Читаем без скачивания "Белые линии" - Р. Шулиг

Они, собственно, были двумя единственными образованными людьми в деревне и, естественно, не могли чураться друг друга. Наоборот, они взаимно нуждались друг в друге. Томан созывал собрания, проводил всевозможные мероприятия в те дни, когда не было церковных служб и религиозных праздников, а священник, со своей стороны, никогда не выступал против этих мероприятий, не настраивал людей не принимать в них участие, больше того, люди неоднократно слышали от него слова одобрения по поводу каких-либо начинаний местных властей.

Обычно они встречались по вечерам в своих садиках, расположенных по соседству, хвастались друг перед другом расцветшими по весне волчьими ягодами и крокусами, а осенью игольчатыми астрами, обменивались опытом обрезки яблонь и роз. Томан, на которого эти встречи действовали успокаивающе, улучшая его настроение после дневной суматохи, ожидал их с нетерпением и явно расстраивался, когда не видел за забором белую голову священника и не слышал его тихие, произнесенные с улыбкой слова: «Бог в помощь, пан управляющий, вот и снова вечер наступил, и еще одним божьим днем укорочен наш путь к могиле».

В тот вечер эта привычная фраза уже давно прозвучала, и пан управляющий Томан сидел в своем школьном кабинете, склонившись над методическими указаниями на новый учебный год, а священник, удобно устроившись в своей комнате под красивой деревянной настольной лампой, читал библию. В былые времена не каждый вечер брал он ее в руки, но к старости начал все больше и больше осознавать мудрость этой книги, которую он знал почти наизусть. Теперь он склонен был полагать, что это не только книга о вероучении, но и значительное литературное произведение.

Священник каждый день читал газеты и хорошо знал, что происходит в мире. И нужно сказать, новой войны он не желал. Наоборот, стоило ему вспомнить войну минувшую, как тело его охватывала неудержимая дрожь, он как будто уходил в себя, глаза его теряли приветливость, подернутые дымкой печальных воспоминаний. После этого он обычно исступленно молился целыми часами, не в силах сосредоточиться на чем-либо ином...

Неожиданно его глубокие размышления прервал тихий, но настойчивый стук в окно. Священник удивленно поднял голову, ведь была уже ночь. Однако он все же встал и тяжелой походкой подошел к окну; в этой деревне живут только добрые люди, которые его любят, так чего же ему бояться?

— Кто там? — спросил он.

За окном послышался приглушенный мужской голос:

— Друг! Побыстрее, прошу вас! Откройте!

Священник скорее воображал, нежели видел человека, произнесшего в спешке эти слова. Там, за стеклами и занавеской, просматривался почти растворившийся в темноте силуэт. Священнику и в голову не пришло спросить, почему этот «друг» не назвал своего имени и почему он не постучал в дверь, как обычно делают люди.

Он открыл окно. В комнату проникло дыхание душной летней ночи, занавески заколыхались под неожиданным напором ветра, который возвещал приближение грозы; небо над горизонтом уже вспарывали молнии.

— Что случилось? Кто-нибудь умирает и хочет исповедоваться? — участливо спросил священник.

— Нет! — сказал неизвестный и пружинисто вспрыгнул на подоконник. — Я просто пришел вас навестить. Вы одни?

На незнакомце был черный резиновый плащ, лицо его заросло щетиной, колючие глаза иронически улыбались.

Священник немного испугался, когда мужчина спрыгнул внутрь комнаты.

— Кто вы? Чего хотите? Зачем навестить? Я никого не приглашал и никого не ждал!

— Сейчас вы все поймете. Хорошо, что вы дома один. Двоим нам говорить будет гораздо лучше. — Аккуратно закрыв за собой окно, он извинился: — Простите меня за этот необычный визит, но дверь вашего дома хорошо видна с улицы. — Он быстро обошел все помещения, тщательно и со знанием дела осмотрел все углы и шкафы.

— Что вы себе позволяете? Уходите отсюда немедленно! Я вас не знаю! — возмущенно воскликнул священник.

Но человек только спокойно улыбнулся:

— Вот видите! А я уже живу в этой деревне целый месяц!

— У кого?

— Это не имеет значения. Важно сейчас то, что там я не могу больше находиться и поэтому хочу переселиться к вам.

Священник задрожал от негодования. Если бы не его возраст, он вышвырнул бы этого непрошеного гостя за дверь.

— Не понимаю... Какое мне до вас дело? По какому праву вы решили у меня поселиться? Покиньте мой дом, пожалуйста...

— Очевидно, я просто хочу добиться вашей христианской любви, — ухмыльнулся неизвестный.

— Я старый человек и хочу покоя!

Священник снова почувствовал силу, он уже оправился от испуга. Он подскочил к окну и снова широко открыл его. Священник знал: стоит ему лишь крикнуть, как все деревенские псы тут же проснутся и душная предгрозовая ночь наполнится их громким тревожным лаем.

— Уходите! Немедленно уходите... или я позову на помощь!

Однако неизвестный даже не пошевелился. Тихо, с улыбкой, он спросил:

— Кого же? Уж не патера ли Лоренца?

Чувство негодования, охватившее было священника, снова исчезло, губы его побелели от страха. Постепенно, как бы колеблясь, он начал сдаваться. Закрыв окно, он прошептал:

— Но ведь он... Что вы о нем знаете? Он ведь давно здесь не живет...

— Верно, здесь он не живет. Он теперь живет в Мюнхене. И часто о вас вспоминает. Добрым словом, конечно. Он, кстати, поведал мне кое-какие интересные вещи о вашем прошлом, далеком прошлом времен войны.

Это доконало священника. Собрав последние силы, он спросил:

— Скажите, ради бога... Кто вы, собственно, такой?

Поняв, что старик повергнут на колени, незнакомец сказал со спокойным превосходством, что больше было похоже на приказ, нежели на ответ:

— Для вас я... штабс-капитан. Думаю, что на первое время этого будет достаточно. А теперь покажите мне, где у вас кровать. Я страшно хочу спать.

Говорят, что случай может решить все. Человек, которого искали в этой деревне Земан с Житным и который нашел теперь прибежище в доме священника, был не кто иной, как штабс-капитан Кристек, хорошо знакомый читателю по февральской «охоте на лис», проведенной несколько лет назад.

Сотрудники угрозыска фотографировали, снимали отпечатки пальцев, устанавливали траектории пуль, искали стреляные пули и гильзы.

Снаружи, за забором, собралась кучка любопытных, пораженных событием, взбудоражившим всю деревню. Ничего подобного здесь отродясь не видывали. Правда, когда-то в деревне застрелили священника, но это было скорее легендой, чем историческим фактом. Это случилось более ста лет назад, и убийство было совершено, по одним данным, братьями священника, а по другим — его незаконнорожденным сыном. Но это было так давно, что люди с неуверенностью показывали на кладбище на поваленный крест и полуизъеденную ржавчиной металлическую ограду вокруг могилы. Надпись от бесчисленных дождей и снегов стала неразборчивой — бог знает, кто там лежит в этой старой могиле.

И вот теперь здесь, в этой тихой деревне, где жители знали друг друга с первых детских шагов, где всегда было известно, что варится на обед в том или ином доме, кто кому дал пощечину и за что, кто с кем тайком гуляет, — здесь чуть было не произошло убийство. Невероятно!

Люди терпеливо выстаивали перед домом Мутлов, заглядывали в окна и приоткрытые двери, комментировали каждое движение сотрудников уголовного розыска и с неослабевающим интересом слушали старого Свободу, который чувствовал себя героем дня и со все большими подробностями рассказывал о случившемся каждому вновь приходившему.

— ...Единственное, что спасло Карела, — это старый заряженный дробовик, висевший в кладовке. Если бы я был дома, — старик с серьезным видом огляделся по сторонам, — все бы наверняка было иначе. Я бы схватил топор или штык, и нас бы было с Карелом против них уже двое...

— Ведь это ужасно! — с испугом произнесла одна из женщин. — Выходит, уже и дома нельзя чувствовать себя спокойно.

— И так они, говорят, поступят с каждым, кто будет помогать коммунистам, — тихо добавила другая и с опаской оглянулась. — Это будто написано в тех листовках.

Матыса эта глазеющая любопытная толпа выводила из себя. С одной стороны, ему казалось, что своим любопытством они мешают сосредоточенной работе районной следственной группы, а с другой — в голове его вертелось опасение, что двум самым старшим здесь начальникам, Житному и Земану, может показаться, что в его районе нет порядка, что он не пользуется здесь авторитетом. Выбежав на порог, старшина закричал:

— В чем дело? Почему собрались? Разойдитесь, здесь вам не театр!

Толпа зевак отступила на почтительное расстояние. Однако люди не разошлись, а только сомкнулись еще плотнее. Сейчас их вряд ли удалось бы разогнать и водометом.

Но Земан с Житным толпу не замечали. Они привыкли к интересу, проявляемому в таких случаях жадной до сенсаций публикой. Усевшись с Карелом Мутлом за стол, офицеры ждали результатов работы оперативной группы.