Читаем без скачивания Вся правда о российских евреях - Андрей Буровский

...Говоря откровенно, своей «еврейской» политикой Николай этого вполне заслуживал. Даже как-то обидно: евреи и тут заимствовали у русского народа не самую лучшую его черту — патологическое долготерпение.

Правда седьмая

ПРАВДА О ЛЮБВИ ЕВРЕЕВ К ЗЕМЛЕ

 В мире нет проворней и шустрей,

 Прытче и проворней (словно птица),

 Чем немолодой больной еврей,

 Ищущий возможность прокормиться.

                                          И. Губерман

Еще Екатерина II хотела переселять евреев на новые земли, в Новороссию, и не очень преуспела в этом занятии.

Ее внук Александр I хотел этого не меньше, чем бабуш­ка. При Александре выделили 30 тысяч десятин на первый раз, и всем евреям, желающим переселяться, давали по 40 десятин на семью, денежные ссуды на устройство хозяйства и переезд. Возвращать затраченные ссуды предполагалось начать через 10 лет и в течение 10 лет. Даже предварительную постройку домов из бревен делали для евреев-переселенцев — хотя в степных районах даже многие помещики строили себе глинобитные дома — так дешевле.

Просвещенные еврейские деятели поддерживали идею переселения, так что была она не «чисто русской» — как и большинство затей русского правительства: у каждой из них находились идейные или небескорыстные, но приверженцы.

Цель была понятна: привлечь евреев к производи­тельному труду, удалить от «вредных промыслов», при которых они «массами, волей-неволей отягощали и без того незавидный быт крепостных крестьян»1. Очень может быть, правительство и правда «предлагало обратиться к земледелию», стремясь к «улучшению их быта»2, но ев­реи-то вовсе не рвались таким способом «улучшаться». А ведь как будто очевидно, что «...против желания или при безучастности людей на землю не посадить успешно»3. Да ведь и не только посадить на землю, а вообще ничего нельзя сделать «успешно» без желания самих людей, что тут поделать!

Желание появилось в 1806 году, когда совсем прибли­зился срок выселения из деревень, и евреи «рвались... как в обетованную землю... точно как их предки из земли халдейской в землю ханаанскую». Правда, рвались они вовсе не заселять пустующие земли, а скорее уйти от преследований...

Не обходилось без гешефтов, когда свой паспорт про­давали другим, а себе требовали новый, «взамен утерян­ного». Иные же тайно уходили в Новороссию группами, без позволения и без документов. И все они «настойчиво просят землю, жилья и пищи»4.

Губернатор Ришелье в 1807 году даже просил снизить темп переселенческого движения: не успевали строить дома и рыть колодцы для новоприбывших. Но как раз в это время губернаторы Западных губерний стали от­пускать всех просившихся, вне партий, и на юг хлынул настоящий человеческий поток. Только в 1810 году, после множества  признаков  неуспеха,   правительство  стало ограничивать переселенчество. Сколько евреев успело уйти в Новороссию до этого, трудно сказать точно. Назы­вают цифры от 100 тысяч человек до 150. Многие из них «пропали» уже по дороге, и куда девались — до сих пор история умалчивает. Другие «образовались» вдруг в Одес­се, в Кишиневе... и если не могли записаться в мещане, то слонялись бродягами, прибивались в артели рыбаков или в иные промыслы... Но на землю упорно не садились.

Только две трети переселенцев начали вести зем­ледельческое хозяйство. Треть сразу ушла в города. Но и пытавшиеся осесть на землю лучше бы сразу сбежали в Одессу! Большая часть из них не стала за­житочными даже через несколько лет, и причины этого очевидны: переселенцы засевали лишь малую часть земли и старались пахать и сеять поближе к дому. По неопытности ломали инструмент, а то и продавали сельскохозяйственные орудия. Скотина у них падала, а то и «режут скот на пищу, а потом жалуются на не­имение скота». Продают скот и покупают хлеб для еды себе и бесчисленным родственникам, приходящим из западных губерний. Не сажают огородов. Соломой, заготовленной для кормежки скота, топят избы. Не заготавливают кизяков, а дров на юге мало, жилища отсыревают, потому что не протоплены. От нечистого содержания домов — болезни.

Поселенцы за год, за два вовсе не поднимались до самостоятельной жизни (на что рассчитывало русское правительство), а оказались «доведены до самого жалкого положения», износились до лохмотьев. Но инспектора отмечали: произошло это потому, что поселенцы «все надеются на вспоможение от казны», а сами «не имели одежды по лености, ибо не держали овец, не сеяли льна и конопли», и их женщины не пряли и не ткали5.

Некоторые сознательно держали свои хозяйства в убо­жестве — это давало им основания просить помощи или разрешения уйти, отлучиться на заработки. «Иные сеяли по 5 лет на выпаханных нивах», не меняя культур, и в конце концов «даже семян не собирали», то есть урожай оказывался меньше посеянного. Волов же, данных пра­вительством, «отдавали в извоз», не кормили, изнуряли непосильной работой. Были случаи, когда евреи-пересе­ленцы «роптали» на тех, кто трудился и получал хороший урожай: они могут «показать начальству способность к земледелию и их принудят им заниматься».

В одной из колоний инспектора нашли из 848 посе­ленных там семейств — 538. Остальные ушли в Херсон, в Одессу, Николаев, даже в Польшу на промыслы; а то и вообще исчезли неведомо куда. И в других колониях тоже «Весьма многие, получив ссуду и считаясь хозяевами, являлись потом в селения только ко времени денежных раздач... а потом уходили с деньгами в города и селения для промыслов».

В селении Израилевка под Херсоном из 32 поселен­ных семей жили 13, остальные «шинкарили в соседних уездах»6.

Для ведения же сельского хозяйства многие евреи привлекали к земледелию беглых бродяг — в основном из беглых крепостных. Эти занимались земледелием весьма охотно, а некоторым так нравились их новые хозяева, что они переходили в иудаизм, почему и «пришлось» запретить евреям нанимать в работники христиан (ужасно непат­риотическое замечание: получается, евреи были лучше русских помещиков? Так?).

Оценки инспекторов, проверявших, как евреи присту­пили к новой жизни, рисуют безрадостную картину «по привычке к беззаботной жизни, малой старательности и неопытности к сельским работам». По их мнению, «к земледелию надо готовить с юных лет; евреи, до 45 и 50 лет дожившие в изнеженной жизни, не в силах скоро сделаться земледельцами»7.

Ришелье утверждал, что жалобы исходят от «праздно­любивых» хозяев, а от «добрых» жалоб не дождешься. Но много ли было среди евреев хозяев добрых?

Порой оценки происходящего звучат не только наив­но, но и обиженно: «Правительство пожертвовало для них казенным пособием с надеждою, чтобы были они земледельцы не по одному названию, а на самом деле»8. «Некоторые из поселенцев, без побуждения к трудолю­бию, могут надолго остаться в убыток казне»9. И вообще еврейские колонии не процветают «по узнанному теперь их  отвращению к земледелию».

А раньше узнать этого было ну никак невозможно... Скажем, спросить самих евреев.

Может быть, стать земледельцами евреям помешали какие-то внешние обстоятельства? Тяжелый климат? Неурожаи? Трудности поднимать целину? По словам хны­чущих переселенцев, «степная земля столь твердая, что ее приходится пахать четырьмя парами волов», воды у них мало, все они больны от плохого климата, а выращенное ими тут же поедает саранча.

Все это было... Но, во-первых, Новороссия — это один из самых благодатных регионов во всем мире, край курортов международного значения. В Северном При­черноморье и в Северном Кавказе сосредоточивается порядка 20% мирового чернозема. Это край — почти самый благоприятный и для земледелия, и для жизни человека на всем земном шаре. Во всяком случае, и жить тут лучше, и уж конечно, вести хозяйство выигрышнее, чем в Израиле.

Во-вторых, в том же самом месте и в то же время другие переселенцы: болгары, меннониты, немцы, понтийские греки разводили огромные сады, виноградники, собирали великолепные урожаи и быстро становились «весьма зажиточны».

Несколько раз немцев-колонистов даже переселяли в еврейские колонии — чтобы те могли посмотреть, как хозяйничают. Усадьба немца издали была видна, выделяясь на фоне еврейского переселенческого убожества. Но ев­реи лучшими хозяевами не стали — ведь от демонстрации соседа, у которого десятеро детей, импотент не излечи­вается, а только приобретает комплекс неполноценности.

Мнение русских, от крестьян до царского дворца, было примерно одинаковым: евреи неспособны к земле­делию, потому что «изнежены» и привыкли к более легкой жизни. Эту позицию слишком легко разделить. У русских, природных земледельцев, постоянно осваивавших новые пространства, слишком велико неуважение к людям, не способным преодолевать трудности и устраиваться на новом месте. Даже люди, чья семейная память уже не включает поколений крестьян, считают труд на земле благородным, жизнь поселянина здоровой, а деятель­ность по освоению, по распашке леса и степи — самой осмысленной.