращения нано в товарный знак. Отсутствие научного авторитета.

Риск нанотехнологического плацебо.

Риск зависимости малых научных коллективов, вновь возникающих в условиях развития нанотехнологий.

Риск утраты научного мышления как основы современной цивилизации.

Риск замены средства на цель.

Глава 8

Невидимые цели

8.1. Наш враг — стереотип

Дьявол всегда сумеет подыскать и обернуть в свою пользу цитату из Библии.

Развитие нанотехнологий диктует множество изменений, не являющихся технологическими. Это изменения так называемых гуманитарных технологий, которые мы чаще всего попросту не замечаем. Любой технологический пакет требует для своего полного замыкания таких технологий. Чтобы открыть Америку, помимо описанного нами технологического пакета «навигация», нужны технологии, связанные с набором команды, подчинением команды ее капитану, и многие подобные. Экономисты называют такие «технологии» рутинами и институтами.

Рутины — это то, что мы делаем по привычке, считая, что «так и надо», не задумываясь. Нобелевский лауреат по экономике Фридрих Хайек[120] сформулировал гипотезу, что значительная, быть может большая часть, наших знаний нами не сформулирована, не находится в одном месте. Просто каждый на своем месте знает то, что он делает. Знания рассредоточены. Очевидно (хоть этого Хайек не утверждал, он не разделял взглядов экономистов, последователей институциональной теории), что эти рассредоточенные знания и есть те самые многочисленные рутины, которые мы не замечаем.

Но эти рутины технологически не независимы. Поменяв технологии, часто необходимо поменять и их. Их смена, наряду со сменой экономических институтов, и означает смену технологического уклада, той смены, которую нам обещают нанотехнологии.

Изменения, ожидаемые как результат нанотехнологий, должны носить системный характер. Это означает глобальную смену рутин.

Но позвольте! Мы к ним привыкли. Оно наше второе «я» — именно поэтому мы их и не замечаем. Мы привыкли к своим профессиональным обязанностям, мы привыкли к тем бытовым и иным возможностям, которые имеем. И все это поменять?

Очевидно, что быстрая смена рутин будет сталкиваться с повсеместным, может быть даже неосознанным, сопротивлением. Просто нам многое вдруг станет не нравиться, мы это не будем поддерживать, а наши «смыслы» будут утрачиваться.

Конечно, такое происходило и раньше. Весь XX и начало XXI в. были горазды на такое. Люди постарше испытали все это на себе. Но ожидаемые последствия, вызванные нанотехнологической революцией, возможно, будут несопоставимы. И «давление» рутин на попытки изменений будет несопоставимо большими.

Но наши рутины будут не только препятствовать технологическому развитию. Они, не находя опоры, повисая в воздухе — ведь рутины, это правильное поведение, а правильным оно быть перестало, — будут разрушать нас, превращая в упрямых противников или бесхребетных соглашателей, не имеющих собственных убеждений.

Вот почему к НБИК-технологиям была добавлена буква «С»[121]. Человек должен не только принять нанотехнологии как источник изменения базовых основ его образа жизни, он должен научиться конструктивно с ними уживаться, сделать их частью себя.

Сложность такой задачи можно продемонстрировать уже приведенными во введении примерами: неолитической революцией, когда свободный и гордый человек-охотник перешел к оседлому образу жизни и земледелию, и промышленной революцией, когда появились эти странные, быть может дьявольские, машины, разделившие труд на отдельные бессмысленные операции, подобные осколкам разбитого зеркала. Нас ждет что-то подобное. Только оно все еще «за горизонтом» нашего видения. И все страхи и преимущества нано нами еще не осознаны, не пережиты. Быть может, мы и слов то нужных пока не придумали.

Ясно наверняка следующее.