Читаем без скачивания Миры Роберта Хайнлайна. Книга 13 - Роберт Хайнлайн

Но Клиффорд все продолжал и продолжал, пока жалкая и расплывчатая картина не обрела беспощадной четкости.

— И вот я вернулся сюда. — Он смолк, так и не подняв глаз.

— И это все? — спросил пораженный Гамильтон.

— Да.

— Вы уверены, что ничего не опустили?

— Нет, конечно, нет.

— Тогда что же, во имя Бога, вы здесь делаете?

— Ничего. Мне просто некуда больше идти.

— Нет, Клифф, все-таки вы доведете меня до смерти! Действуйте! Начинайте! Поднимайте свою жирную задницу — и двигайте.

— Что? Куда?

— За ней, безмозглый идиот! Идите — и найдите ее.

Монро-Альфа устало покачал головой.

— Видимо, вы не слушали. Говорю вам: я пытался ее сжечь.

Гамильтон глубоко вздохнул, задержал дыхание, выдохнул и только после этого заговорил:

— Послушайте меня. Кое-что о женщинах я знаю, хотя порой мне и кажется, будто на самом деле не понимаю в них ничего. Но вот в чем я совершенно уверен: женщина никогда не позволит такой мелочи, как попытка разок выстрелить в нее, стать между вами — если, конечно, вы вообще имели у нее хоть какой-то шанс. Она вас простит.

— Вы ведь не всерьез так считаете? — лицо Монро-Альфы все еще хранило трагическое выражение, но он уже уцепился за надежду.

— Разумеется, всерьез. Женщина простит все, что угодно, — и в проблеске внезапного озарения Гамильтон добавил: — В противном случае человечество давно бы уже вымерло.

Глава 11

«…тогда человек нечто большее, чем его гены!»

— Не могу сказать, — заметил достопочтенный член Совета от района Великих Озер, — чтобы меня убедила аргументация брата Мордана в пользу проекта, предложенного ради того, чтобы обеспечить согласие молодого Гамильтона на передачу по наследству его врожденных качеств. Правда, я не очень хорошо знаком с деталями вовлеченной генетической линии…

— А должны бы, — довольно едким тоном перебил Мордан. — Я представил полную расшифровку два дня назад.

— Прошу прощения, брат. Последние сорок восемь часов мне почти непрерывно пришлось вести слушания. Вы же знаете, история с Миссисипской долиной — довольно срочное дело…

— Виноват, — в свою очередь склонил голову Мордан. — Непосвященному простительно забыть о занятости Планировщика.

— Пустяки. Не будем впадать в излишнюю вежливость. Я просмотрел резюме и первые шестьдесят страниц. Вкупе с моими общими знаниями это позволило составить приблизительное представление о сути проблемы. Но скажите, прав ли я, полагая, будто в карте Гамильтона нет ничего такого, чего нет в других? Можете вы предложить иные варианты?

— Да.

— Вы рассчитывали завершить программу на его потомках. В случае использования других источников — сколько понадобится дополнительных поколений?

— Три.

— Так я и думал — и в этом причина моего несогласия с вашими аргументами. Генетическая цель последовательности, разумеется, представляет для расы величайшую важность, но отсрочка на каких-то сто лет вряд ли настолько существенна, чтобы ради этого предпринять развернутое исследование вопроса о жизни после смерти.

— Правильно ли я понимаю, — вмешался спикер дня, — что вы официально подаете голос против предложения брата Мордана?

— Нет, Хьюберт, нет. Вы поспешили — и ошиблись. Я поддерживаю его предложение, невзирая на тот факт, что считаю его аргументацию хотя и справедливой, но недостаточно обоснованной. Я расцениваю эту идею как достойную — вне зависимости от причин, на основании которых она выдвинута. Я считаю, что мы должны безоговорочно поддержать брата Мордана.

Член от Антильских островов оторвал глаза от книги, которую читал (все присутствующие знали, что это не свидетельство неуважения к коллегам — у него были параллельные мыслительные процессы, и никому даже в голову не приходило, что из вежливости он станет терять половину времени).

— Полагаю, — сказал он, — Джордж должен обосновать свою позицию более подробно.

— С удовольствием. Мы, политики, подобны лоцману, который пытается осторожно вести корабль, представления не имея о пункте назначения. Гамильтон нащупал самое слабое место в нашей культуре — ему самому следовало бы быть Планировщиком. Хотя в основе каждого принимаемого нами решения и лежит объективная информация, все же оно сформировано прежде всего нашими личными воззрениями. Именно в их свете мы рассматриваем любые факты. У кого из вас есть собственное мнение о жизни после смерти? Прошу поднять руки. Ну же — будьте честными перед собой.

Нерешительно поднялось несколько рук.

— А теперь, — продолжал член Совета от Великих Озер, — я прошу поднять руки тех, кто убежден в правильности собственного мнения.

Поднятой осталась лишь рука члена Совета от Патагонии.

— Браво! — воскликнул Ремберт от Озер. — Я должен был догадаться, что вы уверены.

Вынув изо рта сигару, представитель от Патагонии рявкнула:

— Каждый дурак это знает! — и вернулась к своему вышиванию.

Ей уже перевалило за сто, и она была единственной дикорожденной во всем Совете. И вот уже более полувека избиратели неукоснительно подтверждали ее полномочия. Хотя зрение у нее мало-помалу слабело, однако зубы по-прежнему оставались своими, только с каждым годом все больше желтели. Морщинистое лицо цвета красного дерева свидетельствовало больше об индейской, чем о кавказской крови. Многие из членов Совета потихоньку признавались, что побаиваются ее.

— Карвала, — обратился к ней Ремберт, — может быть, вы сэкономите наши усилия, предложив готовый ответ?

— Ответа я вам предложить не могу — да если бы и предложила, вы бы мне не поверили. — Секунду помолчав, она добавила: — Пусть мальчик поступает как ему нравится. Он все равно так и сделает.

— Вы поддерживаете предложение брата Мордана или возражаете против него?

— Поддерживаю. Хотя не думаю, что вы сумеете подступиться к делу с правильной стороны.

Наступила короткая пауза. Каждый из присутствующих торопливо пытался припомнить, когда — если такое вообще хоть раз было — Карвала оказывалась в конечном счете не права.

— Мне совершенно очевидно, — заговорил Ремберт, — что единственно разумная личная философия, основанная на представлении о нашей полной и окончательной смертности — это философия гедонизма. Гедонист может получать от жизни наслаждения самыми тонкими, непрямыми, сублимационными методами — однако наслаждение должно быть его единственной разумной целью, сколь возвышенным ни казалось бы его поведение. С другой стороны, если жизнь представляет собой нечто большее, нежели видимый нам короткий промежуток — это открывает безграничные возможности для развития негедонистических воззрений. Объект исследования, таким образом, представляется мне заслуживающим внимания.