Читаем без скачивания Белорусские коллаборационисты. Сотрудничество с оккупантами на территории Белоруссии. 1941–1945 - Олег Романько

В целом акция по созданию КБС не принесла ее немецким инициаторам желаемого результата. Анализируя причины провала его использования, начальник полиции порядка генерального округа «Белоруссия» СС-штандартенфюрер Клепш писал в апреле 1943 года: «Во-первых, несмотря на многочисленные просьбы, вермахт не предоставил необходимое количество оружия. Во-вторых, как только стало известно о создании КБС, белорусские бойцы самообороны вместе со своими семьями начали подвергаться постоянному террору со стороны бандитов (советских партизан). В-третьих, за редчайшим исключением, эти люди были абсолютно ненадежны и легко поддавались воздействию пропаганды противника. Имели место случаи, когда крупные патрули КБС, вооруженные винтовками и автоматическим оружием, добровольно переходили на сторону бандитов»[411]. Формально эти причины послужили поводом для расформирования КБС. Однако в этой истории не все было так просто.

Целый ряд фактов свидетельствует о том, что КБС был в основном именно немецкой инициативой, а председатель единственной на то время легальной белорусской организации – БНС – И. Ермаченко не проявлял особого интереса к созданию белорусских вооруженных сил. На соглашение с немцами он пошел только «под давлением белорусской общественности», и только после того, как Кубе сам предложил ему это. Роль же последнего в деле создания КБС несомненна. По сути, создание этого корпуса было одним из пунктов реализации политической позиции генерального комиссара, еще одним ходом в партии против руководства СС. Польский историк Ю. Туронек утверждает, что приказ Кубе о создании КБС был издан даже без формального согласия Розенберга и Гиммлера, а рейхскомиссар «Остланда» Г. Лозе был извещен о нем постфактум[412].

Руководство СС, конечно, не было против того, чтобы белорусская самооборона выполняла антипартизанские функции. Однако оно не хотело того, чтобы наличие собственных вооруженных частей усиливало позицию Ермаченко, а через него – Кубе. Поэтому даже такой, урезанный Ценнером, проект КБС не мог не вызвать противодействия Гиммлера. Согласно его указаниям полицейские власти «Остланда» избрали политику постепенного уничтожения корпуса. В конце июля 1942 года лояльного к политике Кубе Ценнера сменил СС-бригадефюрер В. Шимана, который сразу же начал исправлять «ошибки» своего предшественника[413]. В сентябре он отобрал у Ермаченко титул «главного коменданта» КБС, распустил его штаб, запретил присваивать персональные офицерские звания выпускникам Минских курсов, а также начал тянуть с обмундированием и вооружением уже сформированных батальонов самообороны. Взамен распущенного штаба Ермаченко разрешили иметь при себе главного референта по делам КБС, на должность которого был назначен Ф. Кушель. В округах при местных руководителях БНС вводились должности окружных референтов. Эти референты подчинялись как окружным руководителям БНС, так и окружным начальникам немецкой полиции. По существу, их роль была сведена к обычной вербовке в части самообороны. Получалось, что белорусская иерархия КБС формально сохранялась, но с очень ограниченной компетенцией. Как вспоминал позднее Кушель, он, как главный референт, отдавал окружным референтам много распоряжений, однако все они предварительно проходили через немецкие инстанции[414].

Фактически из прообраза «Белорусской национальной армии» самооборона превращалась в заурядное полицейское формирование. К этому резко отрицательно отнеслась комиссия КБС при Центральном совете БНС. В своих обращениях к полицейскому руководству Минска члены комиссии делали упор на то, что белорусское общество подсознательно негативно относится к полиции. Поэтому необходимость организации новых и сохранения имеющихся формирований под белорусским командованием была очень актуальна.

Недовольство белорусской общественности особенно отчетливо проявилось на уже упоминавшемся съезде окружных и районных руководителей БНС, который проходил в ноябре 1942 года. Так, мнение большинства делегатов по поводу ситуации, сложившейся вокруг самообороны, высказал делегат от Новогрудского округа Б. Рогуля. В частности, он заявил, что «народ потерял доверие к нам. Нет никакой возможности оставаться невооруженными. Мы должны иметь свои вооруженные силы, иначе мы никогда не восстановим доверие нашего народа»[415].

После бурных дебатов было принято решение подготовить проект нового Устава КБС, обсудить его на местах и представить немецким властям на утверждение. Кроме того, предлагалось составить меморандум о положении в округах, о потере доверия народа и направить его генеральному комиссару Кубе. Наконец, чтобы восстановить это доверие, следовало предпринять такие меры: офицеров и унтер-офицеров, которые уже прошли курсы переподготовки, направить в районы, где они бы заняли руководящие посты в белорусской полиции, очистили ее от поляков и взяли ситуацию под свой контроль. На этом представители БНС разъехались по своим округам. Однако, как можно догадаться, в той ситуации эта и подобные ей инициативы могли быть восприняты немецким руководством исключительно негативно[416].

Такая патовая ситуация сохранялась до апреля 1943 года, когда немцы, воспользовавшись скандалом, в котором был замешан Ермаченко, окончательно решили распустить КБС. Сначала в мае 1943 года были упразднены должности окружных референтов. А через несколько дней был издан приказ, согласно которому личный состав всех батальонов переходил в подчинение полиции порядка, охраны железных дорог или отправлялся на принудительные работы в Германию. По свидетельству Кушеля, многие солдаты отказывались переходить в полицию, поэтому в некоторых случаях для расформирования батальонов немцы применяли силу[417].

Эта история с КБС, конечно, самым отрицательным образом сказалась на лояльности белорусов к новой власти. Ее противники еще больше укрепились в своем мнении, что от оккупантов ничего хорошего ожидать не приходится, а немногочисленные сторонники «были оскорблены в самых своих лучших чувствах». В дальнейшем многие из них, даже уже завербовавшись в очередное формирование, зачастую думали о том, что и эта затея кончится так же, как и с корпусом самообороны. Естественно, что такие мысли никак не способствовали укреплению боевого духа и морального состояния новых белорусских добровольцев.

Тем не менее даже после расформирования КБС идея охраны оккупированной территории силами самообороны не умерла, как казалось, окончательно. Летом 1943 года она возродилась в виде так называемых «оборонных деревень» (Wehrdorf) и была связана с проектом Розенберга по внедрению в «восточных» областях «нового порядка землепользования». Главной своей целью этот проект ставил привлечение белорусских крестьян на сторону новой власти, поскольку обещал им наделение землей в полную собственность. Проект имел больше пропагандистский характер, так как окончательно аграрный вопрос немцы собирались решать только после завершения войны. Пока же предусматривалось, что «при наделении земельными участками следует иметь в виду в первую очередь и преимущественно тех крестьян, которые оказывали содействие в борьбе против партизан»[418]. «Оборонные деревни» и явились тем местом, где крестьянин мог получить землю в свою полную собственность.

По сути, «оборонные деревни» явились компромиссом между политическим и полицейским руководством оккупированных территорий, так как новый фюрер СС и полиции «Белоруссии» СС-штандартенфюрер Э. Эрлингер понимал всю их неэффективность с военной точки зрения. Розенберг же, помимо политических мотивов, видел и явный экономический выигрыш от этой затеи. По его мнению, эти деревни позволили бы контролировать производство и захват сельскохозяйственной продукции. «Опираясь на эти опорные пункты, – утверждал вслед за Розенбергом заведующий экономическим отделом генерального комиссариата, – надо попытаться вовлечь в полицию оседлое местное население и тем самым оказать поддержку немецким войскам»[419].

В результате осенью 1943 года началось создание сети «оборонных деревень», преимущественно в районах, граничащих с лесными массивами. Так, в Барановичском округе их было организовано четырнадцать, в Слонимском, Новогрудском и Слуцком округах – примерно по десять[420]. Главной задачей гарнизона деревень являлось отражение партизанских нападений, а также вылавливание одиноких диверсантов и разведчиков. Для несения такой в общем-то непростой по тем условиям даже для регулярных частей службы немцы выдавали местным жителям не более двадцати старых советских винтовок с небольшим боезапасом к ним. Первоначально, пока партизаны не разведали реальную военную силу «оборонных деревень», их наличие в том или ином районе давало определенные результаты. Однако со временем стало ясно, что гарнизоны этих деревень не могут обороняться против лучше вооруженного и большего по численности врага. По словам наместника БЦР в Вилейском округе Я. Малецкого, к середине 1944 года «они производили только провоцирующее воздействие на польских и коммунистических партизан, заставляя их мстить мирному белорусскому населению»[421]. В общем, и с политической, и с военной точки зрения идея «оборонных деревень» не оправдала себя. Кроме того, их население не подлежало мобилизации в БКА, что, естественно, лишало последнюю значительного контингента более-менее подготовленных и обстрелянных призывников[422].